Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

13-го января, когда я дежурил в Петербурге при великом князе, утром во время приема приехал к великой княгине Витте – министр финансов. Я его видел впервые, и, когда я назвал ему свою фамилию, он меня сейчас же спросил, не мой ли родственник служит у них в ведомстве. Я сказал, что это мой родной брат. Тогда он любезно спросил меня, как мой брат доволен Тверью, я ответил, что мой брат очень доволен, но мечтает перейти в Москву в Казенную палату, чтоб жить в одном городе со мной и моей сестрой, которая должна скоро тоже перебраться в Москву. На это Витте мне сказал, что очень будет рад это сделать и сделает, как только представится возможность, что он будет рад загладить этим неприятное впечатление, которое на него произвела гадкая история, которую проделали с моим братом в Харьковской губернии.[376] Просил дать ему записку о брате. Я ужасно обрадовался такому обороту дела, приготовил памятную записку и отвез ее Витте, расписавшись у него.

Вечером я выехал в Москву, сопровождая их высочества. По приезде в Москву я на другой день получил печальную весть о кончине старика Веревкина, коменданта Петропавловской крепости, большего друга моей покойной матери, да и вся семья была нам очень близка. Я не мог себе простить, что, проведя четыре дня в Петербурге, я не нашел минуты, чтобы заехать к ним, а он в то время уже был болен, и, таким образом, я не повидал его перед смертью. Ужасно, ужасно мне это было больно и стыдно.

Это был чудный старик, хотя и деспотичный в семье и педантичный по службе, но это была светлая, благородная личность. Я его искренно любил и почитал. Мир праху твоему, честнейший человек.

В двадцатых числах января начались дворянские выборы, и 18-го числа у великого князя состоялся обед в честь предводителей дворянства.

19-го я был дежурным и сопровождал их высочества в театр на бенефис Ермоловой. Театр был, конечно, полон, оваций знаменитой артистке было без конца, так что спектакль затянулся до 2-х ночи.

20-го был бал у великого князя, и по службе мне пришлось присутствовать на нем, но я, по случаю траура, не танцевал, а только помогал в хлопотах. На балу было 1200 приглашенных, сутолока была ужасная, но, по-видимому, было очень оживленно. Мне было очень не по себе, и я себя чувствовал как бы отсутствующим, в голове стоял сумбур от музыки, танцев, толпы, я не мог дождаться окончания бала. Весь следующий день я был в каком-то катценямере. В этот день уезжала Н. В. Евреинова, дела которой понемногу налаживались, благодаря братьям, которые взялись помочь сестре.[377]

25-го у великого князя был второй бал, к этому дню приехали преображенцы – Гартонг, Мансуров, Эттер, Евреинов и Нарышкин. Я очень был рад их приезду. Для меня второй бал прошел так же, как и первый, было очень тяжело. На следующий день великий князь мне объявил, что назначает меня в Комиссию по охране в виду предстоящего приезда их величеств в Москву на коронацию в мае месяце. Мне это назначение было очень приятно, я очень тяготился исключительно придворной службой.

29-го, на моем дежурстве, приехал представиться великому князю вновь назначенный управляющим Казенной палатой Урсати. Я его видел впервые и очень им заинтересовался, т. к. в случае перевода моего брата в Москву он становился его начальником. Урсати мне показался очень милым человеком и симпатичным и, по-видимому, доброжелательным. Я устроил ему представление и великой княгине, которая его приняла со свойственной ей любезностью, так что он вышел от нее совсем очарованный.

На следующем балу у великого князя я завел с ним разговор о брате, рассказал ему мой разговор с Витте и просил его содействия к переводу брата в Москву. Он очень доброжелательно отнесся к моей просьбе и сказал, что на второй неделе поста он собирается в Петербург и лично тогда с удовольствием переговорит с Слободчиковым, бывшим в то время директором департамента Окладных сборов[378] министерства финансов, от которого зависело это назначение.

В это время балы шли один за другим, из Петербурга приезжало много гостей, у их высочеств все время гостили преображенцы, дни сменялись другими. 2 февраля приехал великий князь Павел Александрович с Ефимовичем. Я с ним завел разговор о своей сестре, которая все жила в Ницце у своих друзей Лейхтенбергских. Она все торопилась вернуться, боясь быть неделикатной по отношению к Павлу Александровичу, которому она, уезжая, говорила, что вернется в феврале. Между тем она несколько прихворнула, и доктора предписали ей целый курс лечения, который она могла окончить только в конце февраля. Я ее очень уговаривал не торопиться с возвращением, а набираться побольше сил для предстоящих ей немалых забот по воспитанию маленькой Марии Павловны. Павел Александрович отнесся очень внимательно и просил передать моей сестре, чтобы она отнюдь не стеснялась, не торопилась из-за него возвращаться, чтобы она все выполнила, что ей предписали доктора, вполне бы отдохнула и приехала бы только тогда, когда будет чувствовать себя совершенно бодрой и здоровой.

Я тотчас же написал ей все это. Она очень успокоилась и решила остаться в Ницце еще весь февраль.

В конце масляной недели я получил депешу о кончине Эмилии Ивановны Джунковской, вдовы моего родного дяди, о болезни которой я писал выше. Она скончалась в больнице, очень мне было ее жаль, бедную, это была очень достойная уважения женщина. Я отпросился у великого князя проехать в Петербург на ее похороны и прямо с folle journée, в последний день масленицы, из Нескучного поехал на курьерский поезд и в понедельник 1-й недели поста был в Петербурге.

Folle journée происходило как всегда в Нескучном, из Петербурга приехали великий князь Владимир Александрович с великой княгиней Марией Павловной; бал начался в 2 часа дня и продолжался до полуночи. Было очень красиво, оживленно, но у меня на душе было так безотрадно, что я томился ужасно и не мог дождаться вечера, когда мне можно было уехать.

В Петербурге я остановился во дворце Сергея Александровича, т. к. на квартире моей сестры в то время жили дети моей покойной тети – сын и дочь с мужем. С вокзала я поехал к моей сестре Ольге, которая меня не ждала, ее старший сынок лежал в постели – оказалось, объелся блинами, второй, Володя, был молодцом, младший же все не поправлялся, жаль было на него смотреть. Я застал там баронессу Врангель, и мы втроем поехали на кладбище на дорогие могилы. Оттуда я заехал к Веревкиным, которых я еще не видел после смерти их отца, застал всех дома, они жили еще в крепости; комендантом крепости был назначен генерал Эллис, на дочери которого был женат сын покойного Веревкина, мой большой друг и товарищ по полку. Ему и не пришлось переезжать, он остался у родителей своей жены.