Азбука «Аквариума». Камертон русского рока - Павел Владимирович Сурков

«Åквариум» в периоды, можно сказать, безвременья – и одновременно в моменты качественного перелома.

Зубарев играл в группе «Сезон дождей» и, естественно, к началу 1990‑х был хорошо знаком с «Åквариумом» и его участниками Поэтому когда ушедший в 1992 году из «Сезона дождей» Зубарев встретился в поезде «Петербург – Москва» с Гребенщиковым и узнал о том, что БГ записывает в Доме радио новый альбом (им был «Русский альбом»), – фактически вопрос с новым гитаристом группы был решен.

Зубарев пришел на студию, послушал «Коней беспредела» и быстро записал в песню гитарную партию. В результате был найден не просто звук. Был найден человек. Музыкант.

Зубарев проиграет в «Åквариуме 2.0» вплоть до «Гипербореи», запишет с Гребенщиковым «Рапсодию для воды» (которую сам БГ метко назовет «музыкой общественных туалетов» – мелодии песен «Åквариума», сделанные в легком инструментальном исполнении, отлично, по мнению самого автора, можно слушать в месте, где главное – расслабиться). А затем – снова вернется в «Åквариум» уже в 2010-х и станет после трагической смерти Бориса Рубекина (см.) одним из ключевых музыкантов группы. Принцип Гребенщикова: «Из „Åквариума“ никто не уходит» – сработал и в случае с Зубаревым. Он играет в группе и по сей день (во всяком случае, в тот момент, когда пишутся эти строки) – и слава богу, что это так.

Недавно Зубарев написал музыку к сериалу «Обитель» – экранизации романа Захара Прилепина. Музыка получилась атмосферная и тревожная – собственно, как и сюжет романа, действие которого происходит на Соловках.

Зубарев пользуется невероятным почетом и уважением в группе. «Вот Алексей Павлович – это композитор, а я не композитор», – говорит БГ, как обычно, с улыбкой, но в этих словах не читается ни тени иронии. А еще Зубарев удостаивается новых прозвищ, лучшее из которых – «Адский Зайка», к которому ничего ни убавить, ни прибавить.

Индия

Про Индию в рок-музыке можно говорить практически бесконечно, ведь именно с индийской культуры начался невероятный музыкальный трип в новые сакральные и духовные пространства. А всего-то: когда-то давно, в Англии, на съемочной площадке битловского фильма «Help!» оказался ситар – древний индийский музыкальный инструмент. Случившийся рядом Джордж Харрисон (см. «Битлз»), охочий до любых неведомых предметов, издающих мелодические или гармонические звуки, взял ситар и начал на нем наигрывать. Сперва он принял ситар за своеобразную гитару – ни о каких уроках или правильной постановке рук (и правильности посадки, что при игре на ситаре тоже чрезвычайно важно) даже речи не шло – да так, «по-гитарному», стал на нем играть. Результат этих первых экзерсисов можно услышать в песне «Norwegian Wood» с альбома «Rubber Soul».

Но Джордж Харрисон не был бы великим музыкантом, если бы не был въедлив и скрупулезен в том, что касается музыки. Стремясь овладеть мастерством игры на новом инструменте, он обратился к великому индийскому музыканту Рави Шанкару, а знакомство с Рави привело его прямиком к постижению индийской культуры: просто потому, что в традиционной Индии искусство напрямую связано с религией, философией, мировоззрением в целом.

Ну а дальше – все по цепочке: вслед за кумирами к индийской культуре в том или ином виде стали обращаться и их последователи по всему миру (СССР не был исключением – например, довольно подробное исследование об индуизме вышло в серии «Библиотека атеистической литературы» огромным тиражом). Да и история про «Джорджа Харрисона, который очень любил деньги» стала песней Виктора Цоя (см.) «Ситар играл», попавшей на первый альбом группы «Кино» – «45» (спродюсированный, ни много ни мало, Гребенщиковым, о чем в главе о Цое будет рассказано особо).

Индия для «Åквариума» – такая же важная часть мировой культуры, которая оказывает на их творчество как прямое, так и косвенное воздействие. Дело именно в постижении красоты и глубины различных взглядов на мир. И неудивительно, что на долгом творческом пути группу не раз сводило с самыми разнообразными представителями индийской культуры.

Одним из таких людей стал Шри Чинмой, известный неоиндуистский деятель, основатель «Центра Шри Чинмоя» – социальной и религиозной организации, последователями которой являются многие известные личности, например, музыканты Карлос Сантана и Джон Маклафлин, а также великий спортсмен Карл Льюис. Гребенщиков, познакомившись с Чинмоем, тоже был очарован его обаянием. Как вспоминал сам БГ: «С моей стороны было бы преувеличением заявлять, что Шри Чинмой – мой духовный наставник. Мы встречались с ним совсем немного раз, но за эти встречи я успел очень его полюбить. Когда же я прочитал то, что он пишет, я порадовался, что у нас с ним оказалось очень похожее отношение к бытию».

Чинмой дал Гребенщикову духовное имя Пурошоттама, означающее, по одной трактовке, «выходящий за пределы любых ограничений» или, по другой, «душа-птица в сердце-небе» (лично мне второе толкование этого имени кажется куда более ярким и точным). Кстати, именно под этим именем анонсировалось выступление БГ с проектом Åквариум International в лондонском Альберт-холле, ну а одна из гитар Гребенщикова – черный Martin, который он активно использовал на концертах в начале 2000-х, – украшена маленьким портретом Шри Чинмоя.

Но самое интересное и глубокое проявление связи БГ с индийской культурой – это великолепный поэтический перевод «Бхагавад-гиты», одного из основных текстов индуистской философии – части великого эпоса «Махабхарата». «Гита» – это философская беседа царевича Арджуны с его колесничим Кришной (аватарой бога Вишну) перед решающей битве на Курукшетре, где должны сойтись в непримиримой схватке две армии родичей – Пандавов и Кауравов. Именно тогда, перед решающим боем, Кришна показал Арджуне свою божественную сущность – и фактически объяснил ему мироустройство как таковое. В итоге из древнеиндийского текста Гребенщиков сотворил фактически современный поэтический текст, просто показав, как за сотни лет не сильно изменились мышление и поэтика. Во благо всех живых существ, конечно же.

Интересное/время

14 февраля 2019 года я прилетел в Санкт-Петербург. Гостиницу я выбрал удачную – в соседнем здании с Адмиралтейством, с выходом на набережную, две минуты – и ты у Медного всадника.

С погодой на удивление повезло: вроде бы и февраль, но не холодно, вроде бы и ветер, но тоже – ничего особенного: подумаешь, дует с Финского залива и все тут.

Страхи и ужасы надвигающейся пандемии казались чем-то инородным и комичным: ну, разве что в самолете многие были в масках, да от кашлявшего в зале вылета человека прохожие шарахались. Никакого ощущения попадания внутрь апокалиптического