Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона - Кристи Пичичеро

и т. д., или в отношении всего, что касается воспитания ума»[51]. Историк Мари Джейкоб подтверждает блестящую оценку Дюмарсе и ставит школу в первые ряды образовательных учреждений эпохи Просвещения [Jacob 2008].

Д’Аржансон был ключевым участником в процессе создания École royale militaire; тем не менее, как сообщают Пари де Мейзье и раздел официального сайта об истории школы, «подлинной душой проекта» была фаворитка Людовика XV маркиза де Помпадур[52]. Будущая маркиза родилась в семье дворянки Луизы-Мадлен де ла Мотт (1699–1745) и отца-простолюдина Франсуа Пуассона (1684–1754). Она получила прекрасное образование в Урсулинском монастыре в Пуасси и по мере взросления бывала в самых известных центрах дебатов эпохи Просвещения – Club de I’Entresol и салоне мадам де Тенсен (1682–1749). Там Пуассон общалась со многими из великих мыслителей эпохи, такими как Шарль-Луи де Секонда, барон де ла Бред и де Монтескьё (1689–1755), Клод-Адриан Гельвеций (1715–1771) и знаменитый масон Эндрю Майкл Рэмзи (1686–1743). В 1745 году она стала официальной фавориткой Людовика XV, который наделил ее титулом маркизы де Помпадур. Интеллигентная и утонченная, Помпадур быстро освоилась при Версальском дворе и оказала серьезное влияние на короля, к огромному разочарованию других придворных, которые считали, что обладали более высоким социальным статусом и таким образом были более достойны королевского внимания (рис. 2).

Исследователи пытались точно определить, какую роль играла Помпадур в национальной и международной деятельности. Это сложная задача, поскольку Помпадур очень успешно себя рекламировала и приписывала себе и Людовику XV чужие идеи. Именно это произошло в отношении École royale militaire. В письме своей подруге, графине де Люцельбур, Помпадур хвасталась проектом военной школы, утверждая, что «Его величество работал над ним год, а министры вовсе не участвовали и даже не знали об этом, пока он не устроил все по своему вкусу» [Laulan 1974: 287]. Такое описание преувеличенно, если не ложно. Предложение основать École royale militaire подготовил основатель и первый интендант школы, финансист Жозеф Пари Дюверне (1684–1770). Но и ему не принадлежала эта идея, поскольку он лишь изменил план, который разработал его старший брат 25 годами ранее. Неоспорим и тот факт, что сама Помпадур сыграла в основании школы важную роль. Она выступила посредницей между Людовиком XV, д’Аржансоном и Пари Дюверне и усердно поддерживала проект, как и указ о военном дворянстве и другие проекты, связанные с социальной справедливостью.

Рис. 2. Морис Кантен де Латур. Портрет мадам де Помпадур. Лувр. Источник изображения: Scala/Art Resource, Нью-Йорк

«Мозговой центр», или силовая коалиция, стоявшая за этим указом и основанием Ecole, сочетала усилия нескольких «просвещенных» фигур – финансиста-интеллектуала, министра и фаворитки – и получила одобрение самого монарха. Хотя Людовик XV выступал в этих начинаниях «абсолютистом-реформатором», он с той же вероятностью мог предпринимать действия, опасные для военной эффективности и бюджета. Он с готовностью распределил военные посты среди всех любимцев своей будущей фаворитки мадам Дюбарри (1743–1793) независимо от их заслуг и связанных с этим расходов. Преемники д’Аржансона в Военном министерстве переняли эту игру в форме конкурентной борьбы между реформами и традициями. Они колебались между выбором в пользу наследия технических и социальных реформ д’Аржансона и сохранением статус-кво, отдавая предпочтение богатству, социальному статусу и привилегиям haute noblesse.

Министры Шарль Луи Огюст Фуке, герцог де Бель-Иль (1684–1761), и герцог де Шуазёль склонялись в сторону реформ. Они призывали военных делиться наблюдениями и предложениями с Военным министерством и старались сократить финансовые сложности, которые преследовали субалтерн– и младших офицеров. Бель-Иль повысил их жалованье, а Шуазёль утвердил спорную политику, согласно которой государство брало под контроль финансирование и присвоение капитанского чина. Это помогло пробить «стеклянный потолок», который мешал достойным, но менее состоятельным дворянам получить это звание. Однако реформа отяготила и без того обремененную долгами государственную казну и разозлила более состоятельных и традиционно мыслящих дворян, решивших, что государство узурпировало их власть и культуру. Луи-Николя-Виктор де Феликс д’Ольер, граф дю Мюи (1711–1775), внедрил систему старшинства, которая укрепляла продвижение в звании на основании заслуг, а Клод-Луи, граф де Сен-Жермен (1707–1778), значительно сократил количество продажных должностей и дорогостоящие церемониальные подразделения (maison militaire, мушкетеры и гренадеры), при этом повысив профессионализм через систему cadet-gentilhommes (годовой неоплачиваемой военной стажировки для дворян).

Приверженцы традиций, министры Луи Франсуа, маркиз де Монтейнар (1713–1791), и Эммануэль-Арман де Виньеро дю Плесси де Ришельё, герцог д’Эгийон (1720–1788), активно выступали против реформ Шуазёля. Они либо отменяли их, либо продолжали присваивать старшие офицерские чины влиятельным дворянам и любимцам двора, несмотря на отсутствие бюджетных средств или военных заслуг. Александр Мари Элеонор де Сен-Мори де Монбаррей, граф Монбаррейский, затем принц Монбаррея (1732–1796), не смог добиться изменений, но его преемник Филипп Анри, маркиз де Сегюр (1724–1801), позже принял в своем постановлении от 1781 года решительно антиэгалитарную позицию, потребовав предоставлять для получения звания офицера доказательства четырех поколений дворянства по мужской линии. Цикл реформ и их отмен продолжался до Французской революции.

Архивы Secretaire detat de la marine et des colonies (Государственного секретаря по делам военно-морского флота и колоний) также подтверждают значительные реформаторские усилия в области технологических, медицинских и гуманистических инноваций[53]. Это происходило вопреки большим трудностям, поскольку, несмотря на огромную ответственность, Морское министерство было зачастую ограничено в деньгах и обладало меньшим влиянием, чем военное. Морское министерство не только управляло французским военным флотом; оно также распоряжалось городскими портами и арсеналами, управляло колониальными правительствами и армиями, заведовало консульствами, регулировало и инспектировало зарубежные рынки и рыбные хозяйства, намечало лесные маршруты, отслеживало каналы и прочее. Объемная структура министерства и его постоянно перегруженные и недофинансированные условия были признаками нижестоящего статуса по сравнению с Военным министерством. Корона и ее министры уделяли первоочередное внимание континентальному господству и, как следствие, армии, чьи средства и результаты в военное время так или иначе были более осязаемыми. Всеобщее мнение наилучшим образом выразил Жан-Фредерик Фелипо, граф де Морепа (1701–1781), secretaire de la marine Франции, который провел в этой должности 26 лет – дольше, чем остальные министры в XVIII веке: «Что такое морской бой? Мы стреляем друг в друга из пушек, отдаляемся, и море остается таким же соленым, что и прежде» [Meyer 1992: 162].

За исключением периода до и во время Войны за независимость США, Морское министерство не могло преодолеть главные препятствия, в том числе сохранение своего флота и набор людских ресурсов. Численность боевого состава сохранялась на отметке 60 000 моряков на протяжении большей части XVIII века по сравнению с 100 000 моряков британского военно-морского флота.