Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты - Себастьян Маллаби

секретарь казначейства, Тимоти Гейтнер, президент Федерального резервного банка Нью-Йорка, и Кристофер Кокс, председатель Комиссии по ценным бумагам и биржам — американское правительство собственной персоной. Темой совещания стала судьба Lehman Brothers, активы которого продолжали стремительно сокращаться после майской речи Дэвида Айнхорна. Представители правительства намеревались четко заявить о том, что не выделят на спасение Lehman ни одного цента из бюджетных средств. Полсон, представляющий позицию государства на совещании, полагал, что он уже достаточно рисковал деньгами налогоплательщиков. Именно он одобрил выделение бюджетных средств на спасение Bear Stearns, а также ипотечных гигантов Fannie Мае и Freddie Mac. Недаром Джим Баннинг, республиканец от штата Кентукки, обвинил его в том, что он «ведет себя как министр финансов Китая». На взгляд Полсона, ситуация с Lehman Brothers давала прекрасную возможность раз и навсегда распрощаться с прошлым. Банкиры получат один полезный урок: каждый из них должен нести ответственность за свои собственные ошибки. Конечно, если Lehman Brothers пойдет ко дну, реакция рынков будет негативной. Однако секретарь казначейства и его коллеги верили, что игра стоит свеч. Кроме того, Lehman Brothers уже несколько месяцев ходил по лезвию ножа, и партнеры с биржи, вероятно, успели подготовиться к его возможному банкротству. Правительство попытается найти частного покупателя для Lehman Brothers; но если это ему не удастся, то оно отойдет в сторону, будучи уверенным, что крах банка не станет причиной хаоса10.

Если бы Полсон и его коллеги взглянули бы на мир глазами хедж-фондов, они бы не пошли на эту роковую встречу, которая стала отправной точкой для самого глубокого финансового кризиса после 1930-х годов. Команда Полсона стала жертвой той же ловушки, в которую в 1992 году попал Банк Англии: они рассматривали вероятность различных сценариев, как это обычно делают политики, но никто из них не задал традиционный вопрос трейдера — а каким был бы выигрыш в том или ином случае? С точки зрения политика, крах Lehman мог породить, а мог и не породить хаос. Но, выбирая оптимистический сценарий, вероятность которого равна 50 %, мы неизбежно идем на риск, особенно если желаем преподать банкам урок ответственности. С точки зрения трейдеров, все эти расчеты были весьма наивными; если вероятность оптимистического сценария, согласно которому на рынке будет царить штиль, равна 50 %, то хаос практически неминуем. Представители любого хедж-фонда, будь то в Лондоне или на Уолл-стрит, провели бы один мысленный эксперимент. В условиях штиля активность на рынках была бы слабой, а во время хаоса они напоминали бы жерло вулкана. Если бы трейдеры играли на понижение против всего, что находится в их поле зрения, то в первом случае они ничего бы не потеряли, но во втором случае смогли бы сорвать хороший куш. Осознав, что речь идет о несимметричной игре, каждый рационально мыслящий хедж-фонд сделал бы ставку на коллапс и стал бы агрессивно работать в этом направлении. А с такими ставками коллапс был бы неизбежен.

Пол Тюдор Джонс без особого труда пришел к этому заключению. И ему не нужно было вдаваться в детали и узнавать, сколько компаний и учреждений готовы к крушению Lehman Brothers. Позднее Джонс отмечал: «Вы знали, что Lehman Brothers станет началом для глобальной рецессии. Вы прекрасно знали об этом»17. Все понимали, что Lehman Brothers был частью сложной, запутанной цепочки взаимосвязанных сделок. Все понимали, что закредитованность финансовой системы превысила все мыслимые и немыслимые пределы. А явная символичность крушения Lehman Brothers повергла бы всех в трепет. Lehman Brothers был почтенным институтом, который пережил Великую депрессию и мировые войны. Его крах стал бы наглядным подтверждением того, что в этом мире нет ничего безопасного. «Тогда каждый бы мог сказать: «О, Господи, а если бы я отдал в залог собственного сына, этого бы им было достаточно?» — воскликнул Джонс. — Последствия были бы настолько ужасны, что люди сначала стреляли бы в вас, а уже затем задавали вопросы, — продолжал он. — Возникшие вопросы породили бы панику и хаос на финансовых рынках»18.

Слухи о банкротстве Lehman начали просачиваться в воскресенье около полудня. Хотя многие хедж-фонды были готовы к плохим новостям и соответствующим образом сформировали свои портфели, вскоре стало ясно, что и они не могли чувствовать себя в полной безопасности. Американские фонды слишком поздно осознали, что лондонское отделение Lehman Brothers, подчиняясь английским законам, будет вынуждено объявить банкротство. Это означало, что счета хедж-фондов, которые по американским нормам могли быть обособлены и находились бы в безопасности, теперь будут заморожены. Адвокаты хедж-фондов, отдыхавшие в своих загородных домах в Хэмптоне, сломя голову примчались в офисы, пытаясь судорожно понять, по каким законам будет решаться судьба их активов в Lehman Brothers — по английским или американским. Они засыпали вопросами сторонних консультантов, установив их телефонные номера на быстрый дозвон. В хедж-фонды, в свою очередь, звонили охваченные паникой инвесторы, желая выяснить, какому риску они подвергаются. Никто не мог объяснить, что происходит, и это только усугубляло массовую истерию. К вечеру люди начали сознавать масштабы надвигающегося цунами. Эрик Розенфельд, партнер фонда Long-Term Capital, который пережил очень болезненный крах собственной компании, позднее вспоминал о том, как впервые узнал о банкротстве Lehman Brothers. Он услышал новость по радио, когда ехал на автомобиле: «Я не верил своим ушам. Я был потрясен. У меня перехватило дыхание. Как же они могли дойти до такого?»19

Когда в понедельник открылись торги, Пол Тюдор Джонс пережил такую гамму чувств, которую в тот день, вероятно, не испытывал ни один человек. С одной стороны, его собственный портфель был отлично сбалансирован. Он видел, как приближается волна кризиса, и к закрытию торгов, когда индекс S&P 500 упал на 4,7 %, Джонс уже восседал на ней верхом. С другой стороны, это был худший день в его карьере. Еще на прошлой неделе фонд Tudor пытался вывести остатки своих активов из Lehman Brothers, однако запрос был принят слишком поздно. В итоге 100 миллионов долларов, которые фирма держала на счетах лондонского филиала Lehman Brothers, были заморожены20. Tudor списал всю сумму в убыток, однако на фоне других бед, свалившихся на него, эта проблема казалась пустячной.

Tudor совершил ошибку, которая оказалась такой же грубой, как и просчеты Полсона по поводу судьбы Lehman Brothers. Он позволил своей команде менеджеров по кредитованию новых рынков сформировать гигантский портфель кредитов, выданных компаниям развивающихся стран. Банки в Казахстане и России, молочные фермы на Украине — все они были клиентами Tudor, и на них приходилась значительная часть активов