Литература как жизнь. Том I - Дмитрий Михайлович Урнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Шолохов пришёл в университет прочесть студентам отрывок из романа, он выбрал страницу, где есть слова: «И скольких мы порубали…» – вся книга об этом, о том, что Шолохов знал – братоубийство, в котором принимал участие. Братоубийство было содержанием его сознания, это содержание он воплотил в меру дарованного ему таланта.
Не может писатель превзойти содержательности своего сознания. Толстой бросил писать и роман о Петре, и о декабристах, зато семейственности ему хватило на три романа. Подобно его собственному семейству, одна семья попала в грозу Двенадцатого года, другая раскололась вместе с пореформенной Россией, отпрыск третьей семьи ответил за грехи предков и отправился добровольно в Сибирь, туда же недобровольно отправляется герой другого русского семейного романа, «Братья Карамазовы», созданного примерно в то же время.
Толстой свою семью покинул, покинули свою страну Герцен и Печерин. «Я бежал из России, – писал Печерин, – как бегут из зачумленного города. Тут нечего рассуждать – чума никого не щадит – особенно людей слабого сложения. А я предчувствовал, предвидел, я был уверен, что если б я остался в России, то с моим слабым и мягким характером я бы непременно сделался подлейшим верноподданным чиновником или – попал бы в Сибирь ни за что ни про что. Я бежал не оглядываясь для того, чтобы сохранить в себе человеческое достоинство». Телесно-физически ни Герцен, ни Печерин не вернулись на родину, однако духовно пережили переворот и совершили творческое возвращение. Барон Врангель в мемуарах рассказывает, как он в Америке, в глубине лесов и гор Пенсильвании, встретился с американским вариантом Печерина – «Мистером Смитом», «Отцом Митрием», князем Голицыным, тот говорил по-француски, по-немецки, по-английски, а русский совсем забыл, но при звуках родной речи воскресал душой. Мы с Каллауром побывали в тех местах: благолепие!
«Переделывал чужие пьесы и писал свои».
Из биографии Шекспира.
Нет в мире неподсудных, Шолохова можно и нужно так сказать разоблачить, как разоблачили, то есть изучили Шекспира. «Донские рассказы» и «Тихий Дон» – одна рука, шолоховская. Филолог-финн это установил, прибегнув к помощи компьютера, а по-моему, и без компьютера видно по стилю и направлению мысли, по энергии и накалу страстей. Другое дело, в «Тихом Доне» охват и материал огромный, попадаются (я думаю) страницы, в которых дает себя знать другая, хлесткая литераторская рука.
Не злопыхатели – апологеты нанесли, мне кажется, сильнейший удар по единоличному шолоховскому авторству, они в шолоховском историческом романе размером с «Войну и мир» не нашли ни одной исторической ошибки! Не спутаны бесчисленные «выпушки, петлички», когда они путаются у отвоевавшего три войны Толстого. Откуда такая безошибочность у не воевавшего двадцатипятилетнего автора?
И в Шекспире сомневались: мог ли сын торговца кожами описывать быт королей? Разобрались, как описывал. Сказал об этом Луис Окинклосс, не шекспировед – писатель, профессионал литературы понял суть вопроса. В одном из его многочисленных романов, действие которых развертывается среди богатых и начитанных, заходит разговор о Шекспире, и понимающий в литературе персонаж говорит: в эпоху, насыщенную литературой, был создан мощный стиль, под воздействием которого могло развиться и развернуться гениальное природное дарование. Так Белинский, не читая Гегеля, однако находясь в окружении гегельянцев, изъяснявшихся между собой на гегелевском жаргоне и приводивших речения Гегеля наизусть, тут же «смекнул, в чем дело».
Стилистически «Тихий Дон» в духе времени: все так писали, тяжеловато-орнаментально, но композиционно это уникальная махина. И пусть не говорят мне, будто иные эпизоды «Тихого Дона» кто-то способен был создать лет в двадцать пять, что не означает, будто одарённый молодой прозаик эти эпизоды у кого-то списал. Но даже при сверхгениальности что молодо, то зелено, как «Герой нашего времени». И это касается не войн и революций. Пуская людей в расход или раскулачивая, как это с молоду делали талантливейшие писатели советского времени, Михаил Шолохов и Аркадий Гайдар, всё равно, по той же молодости, некоторых мелочей в поведении тех же людей заметить не могли, скажем, как мать дает грудь ребенку, что в романе подмечено зрелым взглядом. Возрастной взгляд неподделен. Нужна житейская мудрость, которая до срока не наступает. Татьяна Ларина вышла замуж не раньше того, как поэт стал подумывать о том, не пора ли ему остепениться. Другое дело, что молодой талант способен оценить зрелый взгляд и удачно использовать, что, я думаю, в «Тихом Доне» и сделано.
Если бы о материалах выдающегося по достоинствам романа, вышедшего из-под пера Шолохова, было сказано в авторском предисловии, как предварял свои создания Вальтер Скотт, то шолоховский вопрос оказался бы давно исчерпан: игра в открытую беспроигрышна. Никто не упрекал в плагиате Алексея Толстого, он сам рассказал, как на основе «Пиноккио» создал «Золотой Ключик, или Приключения Буратино» (мой первый кандидат в бессмертные), и даже итальянцы приняли русского Буратино наряду с оригиналом, книгой Коллоди. Не скрывали своих источников ни Александр Волков, автор «Изумрудного города», ни Сергей Михалков, пересказавший американскую сказку «Три поросенка». Крылов по-своему написал Федра и Лафонтена, но как написал!
Почему Печорин читал вальтер-скоттовских «Пуритан» сначала с усилием? Там, одно за другим, три предисловия, объясняющие даже слишком подробно, откуда автор взял (не выдумал), о чём рассказывает читателям. Предисловие к «Тихому Дону» и сейчас не поздно написать, изложить бы достоверно известное, и не изменится читательское восприятие кошмарной жуткости в живом повествовании, созданном шолоховской рукой.
История редактуры «Тихого Дона» меня коснулась, но профессионально не причастен, оказался осведомлен благодаря знакомству с Ермолаевым. Ситуация, мне кажется, очевидной, если сравнивать с шекспировским вопросом, о чем ещё в 60-х годах мы говорили свояку Шолохова, Константину Ивановичу Прийме, и он удивлялся, что у нас, «желторотых», открывается рот о том говорить. Теперь сравнение стало приемлемым.
Ответ на шекспировский вопрос содержится в истории возникновения шекспировских пьес. Для своего времени Шекспир – не исключение, так, заимствуя и переделывая, работали драматурги шекспировских времен, Шекспир заимствовал и перерабатывал лучше всех, поэтому им переработанное пережило свое время, а что он перерабатывал, осталось в прошлом.
В поисках ответа на вопрос шолоховский путают историю создания романа «Тихий Дон» с оценкой творческого результата, приплетают вопрос об авторстве, сводят смысл романа к
