Царьград (сборник) - Александр Харников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, майор, – неуверенно кивнул президент Дэвис. – И куда мы направимся на этой субмарине?
– Господин президент, субмарина доставит нас в Константинополь, прямо к адмиралу Ларионову. А если мы вдруг не уложимся в сроки и подводный корабль уйдет без нас, то смею вам напомнить слова моего отца про то, что я располагаю более чем достаточными денежными средствами для всех возможных затрат на путешествие в Константинополь. В Югороссии же мы будем желанными гостями мистера Ларионова.
Джефферсон Дэвис нервно побарабанил пальцами по столу:
– Значит так, майор. Теперь вы сможете за полтора дня добраться до Мемфиса, где живет Форрест. Два-три дня вам придется провести в Мемфисе. Обратная дорога займет еще полтора дня. Я думаю, мы уложимся в тот срок, который дали вам ваши друзья.
Неожиданно майор Семмс спросил:
– И еще один вопрос, господин президент. Не считаете ли вы нужным взять в делегацию кого-нибудь еще?
Дэвис задумался.
– Вообще-то я пригласил бы еще Кастиса Ли, старшего сына покойного Роберта. Но знаете, может, лучше не надо. Во-первых, ехать далеко, во-вторых, он работает ректором Университета Вашингтона и Ли. И даже если он с нами поедет, то появится пища для пересудов – куда это он уехал и почему это его нет на месте. Да и чем больше народу знает о нашей поездке, тем труднее будет держать ее в тайне.
Президент Дэвис позвонил в колокольчик.
– Ладно, майор, я договорюсь с миссис Дорси, и завтра с утра вас отвезут на вокзал. Поедете до Нового Орлеана, оттуда на поезде – прямо в Мемфис. Вы сможете за полтора-два дня добраться до Мемфиса, где живет Форрест. Какое-то время ему понадобится на сборы, потом обратная дорога. Думаю, шести-семи дней вам хватит на всё. До прибытия русской субмарины у нас будет еще неделя. А вы не хотите съездить к семье в Мобиль?
Джон Одивер Семмс тяжело вздохнул:
– Хотелось бы, господин президент, да только лучше, чтобы никто не знал, что я здесь. Ведь официально я еще в Константинополе. Думаю, что, как вы сказали, наши планы лучше держать в тайне. А жаль, так хотелось бы увидеть жену и малышей – маленькую Электру и Оливера-младшего… Но когда на кону интересы Родины, мы себе не принадлежим.
– Да, к сожалению, вы правы, – завершил разговор президент Дэвис. – Тогда у нас будет время после вашего возвращения, чтобы обсудить, что именно мы хотим и как этого можно будет добиться. А то и на русской субмарине, и в константинопольских дворцах у стен будут уши. А сейчас идите – отдыхайте, в ближайшее время силы вам понадобятся.
10 июля (28 июня) 1877 года, раннее утро. Константинополь. Сад дворца Долмабахче
Полковник ГРУ Вячеслав Бережной
Я сидел на скамейке, наслаждаясь прелестями раннего утра. Ночью я прилетел из-под Шипки, где третий сводный кавалерийский корпус рубился на перевале с турецким арьергардом. Двенадцатитысячный корпус турок, успевший по горным дорогам подойти из Адрианополя, заняв перевал, вышел на равнину. По данным нашей авиаразведки, в лагере засело три-четыре тысячи турок, остальные укрепляют сам Шипкинский перевал.
Накал боев не уступает тому, что был в тех краях в нашей истории. С обеих сторон большие потери убитыми и ранеными. Только вот у русских раненых шанс выжить гораздо больше, чем у турецких. Тяжелораненых, которых местная медицина либо угробит, либо сделает калеками, по воздуху перебрасывают к нам в Константинополь. Этим заняты все Ка-29 и Ка-27ПС, имеющиеся в нашем распоряжении. Машины, кажется, насквозь пропитаны запахом йода и карболки. С одним из таких санитарных рейсов прибыл в Константинополь и я.
Несмотря на нашу помощь, дела под Шипкой далеко не блестящи. Прилетающие с «Кузнецова» ударные «вертушки» в несколько налетов уничтожили всю турецкую артиллерию, а вот дальше дело застопорилось. Турецкая пехота зарылась в землю, их командиры сообщили аскерам, что русские не пощадят никого, что все турки в Стамбуле забиты камнями и похоронены, завернутые в свиные шкуры.
По показаниям немногочисленных пленных, в этом турецком корпусе много британских и французских инструкторов. Противник быстро учится, и турки больше не лезут под авиаудары густыми походными колоннами. И лагеря свои теперь рассредоточивают, так что одним налетом всех их и не накрыть. «Жирное время», похоже, ушло. Теперь приходится охотиться чуть ли не за каждым турком.
Учатся воевать по-новому и наши европейские друзья. Поэтому желательно не дать уйти живым ни одному иностранному военному советнику. Это война, господа! Надо собирать механизированную рейдовую группу и идти с ней к перевалу с юга через Адрианополь.
