Итальянские маршруты Андрея Тарковского - Лев Александрович Наумов

Италия же встречала его едва ли не высшей своей кинематографической наградой. Конечно, справедливости ради надо сказать, что ключевую роль в решении академии сыграл Тонино — непререкаемый авторитет для местного киносообщества — а также чрезвычайно восхищённый Тарковским Джан Луиджи Ронди, возглавлявший жюри премии в 1980 году.

Здесь необходимо сделать ряд ремарок. Дело в том, что через три дня Андрею по поводу грядущей церемонии позвонила Лора, после чего в дневнике осталось несколько не совсем верных записей[363], которые впоследствии широко распространились через различные источники. Приз имени Висконти, действительно, был учреждён в год смерти великого итальянского режиссёра и вручался в рамках премии «Давид ди Донателло» с 1976-го по 1995 год. Но он вовсе не был наградой для иностранных кинематографистов, как пишет Тарковский. Гражданство не имело значения для лауреатства. Андрей заметил, что статуэтки удостаивался его любимый Робер Брессон («что очень хорошо»), а также Анджей Вайда («что несколько хуже»). Но премию получали и итальянцы Микеланджело Антониони, Федерико Феллини, братья Тавиани, Эрманно Ольми, а также иностранцы Райнер Вернер Фассбиндер, Франсуа Трюффо, Орсон Уэллс, Иштван Сабо, Ингмар Бергман, Ален Рене, Стэнли Кубрик, Эрик Ромер и другие. За двадцать лет своего существования премия стала одной из самых престижных режиссёрских наград в мире.

Из сказанного вытекает также ошибочность утверждений, будто приз был дан Тарковскому за «Зеркало» или же за «Сталкера». Нет, он за заслуги, конкретное произведение ни при чём. В свете предстоящего масштабного сотрудничества премию даже не стали скрывать в СССР. Газета «Труд» воспроизвела на своих страницах сокращённую и искажённую формулировку: дескать, режиссёр получил её за «яркую самобытность, поэтический вкус и многообразие тем». Оригинальную печатать по-русски никто не решился, хотя она звучала куда глубже, точнее и даже немного иронично. Итальянские газеты писали: «За утверждение в одной из наиболее влиятельных и сильных кинодержав мира индивидуальнейшего творческого голоса, исполненного поэтической одухотворенности и богатства культуры, влиянием которых в большой степени отмечено современное искусство».

На 1-е и 2 апреля Тарковский снова ездил в Казань, чтобы попрощаться с Ларисой, а 11-го он уже в Риме. Улетать пришлось довольно спешно, поскольку итальянцы требовали незамедлительного составления договора.

Шестой визит. «Несколько дней», растянув иеся на четыре месяца

11 апреля — 3 августа 1980.

Некрополь Бандитачча, Монтелибретти, Лорето, Портоново, Боскетто, Губбио, Фьюмичино, Сантарканджело, Тиволи, Субьяко, монастыри Святого Бенедикта и Святой Схоластики, аббатство Санта-Мария-ди-Фарфа, Непи, Трастевере, Таормина.

Тарковский и время. «Двое видели лису». Метаморфозы «Ностальгии». Чудо. Экранизация Камю. «Сталкер» в Каннах. Крепостной дворянин. Перерасход по-итальянски. Премия Висконти. Франция — третья сторона в производстве «Ностальгии»?

—

«Я снова в Риме и снова в той же гостинице. Более того, в том же 511-м номере! Я придаю этому какой-то особый смысл», — записал Тарковский 11 апреля 1980 года. Москва всякий раз встречала его по-разному: то болезнями близких, то гвалтом гостей, то прокуренными комнатами, то неприятными письмами и телеграммами, дожидавшимися на столе. Рим же всякий раз предлагал одни и те же обстоятельства, будто домом, точкой стабильности, стал именно 511-й номер отеля «Леонардо да Винчи». Определённо, для режиссёра значение имело и то, что сумма цифр даёт семёрку.

Шестой визит в Италию отличался от предыдущих уже тем, что он был совершенно целенаправленным. Тарковский приехал в довольно хорошо знакомую среду. Его досуг на этот раз составляли не экскурсии, но деловые обеды и званые ужины, устраиваемые по случаю «возвращения» Андрея, а также переговоры с продюсерами, партнёрами и коллегами.

Сразу по прибытии — череда встреч со старыми приятелями: Антониони, Рози, Товоли и другими. Как обычно, у Рози собралась самая удивительная компания, был Антонелло Тромбадори и некий испанец по имени Карлос — соратник Фиделя Кастро и непосредственный участник кубинской революции 1953–1959 годов. Тарковский не называет[364] его фамилии, но, несмотря на то что Карлос едва ли не самое распространённое испанское имя, можно с уверенностью утверждать: речь идёт о писателе, поэте и художественном критике Карлосе Франки, который был членом «M-26-7» — «Движения 26 июля» — возглавляемого Кастро. Уже в двадцать лет Франки стал одним из важнейших журналистов Коммунистической партии Кубы, а при Фиделе он возглавил подпольную газету «Революция» — ключевой печатный орган партизанского движения.

За столом, когда Тарковский выступил с лёгкой критикой их методов борьбы за власть, посетовав, что насилие порождает насилие, Франки возразил: дескать, он шёл в бой не с винтовкой, а с пером и микрофоном. Это так, однако его атаки порой оказывались куда эффективнее.

В 1959 году, после окончательной победы сил Кастро, газета стала официальной, и Франки стал буквально «буревестником „Революции“» — главой важнейшего ежедневного издания в стране. Дальнейшая его судьба была созвучна биографиям «буревестников» других победоносных восстаний. С каждым годом Карлос всё меньше интересовался политикой. На страницах газеты начали появляться материалы об искусстве как кубинском, так и зарубежном. В хорошем смысле пользуясь служебным положением, сопоставимым с министерским, Франки познакомился с Сартром, Кортасаром, Пикассо, Миро и другими выдающимися современниками. «Революция» писала о них, а также организовывала визиты этих людей на Кубу[365].

Интересы Карлоса полностью переместились в сферу искусства, а вкус становился всё более рафинированным и взыскательным, потому он начал порой негативно отзываться о кубинской культурной жизни. Это стало первым «звоночком». После ряда случаев, когда правительство поставило ему подобные слова на вид, он уволился из «Революции» и полностью посвятил себя прекрасному: организовал выставочный центр, где, помимо прочих, экспонировались Пикассо и Миро, учредил издательство и многое другое. Недавний буревестник стал диссидентом.

Принимая во внимание заслуги Франки, с ним решили не расправляться, предложив мирно покинуть Кубу, переквалифицировавшись в культурные представители страны, например, в Италии. Нужно сказать, что эта должность не была государственной, потому зарплату ему никто не платил. Однако не согласиться он не мог.

Для многих людей той эпохи момент истины настал в 1968-м. Когда советские войска вошли в Чехословакию, Франки подписал письмо, осуждавшее политику СССР, и мгновенно стал врагом режима Кастро. В течение одного года его буквально вымарали из истории. Существует множество их фотографий с Фиделем, на которых изображение бывшего соратника затёрто. Тарковский сделал вывод, что Карлос — «интересный человек», и с этим трудно спорить.

Встречая своих давних итальянских друзей и знакомых во время шестого визита, режиссёр неоднократно отмечал, как они изменились. На поверку же больше всех изменился он сам. Это видно даже по характеру записей в «Мартирологе». В первых тетрадях дневника сплошь и рядом встречаются развёрнутые эссе по вопросам искусства,