De Personae / О Личностях. Том I - Андрей Ильич Фурсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это не помешало Шахту отказаться от выплаты процентов по займу. В результате цена облигации стала составлять только какую–то часть от её первоначальной стоимости. И тут Шахт путём различных махинаций скупил эти облигации. Так были сорваны планы Дэвиса и Янга. Президент Гувер ввёл мораторий на выплату компенсаций. Они никогда так и не были выплачены. Затем Шахт приложил все свои силы к тому, чтобы продлить мораторий на выплату частных займов. Это делалось в период, когда Германия была платёжеспособной.
Такими методами был создан экономический фундамент, открыт путь Гитлеру к новой войне. Большую часть махинаций Шахт совершил в период Веймарской республики. Когда к власти пришёл Гитлер, он делал Шахта экономическим диктатором. Шахт придавал блеска экономическому престижу нацистов.
Будучи главой Государственного банка, Шахт занимался спекуляциями на швейцарской бирже. Он был невидимым членом многих немецких крупнопромышленных предприятий и пользовался своим положением для размещения в них правительственных заказов.
Махинации Шахта привели к полному разорению Балканских стран. Это было слишком даже для толстокожих нацистов, которые заметили, что Шахт лишил жителей этих стран самого необходимого. «О Господи, — восклицал Шахт, — им что, тоже нужно есть?»
Шахту 67 лет. Он носит старомодный высокий белый целлулоидный воротник. Штреземанн обычно так говорил о Шахте: «Единственное чистое место у этого человека — это его целлулоидный воротник».
Ревель — ворота в Российское государство
В 1919 г. русские направили в Ревель торговую делегацию. Требовалось налаживание торговых связей с заграницей. Город сразу превратился в важный центр, в который со всех концов мира устремлялись люди, желающие завязать с русскими торговые отношения. Здесь наряду с представителями солидных торговых фирм было немало дельцов и авантюристов.
Делегацию возглавлял бывший нарком финансов Гуковский[711]. «Шведское экономическое акционерное общество» было назначено финансовым представителем торговой делегации. Когда торговые сделки стали принимать широкий размах, мы направили директора Гидеона Стремана в качестве нашего представителя в Ревель, где он вёл дела совместно с торговой делегацией. В Ревеле мы сотрудничали с банком «Харью», представителем которого был генерал Лайдонер, крупный эстонский государственный деятель[712]150.
Особый интерес в наших общих с торговой делегацией сделках представлял экспорт российского золота. Оно продавалось главным образом Франции и Соединённым Штатам. Франция, официально объявившая бойкот российскому золоту, была самым активным его покупателем. У французов был свой представитель в Стокгольме, господин Ривьер, член известного банковского дома «Лион Аллеман», специализировавшегося на продаже драгоценных металлов[713]. Главой этого банка был тогда господин Венсан, создатель крупного «Национального кредитного банка» в Париже[714], крах которого через несколько лет стал причиной биржевой паники. Чтобы не упустить выгодного предложения от русских, господин Ривьер ежедневно являлся в «Экономическое общество».
Немецкие банки и банкиры также имели своих представителей в Стокгольме. Они скупали русское золото, меняли пробу на слитках, переплавляли монеты. На королевском монетном дворе кипела работа. Позже появилась возможность продавать золото со шведской пробой, получая большую выгоду.
Я предложил Стокгольмскому государственному банку обменять принадлежащее ему золото, но предложение было отклонено. Тогда я предложил главе банка Моллю[715] предоставить русским в обмен на золото 100 млн. крон для покупки шведских товаров, но и это предложение Молль отклонил, заявив, что подобными сделками Государственный банк не занимается.
Такое учреждение, как Государственный банк, не должно быть ни консервативным, ни бюрократическим. Ничто не зависит так сильно от происходящих в мире перемен, как стоимость денег.
Как–то в конце тридцатых годов я после возвращения из Парижа присутствовал на обеде у члена риксдага Стендаля. В те годы цена на медь, как и на другое сырьё, была чрезвычайно низкой, а золотой запас Государственного банка значительно превосходил уровень достаточности. Я повторил тогда то, на чём всегда настаивал: золоту придаётся слишком большое значение. Гораздо важнее иметь в запасе то сырьё, которое необходимо стране при любых обстоятельствах, и Государственный банк не должен упускать благоприятного момента.
Профессор Густав Кассель[716], крупнейший экономист Швеции, с которым мы часто обсуждали подобные вопросы, разделял моё мнение. Он пытался связывать свои теоретические познания с простейшими реалиями из жизни, хотя и здесь он иногда не мог избежать ошибок. Профессор считал, что экономической жизнью должно управлять крестьянское мышление. Без этого теоретические познания не имеют никакой ценности. Позже я познакомил Касселя с главой русского Государственного банка Шейнманом, и тот помог профессору поместить статьи по экономике в русской прессе.
Я и сам часто бывал в Ревеле в связи с русскими сделками. Хорошо помню, как однажды, возвращаясь домой, чуть не попал в беду. В то время между Ревелем и Стокгольмом под командованием эстонца Таммса курсировал невзрачный пароходик «Калевипоэг». В тот раз пароходик отходил при сильном ветре. Кроме меня на его борту был ещё только один пассажир, торговец бриллиантами[717]. Я вёз золотой груз стоимостью несколько миллионов крон[718]. Когда мы вышли в открытое море, начался настоящий шторм. Боясь за жизнь и за груз, я начал уговаривать капитана повернуть обратно. «Нет, чёрт побери, стану я ещё поворачивать обратно! Идём на Стокгольм», — рявкнул он.
Так мы шли шесть часов. Шторм усиливался, было неясно, куда идёт пароход. Казалось, что мы кружим на месте. В конце концов, старый морской волк милостиво объявил: «Поворачиваем назад». Я стоял рядом с ним на капитанском мостике. В какой–то момент пароход чуть было не перевернулся. Бледный машинист выскочил наверх с криком: «Вытекло масло!» Всё, что было не закреплено, перебилось, в углу салона валялось перевёрнутое пианино, кругом царил хаос. Мой спутник лежал в салоне и, дрожа от страха, громко молился, обещая Богу, если тот сохранит ему жизнь и вернёт на землю, раздать беднякам миллионы эстонских марок. При попутном ветре мы возвращались в Ревель. Недалеко от гавани пароход чуть не подорвался на плавучей мине. Команде было приказано расстрелять мину, но из–за высоких волн не удалось попасть в неё. Пришлось отказаться от этой затеи. Наконец мы прибыли в Ревель. Торговец бриллиантами, позабыв об обещании раздать деньги беднякам, незаметно исчез.
Я остался на пароходе, и на следующие утро мы снова отправились в путь. Море было спокойное, поездка прошла отлично, но мне не забыть поворота «Калевипоэга», когда я мог зачерпнуть рукой воду за его бортом прямо с капитанского мостика.
Однажды, направляясь на пароходе в Ревель, я пригласил в поездку Анну Брантинг[719] и Хермана Линдквиста. После прогулки
