Завет воды - Вергезе Абрахам

Наконец наступает большой день, и они вскрывают печать на экзаменационных вопросах. Первый из шести гласит: Опишите и проиллюстрируйте голеностопный сустав.

Глаза бегут дальше, к другим вопросам. Она должна описать и проиллюстрировать подмышечную артерию, лицевой нерв, надпочечники, плечевую кость и развитие хорды.

Но голеностопный сустав? Если ее сон был вещим, они упустили очевидное: малоберцовая кость! Это же часть голеностопного сустава. Сам факт, что кость отпечаталась на ее щеке, был отвлекающим маневром. Она чувствует испепеляющие взгляды сокурсников.

На следующий день Мариамма и еще шестеро студентов соревнуются на конкурсном экзамене. После эссе ей назначено рассечение, обнажающее срединный нерв, который иннервирует кисть руки. Она достойно справляется с заданием, умудрившись не защемить и не порвать нерв и его ответвления.

Чинна убежден, что очень плохо сдал письменный экзамен; если он каким-либо чудом не сдаст на отлично устный через две недели, то отстанет на шесть месяцев. Но у него есть план: следующие четырнадцать дней он будет есть по килограмму жареных рыбьих мозгов и заставит своего кузена Гунду Мани, бакалавра естествознания (не сдал), читать вслух избранные фрагменты из «Анатомии Грэя», пока он будет спать. Чинна надеется, что слова Гунду сами собой отпечатаются в его памяти на матрице из рыбного протеина. Женское общежитие отдельно от мужского («Как Виргинские острова отделены от острова Мэн», — шутит Чинна), но со своего балкона Мариамма слышит заунывные декламации кузена Гунду, как будто брамин бубнит Веды.

За десять дней до устного экзамена она получает объемистое письмо от Ленина. И не решается сразу распечатать. Если он влип в серьезные «недоразумения», лучше ей об этом не знать. Но искушение слишком велико. Ленин пишет, что жизнь наладилась, с тех пор как он наткнулся на «Москву», также известную как «Детская чайная», которая открыта далеко за полночь и предлагает чай и напитки гораздо крепче чая. В этом месте собираются интеллектуалы, многие из которых симпатизируют Партии. Ленин пишет, что он многому учится у них, особенно у Рагху, своего ровесника, банковского служащего. «Рагху говорит, что я третий Ленин, которого он встретил в Ваянаде. А Сталинов он встречал больше, чем Рагху. И еще больше Марксов, чем Ленинов. И ни одного Ганди или Неру. Это место — родина коммунизма в Керале».

Мариамма пытается сосредоточиться на занятиях, но мысли возвращаются к письму Ленина. Северная Керала — бывший Малабар — совсем не похожа на остальную Кералу. Она никогда не задумывалась (вплоть до письма Ленина), что в Малабаре шестьдесят пять землевладельцев намбудири-браминов, или дже́нми, владеют землями столь обширными, что они никогда их даже не видели целиком. Их арендаторами были наиры и маппила́[233], которые получали огромный доход и отдавали дженми положенную часть. Когда цены на перец упали, дженми обложили налогом арендаторов и даже туземцев — племена вроде паньян. Вот поэтому, объясняет Ленин, коммунизм Кералы зародился в Ваянаде. «В семинарии мы ничего не знали о подлинных страданиях нашего народа. Можешь называть это коммунизмом или как пожелаешь, но мне хочется отстаивать права низших каст».

В день экзамена первым идет ее сокурсник Друва. Он так волнуется, что весь дрожит. Бриджмохан («Бриджи») Саркар, приглашенный экзаменатор, указывает на цилиндрическую колбу, где в формалине плавает уродливый новорожденный. «Определите аномалию». Раздутая голова ребенка, размером с баскетбольный мяч, — типичная гидроцефалия, «жидкость внутри мозга», факт, прекрасно известный Друве. После того как он назовет аномалию, следует перейти к обсуждению желудочков мозга и циркуляции образующейся в них спинномозговой жидкости. У этого младенца отток жидкости нарушен, в результате чего желудочки, в норме представляющие собой щелевидные полости в глубине обоих полушарий, раздуваются, давя на окружающие ткани мозга. В несросшемся податливом черепе младенца голова расширяется. Но у взрослого человека, у которого кости черепа уже срослись, мозг окажется зажат между черепом и раздутым желудочком, что приведет к потере сознания. Друва, растерявшийся и онемевший от волнения, в конце концов открывает рот, но вместо «гидроцефалия» с уст его срывается слово «гидроцеле». И бедняга мгновенно понимает, что это фатальная оговорка. Существует огромная разница между жидкостью вокруг мозга и жидкостью вокруг яичек.

