Дивергент - Вероника Рот

Я смотрю за ограждение. В расстоянии нескольких этажей ниже нас находится река. Фонтаном вода ударяет о стену подо мной и разлетается брызгами. Слева от меня поток спокойнее, но справа вода сражается с камнями.

— Бездна напоминает нам, что есть большая разница между храбростью и идиотизмом! — выкрикивает Четыре. — Смельчак, который спрыгнет с этого выступа, найдет только свой конец. Это случалось раньше и случится в будущем. Вы предупреждены.

— Это невероятно, — говорит Кристина, когда мы отходим от перил.

— Невероятно — не то слово — соглашаюсь я.

Четыре ведет группу инициируемых через Яму к зияющей в стене дыре.

Проход хорошо освещен, так что я вижу, куда мы идем: в столовую, полную людей, в которой я слышу стук приборов.

Когда мы входим, Бесстрашные встают.

Они аплодируют.

Они топают ногами.

Они кричат.

Шум окружает меня, заполняет меня.

Кристина улыбается, спустя секунду улыбаюсь и я.

Мы осматриваем свободные места. Мы с Кристиной находим практически пустой стол около стены, и тогда я осознаю, что сажусь между Кристиной и Четыре.

Посередине стола большое блюдо с едой, названия которой я не знаю: круглые куски мяса, расположенные между круглых кусков хлеба.

Я отщипываю от одного из них, не зная, как это есть.

Четыре толкает меня локтем.

— Это говядина, — говорит он. — Намажь ее этим.

Он передает мне маленькую тарелку, наполненную красным соусом.

— Ты никогда раньше не ела гамбургер? — спрашивает Кристина, ее глаза становятся большими от удивления.

— Нет, — говорю я. — Это так называется?

— Стиффы едят пищу попроще, — говорит Четыре, кивая Кристине.

— Почему? — спрашивает она.

Я пожимаю плечами.

— Несдержанность считается потворством собственным слабостям и излишеством.

Она самодовольно улыбается.

— Неудивительно, что ты ушла.

— Да, — говорю я, закатывая глаза. — Это было именно из-за еды.

Уголки губ Четыре приподнимаются.

Двери кафетерия открываются, и комната погружается в тишину.

Я оглядываюсь через плечо.

Входит молодой человек, и становится так тихо, что я могу услышать его шаги.

Его лицо проколото во стольких местах, что я сбиваюсь со счета, его волосы длинные, темные и сальные.

Но не это заставляет его выгладить грозно, а холодность в его глазах, осматривающих комнату.

— Кто это? — шепчет Кристина.

— Это Эрик, — говорит Четыре. — Он лидер Бесстрашных.

— Серьезно? Но он так молод.

Четыре кидает на нее тяжелый взгляд.

— Возраст здесь не имеет значения.

Я знаю, что она собирается спросить то же, что и я: «Что тогда имеет?» Но Эрик заканчивает осматривать комнату и идет к столу. К нашему столу. Подойдя, он усаживается на стул возле Четыре. Он не здоровается, и мы тоже.

— Ну что, не собираешься представить меня? — спрашивает он, кивком указывая на меня и Кристину.

— Это Кристина и Трис, — отвечает Четыре.

— Ох, Стифф, — говорит Эрик, ухмыляясь мне. Его улыбка растягивает губы, и дыра от пирсинга становится более широкой. Я вздрагиваю. — Посмотрим, сколько ты продержишься.

Я хочу сказать что-нибудь… возможно, уверить его, что я буду тут до конца… но мне не хватает слов. Я не понимаю почему, но я не хочу, чтобы Эрик смотрел на меня и дальше. Я хочу, чтобы он больше вообще никогда на меня не смотрел.

Он постукивает пальцем по столу. Его суставы более кривые в тех местах, где они, вероятно, были сломаны, как если бы он ударил по чему-то очень твердому.

— Чем ты занимался в последнее время, Четыре? — спрашивает он.

Четыре пожимает плечами.

— Ничем, на самом деле, — говорит он.

Они друзья? Мои глаза мечутся между Эриком и Четыре.

Эрик расспрашивает Четыре… можно решить, что они друзья, но по тому, как Четыре сидит, напряженный, словно выгнутая проволока, можно сделать вывод, что они являются друг другу кем-то еще.

Может быть, соперниками. Но как такое может возможно, если Эрик — лидер, а Четыре — нет?

— Макс рассказывал мне, что хотел встретиться с тобой, а ты не появился, — говорит Эрик. — Он спросил об этом, чтобы узнать, что с тобой происходит.

Четыре смотрит на Эрика в течение нескольких секунд, прежде чем сказать:

— Передай ему, что я доволен позицией, которую сейчас занимаю.

