Жизнь и реформы - Михаил Горбачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что говорить о провинциалах, если досталось и вновь избранному Председателю Верховного Совета: меня обвинили в «манипулировании большинством» за мои старания так вести заседания, чтобы все имели возможность высказаться, а парламентская полемика не переросла бы в потасовку.
Сигнал к ней подал Афанасьев со своим «сталинско-брежневским Верховным Советом». За ним в том же духе выступили Попов, Адамович, а в ответ, не менее яростно, большая группа оскорбленных депутатов. С обеих сторон приводились серьезные, веские аргументы, но к ним в запале добавляли и всевозможные резкости. Урезонивая расходившихся ораторов, я призывал обратить внимание на содержательные доводы, имевшиеся в выступлениях межрегионалов. Что же касается причины их агрессивного тона, то об этом лучше всех сказал тот же Мешалкин, объяснивший выступления Афанасьева и Попова неудовлетворенностью их положением на съезде, тем, что они оказались в меньшинстве, а рассчитывали, что, «как на митингах в Лужниках, они смогут нас всех поднять и немедленно смести все, что им мешает стать во главе съезда».
Скажу откровенно, я считал полезным избрание Ельцина в Верховный Совет. На майском Пленуме он сказал много таких вещей, под которыми я был готов подписаться. Другой вопрос, что за политической программой просматривались непомерные притязания. В результате тайного голосования Ельцина все же забаллотировали. Вот тогда-то депутат из Омска юрист Алексей Казанник предложил передать свое место в Верховном Совете Ельцину. Завязалась оживленная дискуссия, в основном по юридическому аспекту этого необычного шага. В конце концов «рокировка» состоялась.
Новшества
В съездовской суете и суматохе невозможно было проводить заседания Политбюро, но мы встречались неформально накоротке во время перерывов. В комнате, примыкавшей к сцене, подавали чай, кофе, там можно было, так сказать, на ходу обменяться мнениями. Все ощущали происходящую коренную перемену в привычном порядке вещей. Раньше — поговорили за чаем, и гуськом за генсеком на сцену. А теперь — председатель на сцену, остальные — в зал. Будучи людьми дисциплинированными, коллеги по ПБ не подавали виду, что чем-то недовольны. Но я-то ощущал их плохое настроение. Да и как иначе, если всем уже было ясно, что время партийной диктатуры истекло, утверждается новый политический режим.
Собственно, это и составило стержневую мысль моего доклада об основных направлениях внутренней и внешней политики СССР. Первая часть носила традиционный характер: оценка положения в народном хозяйстве, в социальной сфере, финансах и т. д. В других разделах я попытался наметить программу глубоких реформ.
В том, что касалось экономики, ставился вопрос о необходимости радикального обновления отношений социалистической собственности и становления полнокровного рынка. Высказывалось мнение, что главными действующими лицами в экономике должны стать предприятия, концерны, акционерные общества и кооперативы. «Для решения общих задач и координации усилий они, видимо, пойдут по пути создания на добровольной основе объединений союзов и ассоциаций, к которым перейдут функции хозяйственного управления, выполняемые ныне министерствами… Такой подход не означает принижения роли государства, если, конечно, не путать его с министерствами, а хозяйственное управление — с государственным руководством. Последние избавляются от функции непосредственного вмешательства в оперативное управление хозяйственными единицами и сосредоточиваются на создании общих нормативных рамок и условий для их деятельности».
Главный смысл политической реформы я определил как реализацию вновь выдвинутого исторического лозунга «Власть Советам!». Реконструкция представительных органов, всемерное расширение их прав и полномочий, безусловное подчинение им аппарата — первое условие возвращения Советам реальных рычагов власти и управления.
