Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жанна, окончившая первый курс исторического, во всем прислушивалась к Денису.
– А здесь-то вы как оказались? – с ревностью коренного жителя спросил Степан.
– Здесь? Где это здесь? – насмешливо уточнил Денис.
– Ну что вас всех в Усть-Кут привело? – с интонацией следователя ответил Степан.
– Ты что-нибудь о Камчатских экспедициях слышал? – серьезно спросила Маша, нежно, как первоклашку, тронув Степана за руку.
– Через нашу деревню столько экспедиций прошло, что по пальцам не пересчитать. У нас в доме экспедишники жили, а куда шли и как они назывались, не знаю.
– Это современные экспедиции, они текущими делами занимаются, чаще всего геологоразведкой или строительством. Камчатские проходили по этим местам в начале восемнадцатого века. Им самолично Петр Первый повелел узнать, есть ли между Азией и Америкой пролив.
– Ну, Маша, я же не увлекаюсь историей и путешествиями, как вы. Впервые слышу, что такие люди здесь проходили.
Маша и Денис смущенно переглянулись. Степану стало неловко, особенно перед понравившейся ему девушкой, и он, покраснев, поспешил добавить.
– Зато я вам покажу дом в Илимске, где отбывал ссылку Радищев.
– Неужели дом Радищева сохранился? – всплеснула руками Маша и пристально уставилась своим ясным взглядом на Степана. А он, казалось, смотрел сквозь нее, не замечая дорогих лучистых глаз. Хотя прозрачные и кристально чистые, они по-прежнему волновали молодого человека, но он собрал всю свою волю и попытался воздействовать на взволнованное свое сердце доводами разума, подсказывающего, что теперь не место и не время поддаваться любовной слабости. Но какой же дивный, благоуханный аромат духов исходил от московской умницы-красавицы. В их деревенском доме он ничего подобного никогда не ощущал. И с чувством собственного достоинства Степан звонко произнес:
– А я вам покажу дом Радищева! – потом немного понизив голос, добавил, – место, где он стоял, точно покажу.
Денис, чтобы сгладить неловкость, похлопал Степана по плечу и, отчетливо выговаривая каждый слог, мелодично продекламировал
Ты хочешь знать: кто я? Что я? Куда еду?Я тот же, что и был и буду весь мой век:Не скот, не дерево, не раб, но человек.…В острог Илимский еду.– Эти строки Александр Радищев написал по пути в ссылку, – преподавательским тоном пояснил Денис. Комментариев от спутников не последовало. Поэтому Денис продолжил, рассказывая как будто самому себе.
– «Начало моего пребывания здесь весьма тяжело», – записал Радищев в января 1792 года. А знаете, что представлял Илимский острог в то время? Это было поселение в сорок дворов. Вернее, как писал в письме графу Воронцову Радищев, – «в городе было сорок пять дворов, мой сорок шестой. Была часовня, ратуша, один купец, торговавший водкой, несколько чиновников, поп – вот и все светское общество».
– Не может быть, – парировал Степан. – Илимск – город большой, образованный, у нас и школа, и техникум есть.
– Так я же про царские времена рассказываю, – пояснил Денис и продолжил:
– Конечно, тот ветхий, первый дом Радищева, сохраниться не мог. Но он ведь построил для своей семьи другой, добротный, обзавелся хозяйством, лошадьми, коровой, у него даже олененок был. Вот этот дом, может, и сохранился? Дойдем до Илимска, поищем. Даже на месте этого сооружения постоять – честь нам будет.
Денис поклонился кому-то незримому и, несколько секунд помолчав, продолжил:
– А ведь Радищев был не только идеолог, но человек действия. В Сибири он показал свои способности к общественной деятельности, был лекарем, учителем, садоводом, историком, писателем. Он изучал жизнь полукочевых народов, общался с тунгусами, стал им наставником. Они-то и подарили ему олененка.
Было видно, что от своего рассказа Денис волновался все больше и больше, по ходу обломал ветку и стал отмахиваться ей в такт своего шага.
– В пятилетней ссылке Радищев много занимался литературным трудом. Заботясь о духовно-нравственном развитии своих детей он написал замечательную книгу – трактат «О человеке, его смертности и бессмертии», где определял место человека в мире, рассматривал свойства материи, времени и пространства. В этом трактате Радищев говорит о единстве тела и души, размышляет о ветхости материи и о бессмертии духа. Как же мало мы знаем труды своих гениев! – воскликнул Денис.
Маша слушала этот взволнованный монолог своего друга молча, потом, не вытерпев, решила показать и свою эрудицию, добавив:
– А когда в ноябре 1796 года умерла Екатерина II, граф Воронцов добился освобождения Радищева. Трагично сложилась судьба русского гения после возвращения: не смог он вытерпеть все обрушившиеся на него невзгоды, и сам оборвал свою несчастную жизнь. А ведь как многообещающе была его юность. Учился в Германии в Университете с самим Гете!
Тут не выдержал Степан, тоже, мол, не лыком шит:
– А знаете вы, что на илимской земле родился конструктор космических кораблей Михаил Янгель, а так же сапер, разведчик в Великую Отечественную войну Герой Советского Союза Николай Черных. А еще знаменитый детский писатель Георгий Куклин.
– А что он написал? – спросила Маша.
– Я точно не помню, он умер до войны. Нам читали в школе его рассказы о деревенских ребятах.
– Значит, не очень знаменитый, – недовольно парировала Маша.
– Хватит спорить, пошли быстрее, нас ведь Жанна ждет, – прозвучал приказ Дениса.
Илимский острог
Ребята послушно ускорили шаг, хотя торопиться не хотелось, хотелось любоваться окрестными красотами, которые менялись как стеклышки в калейдоскопе. Удивительно, но в этих краях не было природного однообразия, картина менялась мгновенно, и казалось, за новым поворотом дороги ждут новые художественные шедевры натуры.
Какое-то время шли молча.
Первым нарушил молчание Степан, видимо, ему не давала покоя мысль, почему именно здесь появились ребята.
– Ну и что, какая разница, какие здесь экспедиции прошли, вы-то чего ищите? – возвращая путников к прежней теме разговора, произнес Степан делано бесстрастным тоном.
Денис, прежде чем ответить, обвел взглядом запрокинутой головы кроны сосен, вершины сопок, потом, поумерив шаг, взял за руку Степана.
– Извини, Степан, на ходу на твой вопрос не ответишь, я сейчас скажу, но в дискуссию вступать не буду, нам нужно поторапливаться, ведь Жанна в больнице, и что там с ней, приходится только гадать. Так вот, ни один человек, по крайней мере мы с Машей, не скажет, зачем мы почти на два месяца оставляем цивилизацию и отдаем свои судьбы в руки суровой природы и случая. И от этого призвания избавиться невозможно. Знаешь, как говорили в старину – это предестинация. Мне нравится, что здесь совершенно другая жизнь, без суеты и техники. Здесь всё обыденно, просто и величественно. Здесь можно остаться наедине со своей душой. Здесь мы соприкасаемся не только с историей, но с вечностью. Ничего-то ты не понял, друг! Ладно, пошли быстрее, в Илимске у реки все расскажем.
– Денис, а можно еще один вопрос?
– Один можно.
– А