— Значит, он хочет предложить тебе работу?

Кольцо в брови Эрика отражает свет.

Быть может, Эрик воспринимает Четыре как потенциальную угрозу для своего положения? Отец говорил, что те, кто жаждут власти и получают ее, живут в постоянном страхе ее потерять. Поэтому мы должны давать власть тем, кто ее не желает.

— Похоже на то, — отвечает Четыре.

— И ты не заинтересован в этом?

— Я не был заинтересован в этом в течение двух лет.

— Ну, — говорит Эрик, — будем надеяться, что ты получил то, что хотел.

Он хлопает Четыре по плечу… слишком сильно, и встает.

Когда он уходит, я сразу же расслабляюсь. Я и не заметила, как прямо сидела.

— Вы двое… друзья? — спрашиваю я, не в силах сдерживать свое любопытство.

— Мы были в одной группе инициированных. Он перевелся из Эрудиции.

Все мысли об осторожности с Четыре вылетают у меня из головы.

— Ты тоже перевелся?

— Я думал, проблемы только с Искренними, задающими так много вопросов, — холодно говорит он. — Теперь они есть и со Стиффами?

— Должно быть, дело в том, что ты выглядишь таким простым, — говорю я прямо. — Ну, ты понимаешь.

В меня словно гвозди воткнули. Он смотрит на меня, но я не отвожу взгляд. Он, конечно, не тот пес, но здесь работают те же правила: отвести глаза — сдаться. Смотреть — вызов.

Это мой выбор.

Кровь приливает к моим щекам. Что случится, когда это напряжение уйдет?

Но он просто говорит:

— Осторожнее, Трис.

Мой желудок опускается, словно я только что проглотила камень.

Бесстрашный с другого стола окликает Четыре, и я поворачиваюсь к Кристине.

Она приподнимает брови.

— Что? — спрашиваю я.

— У меня есть теория.

— И какая же?

Она берет свой гамбургер, улыбается и говорит:

— Что ты ищешь смерти.

Четыре без слов исчезает после ужина. А Эрик ведет нас по множеству коридоров, не сообщая, куда именно.

Не знаю, почему лидер Бесстрашных ответственен за группу инициированных, может быть, это только сегодня.

В конце каждого коридора синяя лампа, но в пространстве между ними темно, и мне приходится быть очень осторожной, чтобы не споткнуться на неровной поверхности.

Кристина молча идет рядом со мной. Никто не приказывал нам хранить молчание, но мы не говорим. Эрик останавливается перед деревянной дверью и складывает руки на груди.

Мы собираемся вокруг него.

— Тем, кто не в курсе, сообщаю: меня зовут Эрик, — говорит он. — Я один из пяти лидеров Бесстрашных. Мы весьма серьезно воспринимаем процесс инициации, так что, я вызвался наблюдать за большей частью ваших тренировок.

Меня тошнит от этой мысли. Идея того, что лидер Бесстрашных будет наблюдать за нашей инициацией, ужасна, но то, что это Эрик, делает ее еще хуже.

— Основные правила, — продолжает он. — Вы должны быть в тренировочном зале каждый день в восемь утра. Занятия проводятся каждый день с восьми до шести с перерывом на обед. После шести вы можете заниматься всем, чем заблагорассудится. У вас также будет свободное время между этапами инициации.

Фраза «вы можете заниматься всем, чем заблагорассудится» не выходит у меня из головы. Дома, я не могла делать то, что хочу, даже вечером. Сначала я должна была думать о нуждах других. Я даже не знаю, чем мне нравиться заниматься в свободное время.

— Вам разрешается покидать лагерь только в сопровождение старших Бесстрашных, — добавляет Эрик. — За этой дверью комната, в которой вы будете спать следующие несколько недель. Думаю, вы заметите, что вас девять, а кроватей десять. Мы ожидали большее количество инициированных на этой стадии.

— Но изначально нас было двенадцать, — возражает Кристина.

Я закрываю глаза в ожидании выговора. Ей надо научиться молчать.

— Всегда есть хотя бы один перешедший, который не запрыгивает в поезд, — говорит Эрик, рассматривая свои руки. Он пожимает плечами. — Как бы то ни было, на первом этапе инициации перешедшие и рожденные Бесстрашные занимаются не вместе, но это не значит, что и оцениваться вы будете отдельно. В конце инициирования ваш рейтинг будет определяться в сравнении с результатами Бесстрашных по рождению. А они уже сейчас лучше вас. Таким образом, я ожидаю…

— Рейтинг? — спрашивает девушка с волосами мышиного цвета из Эрудиции слева от меня. — Зачем он?

Эрик улыбается, и в синем свете улыбка выглядит жестокой, словно ее вырезали на его лице ножом.