Они остаются по сей день нерешенными. Более того, под искусственным предлогом, будто советская форма народного представительства порочна в своей основе и связана исключительно с тоталитарной диктатурой партии, Ельцин в октябре 1993 года подверг разгрому не только и не столько конкретные Советы по всей стране — от Верховного до районных и поселковых. Он разгромил саму представительную власть, или, говоря другими словами, народовластие. Навязанная им Конституция предусматривает настолько убогие и урезанные права и местных представительных органов, и Федерального собрания, что это, разумеется, пародия на демократию. В стране под видом президентской республики восстанавливается на деле даже не конституционная, а абсолютная монархия. Не приходится гадать, что подобная система в конце XX века и при достигнутом уже уровне политической культуры не может долго просуществовать. Она неизбежно вызовет растущее сопротивление, пока народ не восстановит нормальную демократическую республику. И дай Бог, чтобы это произошло без жертв, как в феврале 1917 года.
Что касается сферы национальных отношений, то надо признать: в то время мы еще не были готовы выдвинуть по-настоящему глубокую программу реформы, включающую преобразование унитарного государства в действительно федеративное. Но общее направление было определено. Это — существенное расширение прав союзных и национальных республик, гармонизация отношений между ними и Союзом.
При изложении внешней политики были подтверждены принципы, которые вытекали из нового политического мышления: ориентация на ликвидацию ядерного оружия, недопустимость применения силы и угрозы силы, ставка на диалог и переговоры с целью установления баланса интересов как единственный способ решения международных проблем.
В дискуссии по докладу было высказано немало предложений и дополнений к изложенной мною программе. Но должен сказать, каких-то принципиальных возражений против нее не было. Зато достаточно сильный критический огонь депутаты сосредоточили на практической деятельности властей предержащих. Смысл их наставлений сводился примерно к следующему: «Вы предложили нам неплохую программу, с ней нельзя не согласиться, но эти слова, задачи и призывы мы слышали многократно, а перестройка идет медленно, дела в стране пока ухудшаются. Теперь у нас создана новая политическая система, давайте же ускорим преобразования и в первую очередь решим насущные экономические и национальные проблемы».
Это свое «послание» исполнительной власти, партии, народу, да и самому себе, съезд закрепил во многих постановлениях.
По моим представлениям были назначены Председатель Совета Министров (Рыжков), высшие должностные лица судебной системы, создана Конституционная комиссия. Казалось бы, тогда сложились необходимые предпосылки для того, чтобы по-настоящему крупно двинуть вперед перестройку, переломить негативный ход событий. Почему же этого не получилось, почему наше движение вперед не ускорилось, а в некоторых отношениях началось топтание на месте?
Думаю, причина в том, что дезинтеграционные процессы опережали формирование новых институтов власти и управления. А набиравшая силу радикально-демократическая оппозиция, развернув борьбу против центра и центризма, начала систематически подрывать фундамент власти на путях циничного популизма и разжигания националистических спекуляций. Я не раз буду еще возвращаться к этой теме.
Два классика: Леонов и Сахаров
В напряженные дни Первого съезда исполнилось 90 лет Леониду Максимовичу Леонову, и я, испросив приглашение, съездил к нему на квартиру, кажется, на улице Герцена. Там готовились к небольшому застолью, собрались члены семьи, близкие. Это была моя вторая встреча с Леоновым.
В тот день я застал его в активной форме. Меня поразило, как внимательно он следит за всем происходящим на съезде, в курсе предшествовавших ему дискуссий. Даже нюансов, которых я не знал, потому что для этого надо было читать все журналы и газеты или неотрывно сидеть у телевизора. Суждения его отличались глубиной, философской масштабностью.
— Я все время пытаюсь понять, — говорил Леонов, — от чего наши трудности. И вот к чему прихожу. То, что вы затеяли в рамках перестройки, это ведь движение к новым формам общества. Это то, что определит жизнь страны на ближайшие столетия. А люди живут сегодня, у них много острых проблем. И это противоречие между далеко идущими замыслами и нынешней действительностью создает такую атмосферу. Удивляться нечему, да и деваться некуда. Надо цель не терять, но одним светлым будущим не обойдешься.
Это было близко к моим мыслям. Мы и на конференции партийной говорили о том, как важно видеть долговременную цель, не забывая о неотложных проблемах, не принося настоящее в жертву будущему, на чем свихнулись многие революционеры и реформаторы.