Вслед за его высказыванием повисает ошеломленная тишина. И, прежде чем Друва успевает поправиться, Бриджи Саркар разражается смехом. Смех заразителен, и вскоре доктор Пиус Мэтью, университетский экзаменатор, тоже содрогается от смеха. (Чинна и Мариамма, дожидающиеся за дверью, могут лишь надеяться, что эти звуки — доброе предзнаменование.) По щекам экзаменаторов льются слезы, а выражение лица Друвы вызывает новые взрывы хохота. Всякий раз, как экзаменаторы пытаются задать новый вопрос, их душит смех. Наконец Бриджи, вытирая глаза, жестом выпроваживает Друву из аудитории.

Друва, собравшись с духом, решается уточнить:

— Сэр, я сдал, сэр?

Пиус продолжает улыбаться, но улыбка Бриджи мгновенно гаснет.

— Молодой человек, может ли гидроцеле вызвать отек головы?

— Сэр, нет, сэр, но я…

— Но таков был ваш ответ.

— Ну как, да?[234] — подскакивает Чинна к вышедшему Друве.

— Облажался, вот как!

Вызывают Чинну. Он возвращается почти сразу. И следом за ним выходит доктор Пиус.

— Пять минут, Мариамма, — печально улыбается доктор Пиус, направляясь в сторону туалетных комнат.

Когда он удаляется на достаточное расстояние, Чинна говорит:

— Группа Б: баклажаны и болваны — отличная компания для Чинны и Друвы.

— Что спрашивал Бриджи?

— Ничего! Он заявил: «Ваш чертов дядюшка отменил мое повышение. Можете до конца жизни жрать рыбьи мозги, можете даже отрастить себе спинной плавник и жабры. Но пока экзамен принимает доктор Бриджмохан Саркар, это не поможет Чиннасвами Аркоту Гаджапати его сдать». Наверное, этот ублюдок Да Винчи разболтал Бриджи про моего дядю. И про рыбьи мозги.

Чинна перед экзаменом отказался «позолотить ручку» служителю на удачу. Это было чистое вымогательство, но все, кроме Чинны, подчинились. Он с досадой продолжает:

— Говорю тебе, ничего хорошего не выходит, когда семья тебя проталкивает. В результате непременно застрянешь.

Доктор Пиус еще не вернулся, но доктор Бриджи Саркар высовывает голову и кивает Мариамме. Она делает знак Чинне подождать. Едва ли ей повезет больше, чем ему.

— Мадам, — начинает доктор Бриджмохан Саркар, едва за Мариаммой закрывается дверь, — ваша работа на конкурсном экзамене была хороша, очень хороша. — Они оба так и стоят. — Вы единственная, кто сумел не повредить нервные ответвления. Скажу вам по секрету, ваши шансы…

Он замолкает, но улыбается, многозначительно приподняв брови. Мариамма радостно вспыхивает.

— Готовы к устному экзамену?

— Полагаю, да, сэр.

— Отлично. Прошу вас, засуньте руку в мой карман.

Она стоит перед ним в своем кремовом сари и короткой белой накидке. Наверное, она ослышалась?

Несмотря на гнетущую жару, на напудренном лице доктора Саркара ни капли пота. Он стоит между ней и дверью. Доктору Саркару за пятьдесят, он высокий, щеки впалые из-за отсутствующих коренных зубов. Тощие конечности диссонируют с выпирающим животом. Покачиваясь на пятках, он задумчиво задирает нос к потолку, выражение лица у него жесткое, как стрелка на его льняных брюках. И поза вполоборота, чтобы предоставить Мариамме легкий доступ к правому карману.

Она усердно училась. Она готовилась. Но не к такому.

В ушах звенит. Потолочный вентилятор разгоняет знойный воздух, поднимающийся от бетонного пола. Со стола за ними с интересом наблюдает малыш-гидроцефал, утопивший Друву. На открытом лотке лежит отпиленная половина головы с удаленной нижней челюстью. Сквозь ткань мешка проступают контуры спрятанных в нем небольших костей.