Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России - Андрей Алексеевич Нечаев

После ухода Гайдара Комитет цен, еще раньше избавившийся от контроля Минэкономики и вступивший на привычную для него стезю, постарался использовать ситуацию по максимуму, существенно расширив список продукции, цену на которую предлагалось регулировать, пусть и через рентабельность. За всеми обрушившимися на нас проблемами мы, честно говоря, упустили из виду работу над этим достаточно частным документом. А специалисты Комитета, сохранившие старое пристрастие регулировать, воспользовались моментом, собрали необходимое количество виз, ссылаясь на то, что речь идет о поручении Гайдара, и положили подготовленное ими постановление на стол Черномырдину. Тот, видимо, не разобравшись, а может быть, решив, что это будет полезный шаг, подписал его, после чего разгорелся первый довольно крупный скандал. Формально постановление устанавливало предельные уровни рентабельности предприятиям, выпускающим лишь продукцию, попадающую в перечень «отдельных видов». В действительности же список этих «отдельных видов», занимавший десять печатных страниц, охватывал чуть ли не всю номенклатуру товаров, выпускаемых на предприятиях разных форм собственности. Именно это приложение, в силу своей широты менявшее суть первоначальной идеи документа, и скрыла от визировавших, включая меня, председатель Комитета Лера Ивановна Розенова. В итоге был подписан откровенно антирыночный документ.

К действиям нового премьера в тот момент был вообще повышенный интерес. Шел конец декабря, Черномырдин буквально полторы недели как сел в новое кресло, и каждый его шаг воспринимался как некое свидетельство новых экономических веяний. В этой обстановке выход постановления о регулировании цен прозвучал для многих как сигнал об окончании реформ. Я помню, что мне позвонил из Америки буквально в истерике Борис Федоров, улетевший туда урегулировать свои дела во Всемирном банке, со словами: «Как это могли допустить? Это же пересмотр всей политики!» Думаю, что практические последствия этого постановления несколько преувеличивались. Скорее всего, оно так и осталось бы рекомендательным документом, поскольку административных возможностей реализовать подобное регулирование реально уже не было. Однако, случись такое, товары с регулируемыми ценами начали бы исчезать с прилавков. В любом случае с идеологической точки зрения и в качестве общего сигнала о возможном отходе от базовых принципов экономической политики такое постановление было опасным.

Оставшиеся в правительстве члены команды Гайдара с присоединившимся к нам Борисом Федоровым провели неформальное внутреннее совещание, где приняли решение добиваться отмены постановления. Объяснять ситуацию Черномырдину был делегирован я, как человек, ранее курировавший Комитет цен. Разговор с премьером был тяжелый. Ему, естественно, не хотелось отыгрывать назад в чисто управленческом плане, отменяя одно из первых своих решений. Я часа два фактически читал Виктору Степановичу лекцию по макроэкономике, втолковывая, почему подобное решение будет иметь крайне негативные последствия для товарного рынка. Объяснял, почему это постановление не достигнет поставленной цели борьбы с инфляцией и вообще что оно означает с точки зрения всей экономической политики. Не знаю, в какой степени премьер согласился с моими аргументами, но, во всяком случае, он понял то, что я хотел до него донести. Конечно, ему очень не хотелось идти на прямую отмену постановления, как бы расписываясь в том, что он не ведает, что творит. С другой стороны, он, безусловно, не хотел и создавать впечатление о том, что начинается пересмотр курса реформ. Черномырдин колебался.

Вскоре с подачи Гайдара в дело вмешался президент. Егор рассказывал впоследствии, что он отсыпался после тяжелейшего года в правительстве в доме отдыха на Валдае, когда ему позвонил Чубайс и рассказал о вышедшем постановлении. Гайдар связался с президентом и сказал Ельцину примерно следующее: мой уход из правительства не означает, что нужно тут же разрушать созданные с таким трудом основы рыночной экономики. Объяснил опасность подобного регулирования цен.

В итоге спустя пару недель злополучное постановление Черномырдин отменил. Был найден довольно изящный компромисс. 19 января 1993 года премьер подписал другое постановление с длинным названием: «О дальнейших мерах по регулированию инфляционных процессов и частичному изменению постановления № 1041». Новый документ коренным образом менял дело и не только исправлял допущенную ошибку, но и делал даже шаг вперед в формировании рыночных регуляторов. К тому же в нем намечалось ужесточение денежно-кредитной политики.

Думаю, что эта история оказалась для Черномырдина тяжелым испытанием. И вряд ли она способствовала улучшению наших и без того непростых отношений, создав в них очередную трещинку. Хотя нужно отметить, что в целом наши с ним отношения в первое время после его назначения складывались весьма успешно. Именно в этот период, под грузом новой ответственности за экономику всей страны и под влиянием реформаторского окружения, в сознании этого недавнего отраслевика происходила существенная эволюция, о которой я писал выше. Да и сам Виктор Степанович, я думаю, искренне стремился в тот момент понять суть политики, которую мы проводили, и те макроэкономические проблемы, на которые, занимаясь до этого вопросами ТЭК, он вряд ли обращал серьезное внимание. Ему явно хотелось продемонстрировать свою готовность к преемственности политики, и возможно отчасти поэтому он в то время всюду таскал меня с собой. Это началось буквально в первые же часы его премьерства, когда Черномырдину пришлось встречать канцлера Коля, прилетевшего в Москву для бесед с Ельциным и Гайдаром, но заставшего уже нового главу правительства. Виктор Степанович потребовал, чтобы я ехал с ним в аэропорт приветствовать канцлера. В течение примерно месяца Черномырдин брал меня на все свои официальные встречи и совещания, где я сидел по правую руку от него, выполняя то ли роль умного еврея при одесском губернаторе, то ли некоего символа сохранения курса реформ. Однажды, правда на банкете, даже зашел разговор о том, чтобы сделать меня вице-премьером, хотя мои полномочия и в качестве министра были достаточно широки.

В целом уверен, что эти активные контакты с новым премьером, которые были и у меня, и у других членов бывшей гайдаровской команды, не прошли бесследно. После первых сомнительных шагов на посту главы правительства Черномырдин уже к началу февраля явно стал опровергать расчеты тех, кто связывал с его приходом надежды на смену приоритетов экономической политики. В своем выступлении в парламенте он заявил, что главной опасностью является «гиперинфляция, ведущая к экономической катастрофе и обнищанию народа», продекларировал ряд мер с целью укрепления бюджета и национальной валюты, провозгласил сдержанный подход к раздаче кредитов и льгот, которых от него многие ждали. Черномырдин даже урезал тот крупный кредит ТЭКу, с выделения которого начал свою деятельность в качестве премьера. Виктор Степанович все отчетливее ориентировался на политику, проводившуюся до него Гайдаром. Но при этом, надо прямо сказать, ему удавалось избегать той конфронтации с парламентом, которая существовала при Гайдаре. Если раньше