Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. - Сусанна Карленовна Цатурова

сравнить до и после получения должности и оценить размеры разграбления ими казны; следом упоминались генералы финансов и их помощники, которые из бедняков сделались богачами; наконец, объектом нападок стал канцлер, который закрывает глаза на совмещения в одном лице двух-трех несовместимых должностей, а сам думает только об обогащении своей родни, поскольку лично уже так нажился, что не имеет других забот. В обмен на вотируемый налог депутаты потребовали сместить сборщиков и генералов финансов, конфисковав их имущество и отменив все сделанные короной дары и экстраординарные пенсионы. Кроме того, отстранению подлежали и откупщики налогов, которые возмещают внесенные деньги тысячью способов притеснения людей. В итоге в кабошьенский ордонанс особым пунктом был включен запрет на три года чиновникам, исходя из нынешнего состояния и нужды казны, просить и получать какие бы то ни было дары от короля, а служащим финансовых ведомств — такие дары выплачивать, если они производились «по фавору или назойливостью просителей»[1865]. На Генеральных Штатах в Туре в 1484 г. снова звучали осуждения незаконного обогащения чиновников за счет чрезмерных даров и особенно жалобы на служителей казны и откупщиков налогов[1866].

На основании приведенных данных можно констатировать стабильность претензий к королевским должностным лицам в плане материальных выгод от службы: осуждение чрезмерных даров как ущерб общему интересу (ибо делались они из казны и от собранных на общее благо налогов); критика стяжательства и призыв если не отказаться от собственного частного интереса, то соизмерять его с общими нуждами и ситуацией в государстве. Истоки подобной устойчивой общественной критики в адрес чиновников до сих пор исследователи усматривали исключительно в нежелании нищающего вследствие Столетней войны общества оплачивать растущий королевский аппарат. Такое объяснение, при всей его справедливости, представляется явно недостаточным и даже поверхностным.

Импульсом к более глубокому проникновению в существо этого топоса стало для меня сходство общественного порицания с аналогичной интенцией, четко выраженной в королевском законодательстве. В самом деле, если по-прежнему рассматривать первое изолированно и вне контекста построения института службы, то оно кажется выражением только общественного мнения, противостоящего верховной власти и в известной мере снимающегося при сопоставлении с аналогичной критикой в текстах королевских указов. Эта тема обозначилась достаточно рано: уже в середине XIV в. указ об обязанностях сборщиков налогов вовремя сдавать отчеты в Палату счетов осуждает их «жадность» как ущерб не только общему интересу, но и королевскому величию[1867]. Критика стяжательства чиновников обращена и к бальи и сенешалям за незаконно добытые «неумеренные платы» (salaria immoderata)[1868]. Показательно, что параллельно с формулой указов («очень маленькое жалованье» чиновников) сосуществовала и прямо противоположная: «жалованье, дары и профиты» чиновников слишком велики в сравнении с состоянием королевской казны[1869]. Значение принципа бескорыстия как одного из краеугольных камней института службы косвенно подтверждается и в громких судебных делах против королевских должностных лиц, где неизменно присутствует обвинение в стяжательстве и воровстве[1870]. Ритуальный характер этих громких процессов над преданными короне чиновниками в угоду толпе не раз отмечался исследователями. В этой связи хотелось бы обратить внимание и на непременные обвинения их в воровстве и стяжательстве, которые вносили вклад в закрепление в общественном сознании идеи бескорыстия службы короне Франции.

Но поразительнее всего, что цензура на эгоистические наклонности чиновников исходила и из самого бюрократического корпуса. Свидетельством тому не только приведенные выше ордонансы, которые в значительной степени создавались самими чиновниками. В еще большей мере трактаты и политические произведения, созданные авторами, принадлежащими к этому кругу, обнаруживают явную заинтересованность формирующегося слоя в восприятии службы как бескорыстного служения общему благу[1871].

Для того чтобы понять истоки и мотивы этой заинтересованности, следует прежде всего обратить внимание на время ее появления в политических трактатах: это конец XIV в., точнее начало правления Карла VI и регентство при малолетнем монархе. Не случайно первым во весь голос заговорил «изнутри» о стяжательстве, жадности и скандальном обогащении чиновников Филипп де Мезьер — один из идеологов «мармузетов», воплотивших эти идеи в новые нормы службы. В «Сновидении старого паломника» он беспощадно клеймит богатство финансистов (казначеев, сборщиков и элю, короче, всех «кто распоряжается деньгами»), рождающее устойчивое подозрение в растрате государственных средств, получаемых от налогов. В итоге, он рекомендует, «как раньше», делать казначеями и сборщиками состоятельных буржуа, не алчущих богатства на королевской службе. Иначе налоги и подати, разоряющие тысячу и даже две тысячи человек, обогащают одного единственного чиновника, а сами налоги превращаются в источник наживы. Мезьер настойчиво отстаивает принцип бескорыстия применительно ко всему чиновному корпусу: они не должны обогащаться на службе, не имеют права грабить народ, отнимая последнюю рубашку и вытаскивая кровать из-под роженицы в счет уплаты налога[1872].

Мезьеру вторит и Кристина Пизанская. Разумеется, лидируют в этом плане финансисты: сборщики налогов, служители Казначейства и Налоговой палаты. Она советует не делать «волков пастухами, а воров — мэтрами (финансов)». Но «прискорбная жадность», по признанию Кристины, присуща и всем другим служителям, которые любыми путями добиваются только корыстных личных целей — бенефициев, вознаграждений и профитов. Апеллируя к образцам Античности, она утверждает, что богатство, приобретенное после получения должности, незаконно (la souffisance est quise apres l'office, laquelle chose est contre droit). Усматривая, как и Мезьер, ущерб авторитету королевской власти в чрезмерном рвении чиновников и особенно в их злоупотреблениях под видом исполнения служебного долга, Кристина считает подозрительным службу лишь за вознаграждение, ибо такая «верность» недолговечна и обманчива, и такой служитель, стремясь только к выгодам, готов на обман государя, желая ему угодить. Она идет в своей критике и дальше, осуждая освобождение чиновников от налогов: «осмелюсь сказать, хоть это кому-то и не понравится, что это удивительно — богатые и высокие чины, чье могущество и состоятельность идут от короля, кто вполне может выдержать нагрузку, освобождены, а бедные, не имеющие от короля ничего, должны платить (налоги)»[1873]. Те же идеи присутствуют в трактате «Совет Изабо Баварской»: король не должен держать на службе корыстного чиновника, поскольку такой человек не принесет добра; кроме того, особый контроль должен осуществляться за финансистами, ибо большая их часть — воры. Автор даже приводит в качестве примера для подражания английского короля Генриха V, еженедельно проверяющего состояние своей казны[1874].

Даже в трактате Алена Шартье «Перебранка четырех», написанном с целью возбудить патриотические настроения в обществе, нашлось место этой теме, явно ввиду ее значения. Автор, включая раздачу даров и милостей чиновникам в список законных трат, тем не менее призывает соизмерять этот обычай с состоянием финансов короля, так чтобы разумная в период мира