Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты - Себастьян Маллаби

кредитного пузыря в развитых странах и продолжающегося роста в развивающихся экономиках. Макрофонды совершали короткие продажи на рынках стран «золотого миллиарда», а также играли на понижение доллара. В то же время они вкладывали деньги в развивающиеся рынки, нефтяные фьючерсы и некоторые другие товары. За 18 месяцев до июня 2008 года прибыльность макрофондов, согласно данным Hedge Fund Research, составила в среднем около 17 % — совсем неплохой показатель в период финансового кризиса.

Дутая самоуверенность хедж-фондов нашла проявление в новом витке «активизма»: они скупали крупные пакеты акций разных компаний, а затем требовали от них изменения стратегии. В течение первых недель 2008 года бывший хоккеист Фил Фальконе, управляющий фондом Harbinger Capital, который годом ранее сорвал большой куш, играя на понижении субстандартной ипотеки, стремительно ворвался в газетный бизнес. Он приобрел 4,9 % акций New York Times а затем потребовал ввести в состав правления четырех приспешников. New York Times владел долями в баскетбольной команде Boston Red Sox, гоночной команде NASCAR, нескольких региональных газетах и телевизионных каналах, и по мнению Фальконе, пришло время избавиться от этого непрофильного мусора и создать новый бренд газеты для сети Интернет. В марте семья Сульцбергер, которая владела контрольным пакетом голосующих акций New York Times, уступила Фальконе два места в правлении. В ответ на это Фальконе увеличил свою долю до 19 %. В апреле Артур Оке Сульцбергер-младший, председатель Times Company, косвенно признал, что на него оказывается давление. Он взял слово на годовом собрании акционеров и торжественно заявил, что «эта компания не продается». Вопреки мрачным слухам, пока еще не весь Нью-Йорк перешел под контроль хедж-фондов.

Вспышка активности хедж-фондов была отмечена и в Лондоне. Здесь наиболее заметной фигурой стал Крис Хон, который управлял Children’s Investment Fund — хедж-фондом с благотворительным уклоном. Часть своей прибыли Хон направлял в благотворительное подразделение, которое финансировало проекты помощи нуждающимся детям и программы по борьбе со СПИДом. Однако Хон легко совмещал высокие идеалы с жесткими методами борьбы. В 2005 году он приобрел долю акций Deutsche Borse, компании, которая владеет немецкой фондовой биржей, и добился отставки ее исполнительного директора, заявив ему буквально следующее: «Мои позиции настолько непоколебимы, что я могу ввести в наблюдательный совет Микки Мауса в паре с Дональдом Даком»10. Спустя два года Хон уговорил владельцев голландского банка ABN AMRO продать свое детище трем заинтересованным лицам, а летом 2008 года успешно реализовал еще один план — приобрел 8,7 % акций американской железнодорожной компании CSX и потребовал ввести своих представителей в правление. Руководство CSX отбивалось, как могло. Оно убедило своих сторонников в конгрессе вызвать людей Хона в один из комитетов для дачи показаний.

Затем компания возбудила иск в Нью-Йоркском суде, обвинив Хона в нарушении правил раскрытия информации Комиссии по ценным бумагам и биржам. Руководство также обратилось к рядовым акционерам с призывом отразить эту злостную атаку британцев на стратегическую инфраструктуру Америки. Наконец, в июне 2008 года компания CSX, пытаясь настроить своих людей на боевой лад и сбить их с умеренных позиций, провела годовое собрание прямо на железнодорожной станции. «Мы уже два раза спасли вас от варваров», — заявил один акционер на собрании, которое проходило в огромной палатке11. Однако далеко не все отвергали Хона. Как ни пытались менеджеры CSX отложить голосование и всеми правдами и неправдами добиться нужного для себя результата, в середине сентября его кандидатам удалось получить четыре места в правлении.

О широком радиусе действия хедж-фондов свидетельствуют также их набеги на развивающиеся рынки. Типичным примером является их деятельность в Казахстане, стране, занимающей огромное пространство в Евразии. Большинство финансистов с Уолл-стрит знают о ней лишь по фильму «Борат». Благодаря огромным нефтяным запасам экономика Казахстана росла на 8–9 % в год и характеризовалась активным сальдо торгового баланса. Поэтому можно смело ставить на национальную валюту страны, ожидая ее укрепления по отношению к доллару. Весь вопрос в том, как извлечь выгоду из такого роста. Владея огромными запасами нефти, правительство не испытывало потребности в заемных средствах; следовательно, иностранцам, скупающим суверенные облигации, делать здесь было нечего. Хедж-фонды, обозначившие свое присутствие в 2003 году, смогли обойти это препятствие. Вместо скупки суверенных облигаций они стали выдавать кредиты непосредственно казахстанским банкам, получая рычаги влияния на курс национальной валюты и выдавая кредиты по более высокой процентной ставке. К такой уловке они прибегали во всех частях света. В итоге к 2008 году чуть ли не каждая вторая компания в мире — от бразильских экспортеров кофе до украинских молочных ферм — была должником хедж-фондов. Киев, столица Украины, стала для них настоящей «горячей точкой». Неудивительно, что стоимость номера в их любимом городском отеле составляла 800 евро за ночь.

Конечно, такое кредитование развивающихся рынков вызывало много неудобных вопросов. Чтобы извлечь прибыль из укрепления национальных валют, хедж-фонды были вынуждены идти на кредитные риски, одалживая деньги экспортерам кофе, молочным фермам и т. п. Они вели себя как традиционные коммерческие кредиторы, фактически беря на себя роль банков. Между тем возможностей проверять состоятельность потенциальных заемщиков у них было гораздо меньше, чем у обычных банков. Российские компании второго уровня теперь могли брать кредиты напрямую у хедж-фондов, зная, что никто не будет проверять их балансы или выяснять способы возврата ссуды в случае банкротства. Хедж-фонды могли спокойно выдать кредит под залог молочного стада, пасущегося на другой стороне земного шара, хотя даже мысль о том, что их представители могли заявиться в украинское село и забрать оттуда живой скот, казалась нелепой. Однако в пьянящей атмосфере середины 2000-х годов это никого не волновало. Хедж-фонды были движущей силой в мире финансов, и они по определению не могли ошибаться. Традиционные банкиры и привередливые кредитные инспектора казались пройденным этапом. Даже кризис субстандартных кредитов, который выявил крайне неэффективное управление рисками в банках, никак не сказался на этом представлении.

В самом начале кризиса, в апреле 2007 года, Джим Чэйнос посетил одно совещание в Вашингтоне. Группа регуляторов из Германии обратилась к нему с вопросом: «Так что вы все-таки думаете о хедж-фондах и финансовой стабильности?». Чэйнос ответил, что немцы копают не там, где нужно: «Не мы должны вызывать у вас беспокойство, а банки!» — заявил он им12. Прошло немногим более года, и события, произошедшие в середине 2008 года, полностью подтвердили слова Чэйноса. Bear Stearns пошел ко дну; Lehman Brothers отбивал одну атаку за другой, Fannie Мае и Freddie Mac, две национальные кредитные организации, созданные в