Горы дышат огнем - Веселин Андреев

ему привет от лесника, а он и говорит: «Эй, а ты не лесовик?» Я тогда рассмеялся, мне и в самом деле стало смешно. «Разве лесовики так расхаживают по дорогам?» — «Откуда я знаю? Сейчас кругом только и говорят о лесовиках!..»

В то время как Цоньо полз по этой бескрайней для него земле от Косматого кургана до Стыргела, в мире произошли события, которые вошли в историю. В результате воздушного налета разрушен целый квартал Софии, примыкающий к вокзалу. Красная Армия освободила Херсон. Эйзенхауэр назначен главнокомандующим союзным десантом во Франции. В «Правде» Георгий Димитров опубликовал статью «Кризис в Болгарии» и призвал антифашистов бороться за спасение родины. Регенты и министры обсуждали вопрос о сформировании жандармерии. Около Ястребина фашисты расстреляли восемнадцать человек, в том числе пятерых детей. В селе Страшка Река в районе Габрова полицейские живьем сожгли Илью Проданова и его мать Цану Варчеву. Партизанские отряды в Болгарии провели свыше трехсот операций.

А Гешев вел расследование. Прошу вас, это очень интересно.

В Этрополе 20 декабря произошла ссора между областным полицейским начальником и начальником группы агентов дирекции полиции. Начальник группы утверждал, что со своими людьми гордо расстался с этим сбродом — полицейскими в форме. А областной полицейский начальник доказывал, что выгнал агентов «как лишних, ввиду полной неподготовленности и недисциплинированности».

Гешев сразу же поставил перед агентами несколько вопросов: какую задачу выполнял каждый из них; как происходила перестрелка под Свиштиплазом и на Косматом кургане; какие недоразумения возникли между агентами и полицейскими и почему; где ночевали, как платили за ночлег; требовали ли от крестьян, чтобы они приготовили еду получше, и... платили ли за нее?

И двадцать агентов сели писать показания, тяжело вздыхая, стараясь справиться с этим неожиданным заданием. Безграмотность великая! Их показания заполнили целую папку, материалов хватило бы на книгу. Понимаете, как трудно мне ограничиться немногим?

Начальник группы агентов хитер. Он начинает свои показания так: «Почему господа областной начальник и инспектор Михайлов не явились вместе с нами, не могу знать».

Простые агенты не сильны в дипломатии, они утверждают, как один: «Во время всех обысков и арестов нас заставляли первыми входить в дома»; «Для полицейских в форме всегда находилась брынза, для тех, кто в штатском, никогда»; «Полицейский начальник... заставлял меня всю дорогу до землянки и во время боя нести его шинель»; «Полицейские мешали нам»; «Они ели отбивные»; «Они заставляли нас идти вперед, а сами прятались»; «Полицейские всегда хотят командовать и считают, что мы, агенты, во время боя должны быть на первой линии, а, насколько я мог понять, наша задача состояла в том, чтобы только производить аресты и вести следствие». Какая несправедливость, правда? Вместо того чтобы избивать арестованных, заставляют драться в горах!

Но классовое расслоение значительно более глубокое — оно существует между начальниками и подчиненными. «Господин начальник 6-го полицейского участка Софии выбирал буханки хлеба получше и брынзу, которые были предназначены нам. Он наполнял свой ранец и другими продуктами, которые были выданы для нас...» — жалуется полицейский на своего начальника. «Стражники, видя, что их начальники едят отбивные, копченую колбасу, а им выдают только хлеб, очень волнуются, их дух падает», — констатирует один агент. Другой пишет: «Нам давали только фасоль, а начальникам суп, тас-кебаб, отбивные». Почему нет, у одного только Стою Маринова они забрали две свиньи, бочонок брынзы, индюшку, большой бидон жира, большой бидон рачела[108] , а сколько разграблено домов в Этрополе, Лопяне, Видраре, Осиковице, Камилче, Джурове!

Два монолога.

Первый агент. «Отношение начальника группы ко мне, как и к большинству моих коллег, было просто нетерпимым. Он издевался над нами, ругал самыми последними словами».

Второй агент. «Он нас ругал, кричал на нас, как на скотину».

А вот апогей междоусобицы. Один агент пишет, что начальник полицейской роты Ангеличев, когда они шли к нашей землянке, кричал: «Пусть их папаша Гешев ведет, пусть он сюда приедет и ведет их, этих идиотов, пусть сюда приедет, а не сидит в канцелярии. Пусть папаша полазит по горам, посмотрит, что это такое...»

Наверное, так и было, но агенты явно стремятся навлечь на полицейского начальника гнев Гешева, чтобы самим избежать наказания.

Если бы Цоньо хоть немного знал о событиях, происходивших в мире, и о полицейских междоусобицах, ему стало бы легче.

Пятнадцать дней бежал он от смерти.

Цоньо рассказывает об этом просто:

— Потом, когда я шел по шоссе, какой-то шофер посадил меня в свой грузовик. Бомбардировки, которые производили союзники, оказались мне на руку. Много народу в те дни уходило из Софии, но много и возвращалось в город.

Вот какой-то стражник останавливает машину, в которой я добирался в Софию. Меня как будто бросили в кипящую воду, а потом сразу же в ледяную. Оказалось, что стражник просто спешил в город. Залез он в кузов, о чем-то меня спросил, но я промолчал, старался держаться от него подальше. От стражника я узнал, что накануне люди встретили Новый, 1944 год.

Когда я слез в Подуяне, мне хотелось плясать от радости. Я жив, жив! Слышите, люди, я жив!

А дальше уже было легко, если, конечно, смотреть со стороны. С помощью знакомых ремсистов Цоньо встречается с Эмилем Шекерджийским, тот направляет его к Сибиле Радевой, а она ведет его к врачу. Потом его родное село Орсоя в районе Ломска, там он устанавливает связь с местными партизанами.

Я смотрю на одну из фотографий Цоньо, на которой он с группой партизан снят девятого сентября 1944 года. До чего же он худ! Меня сразу же поразили его глаза: большие, по-мальчишески полные удивления. Кажется, ему все еще не верится, что наступил великий день и он жив.

И, глядя на фотографию Цоньо, я вижу перед собой Мересьева, слышу, как Гийом, который полз семь дней по Андам, говорит своему другу Сент Экзюпери:

— Ей-богу, мне удалось такое, что не под силу ни одному зверю...

ВРЕМЯ БРАТСКИХ МОГИЛ

Ночь, дорога — вот наш дом...

Звучит красиво, но ночь кончалась, а дорога была пустой.

— Быстрее! Приближается рассвет! — торопил я, покрикивал Стефчо, тревожно ускоряли шаг бойцы, а ноги слабели...

Уже светало, когда мы повалились на землю в густом соснячке над Лыжене. Даже для нас этот переход был трудным. Но мы его совершили.

Люди лежали пластом. А нам с Велко предстояло еще прогуляться, и, к нашему удивлению, мы нашли в себе силы для этого!

Мы спустились к Коце. Он как будто ждал нас.

— Чудной ты человек!