Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России - Андрей Алексеевич Нечаев

курса, которые мы и сами к тому времени намечали. При этом мы подчеркнули, что соглашаемся остаться в кабинете без Гайдара, но остаться всем вместе, то есть всей или, по крайней мере, почти всей командой. Именно на таких условиях и было согласовано наше вхождение в кабинет Черномырдина. И хотя формально сам Виктор Степанович должен был предложить Ельцину персональный состав правительства, в конечном счете все зависело от позиции президента.

Буквально в те дни Ельцин улетел с визитом в Китай. И именно в это же время находившийся в Японии Аркадий Вольский заявил о претензиях «Гражданского союза» на ряд ключевых постов в кабинете. Выступая там на пресс-конференции, он сообщил о намерении предъявить Ельцину, как он сказал, «кадровые требования», в числе которых речь шла о назначении Юлия Воронцова в МИД, Николая Травкина на пост министра по делам автономий и регионов и моего бывшего учителя Юрия Яременко на пост министра экономики.

Ельцин, находясь в Пекине, очень резко отреагировал на подобные предложения, жестко заявив, что он обеспечит продолжение курса реформ и что для этого будет сохранен костяк прежнего правительства, в том числе гайдаровская команда. И действительно, сразу же по возвращении им был подписан указ, которым большинство из нас назначалось в новое правительство. Правда, полностью сохранить команду все же не удалось. Черномырдин, явно с полного согласия президента, жестко поставил вопрос об уходе Авена. Не нашлось места в новом кабинете и для Валерия Махарадзе, которому пришлось уехать торгпредом России в Канаду. Вскоре вынужден был уйти и глава аппарата гайдаровского правительства Алексей Головков, что было совершенно естественно, так как каждый премьер всегда сам приводит руководителя своего аппарата.

Я думаю, что наше решение остаться в правительстве Черномырдина было правильным шагом. Конечно, мы понимали, что в таком виде это правительство долго не просуществует, что рано или поздно нам придется уйти. Тем не менее мы решили, что даже несколько месяцев, которые еще сможем работать, позволят если не продвинуться дальше (на это, по правде говоря, уже мало кто из нас надеялся), то хотя бы сохранить достигнутое.

Любопытно, что СМИ в те дни по-разному оценивали смену главы правительства и возможное изменение его курса. Так, «Известия» писали, что страна «несется в санках с крутой горы» и неважно, кто рулит ими: все равно он не сможет развернуть санки вверх по склону или поперек горы. Чуть левее, чуть правее – это возможно, но не более. Мы же боялись того, что при возможной резкой смене направления «санки» нашей экономики могут опрокинуться, и страна свалится в пропасть гиперинфляции. Правительству и так уже было навязано множество обязательств, чреватых крупными выплатами. Примерно в то время Евгений Ясин отметил, что, по его оценкам, политическая борьба на VII Съезде и перед ним отозвалась вдвое большей инфляцией, чем мы могли бы иметь.

Другие газеты скептически относились к возможности сохранения прежнего курса. Одна из германских газет (Запад проявлял тогда большой интерес к судьбе российской экономической политики) писала 6 января 1993 года в статье «Тень над российской экономикой» (даю собственный перевод с немецкого): «Вопрос состоит в том, что смогут сделать при новом шефе правительства такие символические фигуры, как вице-премьеры Чубайс, Шохин, Шахрай, министр экономики Нечаев». Не без гордости отмечу, что на Западе в это время я был даже отнесен к фигурам, символизирующим российскую экономическую реформу. Газета давала ответ: две причины говорят о том, что сделать им удастся не очень много, намекая на шансы на успех в противостоянии с Черномырдиным. Во-первых, формально закрепленные гигантские возможности влияния нового премьер-министра на каждодневное формирование политики. Во-вторых, то, что Черномырдин едва ли будет иметь проблемы с тем, чтобы получить симпатии аппарата, который доставил столько проблем Гайдару, а также симпатии левоконсервативного большинства законодательных органов.

Опасность того, что новый премьер примет решения, которые еще сильнее раскрутят маховик инфляции, была вполне реальной. Многие парламентарии и представители директорского корпуса как раз и требовали от Черномырдина широкой выдачи кредитов базовым отраслям промышленности. Мы искренне опасались неизбежной в таком случае гиперинфляции, а в качестве средства борьбы с ней – попыток административного замораживания роста цен и зарплаты, а в конечном счете возврата к прежней политике рыжковско-павловских времен. Обоснованность этих тревог, к сожалению, подтвердилась очень быстро, поскольку первые же шаги Черномырдина на посту премьера свидетельствовали о его готовности проявить щедрость.

Я уже упоминал ранее о том, что сразу после прихода к руководству правительством он пошел на выделение многомиллиардного льготного кредита топливно-энергетическому комплексу. Наше пребывание в правительстве тогда помогло предотвратить ряд необдуманных действий нового премьера, чреватых большими опасностями для экономики. Для этого потребовались определенные усилия. Нужно было разъяснить Виктору Степановичу порочность такого рода действий, еще простительных для отраслевика, которым он лишь недавно был, но совершенно недопустимых для главы правительства.

Следует отметить, что существенную роль в воздействии на Черномырдина сыграл и Борис Федоров, включенный в тот момент в правительство в качестве вице-премьера. Приход в кабинет этого достаточно близкого нашей команде человека в известной мере компенсировал потерю Гайдара и усилил реформаторский потенциал нового правительства. Федоров был в свое время одним из соавторов Явлинского по программе «500 дней», недолго работал министром финансов в силаевском правительстве и после добровольного ухода из него провел два года в ряде международных финансовых организаций в качестве одного из директоров от России.

Решение Виктора Степановича о льготном кредите ТЭКу было, увы, не единственной ошибкой, допущенной им сразу после прихода к руководству правительством.

Другим наделавшим тогда немало шума шагом было принятие в самый канун Нового года постановления «О государственном регулировании цен на отдельные виды продукции и товаров». Вообще с тем постановлением вышла интересная и одновременно печальная история. Оно начало подготавливаться еще при Гайдаре. Готовил его Комитет цен, который раньше курировал как раз я. Осенью, как я уже писал, он в рамках административной реформы был выведен из подчинения Минэкономики. Когда это постановление было задумано, мы преследовали две цели. Во-первых, сделать попытку через регулирование рентабельности ограничить рост цен, но буквально по двум-трем ключевым позициям, во многом определяющим ценовую динамику во всем народном хозяйстве. Имелись в виду цены на продукцию естественных монополий плюс, может быть, цены на металл, которые также являются важным структурообразующим фактором. Сразу скажу, что мы не очень верили в успех этой попытки. Но была вторая причина. Этим постановлением предполагалось продемонстрировать определенную готовность к диалогу с теми нашими критиками, которые, соглашаясь с невозможностью вернуться к прямому администрированию цен, все же настаивали на необходимости воздействия на цены через ограничения рентабельности или торговой наценки. Я