Я уже прикинул ее состав. Рота морской пехоты на БМП-ЗФ, батарея «Нонн-С». Разведвзвод из «мышек», которых можно посадить на три БТР-80, ну и соответствующее количество бензовозов и машин с боеприпасами. Брать или нет хотя бы один Т-72? Я в глубоких сомнениях. С одной стороны, машина выглядит устрашающе и должна нагнать на противника ужас. Да и свои впечатлятся. С другой стороны, в боях на перевале ее мощь будет избыточна, с поставленными задачами прекрасно справятся БМП с «Ноннами». Не стоит также и забывать, что по пути к перевалу нам предстоит пересечь несколько рек. Вряд ли мосты на них выдержат вес даже одной 42-тонной машины.
Сижу я и прикидываю, что к чему, думаю о нашем будущем походе, командовать которым придется, скорее всего, мне, как вдруг слышу слова, сказанные по-английски, но с довольно сильным акцентом:
– Добрый день, господин полковник…
– Скорее уж, доброе утро, мистер… – ответил я, поднимая глаза на своего собеседника. Передо мной стоял худой человек средних лет в немного мешковатой штатской одежде. Слева, над карманом серой рубахи, был чуть криво приколот солдатский Георгиевский крест.
– Мак-Нейл, сэр, меня зовут Роберт Мак-Нейл – немного смущаясь, ответил мой собеседник. – Мне сказали, что вы хотите поговорить со мной?
– Садитесь, мистер Мак-Нейл, – указал я ему место на скамейке рядом с собой, – я слышал о вас много хорошего. Как здоровье вашей супруги? Ее, кажется, зовут Мэри?
– Спасибо, сэр, – чуть робко, явно смущаясь таким вниманием к своей особе, Мак-Нейл опустился на скамейку. – Мою жену действительно зовут Мэри. Врачи говорят, что наш случай не очень тяжелый и скоро она пойдет на поправку, – в его голосе было столько нежности и радости. – С дочками тоже все в порядке. Ваши доктора, сэр, их осмотрели и сказали, что болезнь их совершенно не задела. Вон они, кстати, мои любимые Джудит и Кэтти, посмотрите, как весело они играют с другими детьми!
Действительно, чуть в стороне от госпиталя, в тени деревьев на набережной бегали и резвились несколько десятков ребятишек обоего пола, в возрасте от пяти до пятнадцати лет. Четверо почтенных греческих матрон присматривали за этим «стихийным бедствием» в миниатюре. Дочери Мак-Нейла резко выделялись на фоне черноволосых и смуглых турецких и греческих ребятишек своими соломенными волосами и чуть покрасневшей молочно-белой кожей.
– Здесь мало кто знает английский язык, не говоря уже о моем родном, гэльском, – сказал Мак-Нейл, – но дети как-то умудряются понимать друг друга. Я не удивлюсь, если через месяц они заговорят по-русски.
– Ох, мистер Мак-Нейл, – вздохнул я, – если они и заговорят, то на жуткой смеси греческого, турецкого и русского. Впрочем, как вы правильно сказали, дети действительно лучше понимают друг друга, чем взрослые. Нам этому у них стоило бы поучиться.
– Да, сэр, – кивнул Роберт. – Но нам с Мэри все равно придется учить новые для нас языки. Ведь мы нашли здесь новую для себя родину. Но, я думаю, сэр, вы хотели поговорить со мной не о моих дочках и не о том, на каком языке они будут потом говорить.
Я кивнул:
– Вы правы, Роберт. Просто у меня сейчас есть немного свободного времени, и я очень люблю детей. Но офицеру, кочующему по гарнизонам, не всегда удается завести семью, и еще реже получается ее сохранить. – Мак-Нейл понимающе кивнул, а я продолжил: – Но я хотел поговорить с вами не только о вашей семье, но еще и о том, что можно было бы назвать вашей большой семьей…
– Я не совсем понимаю вас, сэр, – немного удивленно сказал Мак-Нейл.
– Роберт, я хотел поговорить с вами о вашей родине – Шотландии, и о ее народе, – прямо сказал я. – Какое будущее вы хотите для ваших земляков? Не надоело ли шотландцам быть под властью английских лордов?
Роберт Мак-Нейл гордо выпрямился:
– Сэр, я, как и все мои земляки, – якобит, и всегда стою и буду стоять за реставрацию на престоле в нашем славном Эдинбурге династии Стюартов!
– Не буду с вами спорить, – сказал я, – но Стюарты – это, по всей видимости, уже история. Хотя… Что бы вы сказали насчет того, чтобы сначала восстановить независимость Шотландии, а потом уже решать – кто сядет на престол?
– Не получится, сэр, – Мак-Нейл задумчиво покачал головой, – я прекрасно знаю своих земляков. Все кланы между собой передерутся из-за короны, да и свои лорды у нас тоже есть. Если не брать в расчет тех, кто душой и телом предан Лондону, каждый из остальных будет считать себя самым главным.