Сады Луны - Стивен Эриксон

Лорн удивилась, услышав в голосе Тлена нотку гнева. Она спешилась и начала стреноживать лошадей.

— Сколько мы здесь пробудем?

— Вечер и ночь. На рассвете я открою вход, адъюнкт.

Наверху послышались далёкие крики воронов. Лорн подняла голову и посмотрела на чёрные точки в небе. Вороны преследовали их уже много дней. Это необычно? Она не знала. Лорн пожала плечами и принялась рассёдлывать лошадей.

Недвижный имасс не сводил взгляда с камня. Лорн начала разбивать лагерь. В дубняке она нашла хворост для костра. Сухой, старый — дыма даст немного. Адъюнкт не думала, что за ними следят, но осторожность уже давно стала её второй натурой. Перед закатом Лорн выбрала самый высокий из соседних холмов и взобралась на вершину. Отсюда открывался вид на лиги окрест. Гряда холмов уходила на юг, а на юго-востоке теряла высоту и тонула в степи. Строго к востоку от них раскинулась Серпинская равнина, и насколько хватает взгляда — ничего живого.

Лорн обернулась к северу. Вдали ещё можно было различить лес, по краю которого они двигались последние несколько дней, — тёмная полоса, растущая по мере приближения к Тахлинским горам на западе. Адъюнкт уселась и стала ждать прихода ночи. Во тьме можно будет увидеть костры.

Даже после заката жара оставалась мучительной. Лорн обошла вершину холма, чтобы размять ноги. Она увидела следы давних раскопок, траншеи, вырытые в глинистом сланце. Заметны были и следы пребывания гадробийских пастухов — ещё с тех времён, когда они изготавливали инструменты из камня. Южный склон холма был срыт — не в поисках кургана, а в качестве каменоломни. Оказалось, что под слоем сланца залегал кремень, шоколадно-коричневый, угловатый, окружённый белым слоем мела.

Лорн стало любопытно, и она спустилась в карьер. Землю покрывала каменная крошка. Адъюнкт присела на корточки и подняла кусочек кремня. Наконечник копья — идеально отточенный.

Дальнее родство с ним проглядывало в халцедоновом мече Тлена. Других доказательств словам имасса ей было не нужно. Люди и вправду произошли от них, унаследовали этот мир.

Империя тоже была их частью, наследством, которое течёт, как человеческая кровь в мускулах, жилах и мозге. Это можно даже расценивать как проклятье. Неужели нам суждено когда-нибудь стать человеческой копией т'лан имассов? Неужели на самом деле нет ничего, кроме войны? Неужели мы окажемся у неё в вечном услужении, станем лишь безмолвными носителями смерти?

Лорн села на землю и прислонилась к иссечённой, обветренной стене каменоломни. Имассы вели войну на уничтожение сотни тысяч лет. Кем или чем были эти яггуты? Тлен говорил, что они отказались от самой идеи государства, отвернулись от империй, армий, циклов взлётов и падений, огня и возрождения. Они жили одиноко, презирали себе подобных, пренебрегали общинами, не ставили целей больших, чем они сами.

Лорн вдруг поняла: они сами никогда не начали бы войны.

— Ох, Ласиин… — пробормотала она, когда на глаза навернулись слёзы. — Я знаю, почему мы боимся этого яггутского Тирана. Потому что он стал человеком, уподобился нам: он порабощал, уничтожал и делал это лучше нас. — Лорн спрятала лицо в ладонях. — Поэтому мы и боимся.

Она замолчала. Слёзы катились по щекам, пробирались сквозь пальцы, щекотали запястья. «Кто же сейчас плачет?» — задумалась она. Это Лорн? Или Ласиин? Или весь наш род? Да и важно ли это? Такие слёзы уже проливали прежде — и ещё прольют. Люди похожие на неё и непохожие. А ветер высушит слёзы.

Капитан Паран покосился на спутника.

— Есть у тебя какие-то соображения на этот счёт? — спросил он.

Ток Младший почесал шрам на лице.

— Худ его знает, капитан. — Коготь посмотрел на чёрного, обугленного ворона на земле. — Но я считал. Это одиннадцатая жареная птица за последние три часа. И если только вся равнина Рхиви не покрыта трупами воронов, как каким-то худовым ковром, значит, мы идём по следу.

Паран хмыкнул и пришпорил лошадь. Ток поскакал за ним.

— И по следу неприятного типа, — добавил он. — Вороны выглядят так, словно их выжгло изнутри. Да их даже мухи избегают!

— Иными словами, — процедил Паран, — имеем дело с чародейством.

Ток прищурился и посмотрел на холмы на юге. Путникам удалось найти тропу лесорубов, которая провела их через Тахлинский лес и позволила сэкономить несколько дней пути. Но как только они снова вышли на торговый тракт через Рхиви, им стали попадаться вороны, а также следы двух лошадей и одного пешего человека в мокасинах. И это были свежие следы — один-два дня, не больше.

— Не могу понять, почему адъюнкт и этот имасс двигаются так медленно, — пробормотал Ток, уже, наверное, в двенадцатый раз с утра. — Думаешь, Лорн не знает, что кто-то её выслеживает?

— Адъюнкт — женщина самонадеянная, — сказал Паран, сжимая рукоять меча. — С ней же имасс — зачем волноваться?

— Сила притягивает силу, — заявил Ток, почёсывая шрам. Движение снова вызвало вспышку света в пустой глазнице, но теперь Ток изменился. Иногда Когтю казалось, что он почти может различить образы, картинки в этом свете. — Да будь они прокляты, эти суеверия Семи Городов… — тихо выругался он.

Паран недоумённо на него посмотрел.

— Что ты сказал?

— Ничего.

Ток сгорбился в седле. Капитан неуклонно гнал их вперёд. Его одержимость уже измотала обоих; несмотря на сменную кобылу, лошади скоро падут. И другая мысль серьёзно беспокоила Тока: что будет, когда они догонят адъюнкта? Совершенно очевидно, что Паран рванулся за Лорн и имассом, чтобы отомстить — этот мотив полностью затмил все его прежние планы. Когда Лорн умрёт, а её план провалится, должность капитана больше не будет висеть на волоске. Он сможет в любой момент присоединиться к Скворцу и его взводу. Если они ещё живы, само собой.

Ток видел тысячу и один недостаток в плане капитана. Прежде всего т'лан имасс. Справится ли с ним меч Парана? В прошлом против имассов применяли чары — с бешеной яростью, рождённой отчаянием. Ничего не помогало. Единственный надёжный способ уничтожить имасса — изрубить его на мелкие кусочки. Ток сильно сомневался, что клинок капитана, даже если его и коснулись боги, справится с такой работой, но в последние дни переубедить Парана хоть в чём-либо стало совершенно невозможно.

Путники нашли очередного ворона — перья трепещут на ветру, внутренности раздулись на солнцепёке, красные, словно спелые вишни. Ток снова потёр шрам и едва не выпал из седла, когда образ — чистый и чёткий — возник у него в голове. Коготь увидел маленькую фигурку. Она двигалась так быстро, что казалась смазанной. Лошади заржали, в воздухе прорезалась огромная щель. Тока тряхнуло, словно он врезался во что-то огромное, а щель распахнулась — внутри клубилась и вилась тьма. Ток услышал отчаянное ржание своей лошади. Крик стих, и Коготь заметил, что изо всех сил вцепился в луку седла.