Азбука «Аквариума». Камертон русского рока - Павел Владимирович Сурков

проекта «Поп-механика» – циклопического перформанса, который превращался в нечто среднее между безумным алкокабаре и цирком сумасшедших. На этих концертах на одной сцене можно было увидеть, например, Эдуарда Хиля в костюме Ихтиандра, который Курехин позаимствовал на «Ленфильме», и Титова, играющего на басу, сидя верхом на живой лошади… И в центре безобразия был взлохмаченный, экспрессивный Курехин, дирижировавший всей этой фантасмагорией и параллельно играющий на рояле, демонстрируя гениальную технику.

При том что Курехин был фантастически музыкально эрудирован, БГ напрочь отрицает его музыкальное влияние на самого себя. Это был альянс двух сильных личностей, которые могли подпитываться друг от друга – идеями, энергетикой, мелодиями, знаниями, но при этом упорно отказывались поддаваться влиянию друг друга. Впрочем, оно и к лучшему. БГ формулирует это ощущение так: «Сережка не мог влиять музыкально. У него были абсолютно не схожие с моими эстетические идеалы. Там, где ему хотелось смеяться, мне хотелось, чтобы душа пела. Он терпел, когда моя душа пела, в течение лет пяти, что ему было очень сложно. Он, конечно, внес профессионализм. Видна разница между первыми альбомами и „Табу“. Появляется совершенно другое что-то. Что я потом старался, как мог, поддерживать».

Но «Табу» оказался водоразделом – состояние группы явно было под вопросом (отсюда, кстати, и появившийся на обложке альбома вопросительный знак после названия группы). Ядром конфликта стали отношения между Курехиным и гитаристом Александром Ляпиным (см.) – и именно в период обострения этого конфликта (Ляпину хотелось играть жестче и больше, а Курехин всячески противился доминированию электрогитары) БГ написал, отсиживаясь на балконе студии, «Рок-н-ролл мертв». Правда, ни о какой смерти рок-н-ролла речи не шло – это была понятная поза автора и основателя группы, раздираемого внутренними конфликтами, происходящими в коллективе.

Формально Курехин начнет постепенно отдаляться от «Åквариума», занимаясь своими делами и реализацией собственных проектов (в которых БГ неизменно принимал участие) – и в итоге он практически стал академическим композитором (чего стоит, например, блестящая курехинская музыка, написанная для фильма «Господин оформитель»!). Он по-прежнему был ироничен и парадоксален: например, мог позволить себе выдать в телеинтервью и разочку типа «Моцарт – гениальный идиот» (потом смотришь формановского «Лмадея» и понимаешь – действительно, гениальный идиот!) и продолжать творить собственный миф о самом себе.

Он даже в политике успел поучаствовать, примкнув в 1990-x к лимоновской Национал-большевистской партии: не ради желания поиграть в политику, а ради еще одной грани самовыражения. Одним из ломовейших приколов Курехина того времени стал его легендарный спич в программе Сергей Шолохова «Тихий дом», в котором он с напускной серьезностью и напыщенной наукообразностью, упорно, на схемах и рисунках, доказывал, что Ленин – это особый вид гриба (а фраза «Ленин-гриб» стала одним из самых ярких перестроечных мемов – если бы слово «мем» знали в те времена).

Вспоминает журналист Андрей Бурлака: «Это было веселое и увлекательное шарлатанство. Сережа показал, что может быть – вот так. Он постоянно делал какие-то вещи, которые открывали некие новые горизонты. Идея была проста: если сталкивать на сцене людей и жанры, которые в обычной жизни не пересекаются, то от этих столкновений и пересечений может возникнуть что-то принципиально новое. Все это превратилось в веселый балаган. Фантазия Курехина расцветала. В некоторых их выступлениях участвовало до трехсот человек. И все очень долго потом сохраняли теплые воспоминания, несмотря на то, что Курехин порой очень жестко с ними обходился».

С БГ в 1992 году они снялись у Сергея Дебижева в абсурдистском фильме «Два капитана-2» (естественно, сыграв тех самых двух капитанов). Для тех, кто не видел картины, думаю, будет достаточно официальной аннотации к фильму: «Псевдоисторический фарс. Начало XX века. Безрассудство фанатиков толкает человечество к пропасти. В России начинается революция. Сумасшедший доктор Фаркус вызывает оргазм неживой материи. Активизируются белые марокканские карлики.

На небе появляется второе солнце. В этой непростой обстановке капитаны самоотверженно противостоят силам хаоса, удерживая космический баланс истории». Согласитесь, отличное дополнение к бесконечному мифу о Сергее Курехине.

Он остался верен этой внутренней мифологичности даже в смерти – его убила саркома сердца, редкая и неизлечимая болезнь. Незадолго до его ухода по телевидению объявили о болезни Курехина и сборе средств на его лечение, но, увы, Капитан ушел в последнее плавание, откуда не возвращаются.

Куссуль

„Åквариум» 1980-x нуждался в скрипаче. Остро нуждался. И Александр Куссуль – умный, светлый, тонкий человек – как раз и оказался таким скрипачом. Стопроцентно «аквариумовским», своим и по духу, и по взгляду на мир. Встречают Куссуля в намоленном месте – в «Сайгоне». Пожалуй, тут стоит сделать лирическое отступление и пояснить молодому поколению, что это было за место и какое оно имело значение для всей молодежи Ленинграда.

Найти «Сайгон» (вернее, место, где он когда-то был) довольно просто: начинаем двигаться по Невскому от Московского вокзала к Адмиралтейству и находим дом 49. Сейчас это респектабельная гостиница «Рэдиссон». В советские времена тут тоже была гостиница, называвшаяся ни много ни мало «Москва». При «Москве» в 1960-е годы открыли безымянное кафе, которое довольно быстро получило в народе наименование «Подмосковье», а вскоре стало местом встреч всей неформальной ленинградской молодежи. Здесь обсуждали мировые культурные новости, делились музыкальными и литературными открытиями под неизменный «маленький двойной» – так именовалась порция кофе с коньяком, где порой (если договориться с официантом-барменом) коньяка было существенно больше, чем кофе. Тогда же – в разгар войны во Вьетнаме – за местом утвердилось название «Сайгон»: по свидетельству критика Виктора Топорова, так называли кафе стражи порядка, активно боровшиеся с курением в помещении кафе: «Ишь, Сайгон какой-то устроили!» Прозвище прижилось.

В «Сайгоне» кого только не встречали – от Бродского и Довлатова до наших героев Гребенщикова и Гуницкого. Передаваемые тут из уст в уста питерские байки чуть позднее задокументирует писатель Михаил Веллер – так появятся его знаменитые «Легенды „Сайгона“», что войдут в культовую книгу «Легенды Невского проспекта». Ну а ленинградская хиппня облюбовала не только «Сайгон», но и его официальный филиал – кафе «Эльф», находившееся неподалеку (садик рядом с кафе, естественно, тоже стали именовать «Эльфийским» и в нем частенько торговали западными «пластами»).

Прекрасно вспоминал о «Сайгоне» Дмитрий Шагин – художник, лидер группы «Митьки»: «Первый раз о „Сайгоне" я услышал в 13 лет. Где-то году в семидесятом мне рассказывал о нем художник Лрефьев. Он говорил, что есть такое место, где собираются „поэты с бородищами и глаза у них – аки сливы"