Избранное - Ник Хоакин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Битой. Ну будет тебе, будет, Тони! Это всего лишь картина. Она тебя не съест.
Тони. Да кто он такой? Кто он, черт побери, такой?
Битой. Ты имеешь в виду портрет? Или художника?
Тони. Ты ведь только что был у него в комнате, так?
Битой. Ты говоришь о доне Лоренсо?
Тони. Да, да! О доне Лоренсо Марасигане — великом доне Лоренсо, у которого много гордыни и совершенно пусто в карманах. Он принимал тебя у себя в комнате? Он ведь говорил с тобой?
Битой. Он был очень любезен.
Тони. А я живу здесь месяцы, и он ни разу не пригласил меня к себе!
Битой. Но ведь он тебя не знает, Тони.
Тони. Он не желает меня знать! Он считает это позором — что я живу здесь! Ему стыдно, потому что его дом превратился в ночлежку! С чего бы только ему стыдиться, хотел бы я знать! Кто он такой, хотел бы я знать!
Битой. Ну, помимо всего прочего, он ученый, художник, патриот.
Тони. Да, он великий человек. Да, он великий художник. Да, он участвовал в революции. Ну и что? Мне-то что до его древней революции? Я все равно голодал, и меня все шпыняли, как хотели, несмотря на эту революцию, которой он чертовски гордится! Я ему ничем не обязан! И какого черта, кто он теперь? Обыкновенный нищий! Вот именно — всего лишь жалкий нищий старик! И у него хватает наглости смотреть на меня сверху вниз!
Битой. Откуда ты это знаешь?
Тони. Да знаю! Я с ним говорил. Однажды я ворвался к нему в комнату.
Битой. И он выставил тебя?
Тони. Отнюдь. Он был очень любезен, очень вежлив. Я зашел к нему рассказать про этого американца, который хочет купить картину за два куска, и он слушал очень любезно, очень вежливо. А потом сказал, что очень-де сожалеет, но ничем не может помочь. «Эта картина не принадлежит мне, она принадлежит моим дочерям. И если кто-то хочет купить ее, пусть говорит с ними». А потом он попросил извинить его, ему, видите ли, надо вздремнуть, и мне осталось только убраться. Ну да, он меня выставил — очень любезно, очень вежливо… Проклятый нищий! Но он за это заплатит! Я заставлю его заплатить!
Битой. Ты не находишь, что это глупо, Тони?
Тони (ухмыляется Портрету). Уж я знаю, где ударить побольнее!
Битой. Но что тебе сделал старик?
Тони. Когда его любимые дочери продадут эту картину — разве его чертово сердце не разорвется?
Битой. Вот почему ты так хочешь вынудить их продать ее?
Тони. А кроме того, этот американец, знаешь ли, обещал мне весьма приличные комиссионные.
Входят Паула и Кандида.
(Отворачивается от Портрета.) Ну как, милые леди, поймали крысу?
Паула (с гордостью). Конечно! Сестра никогда не промахивается!
Вместе с Кандидой начинают убирать со стола.
Тони. Она что — чемпион по крысоловству?
Кандида. Нет, просто эксперт.
Битой. Кандида состояла официальным крысоловом семьи с детских лет.
Паула. И даже ночью, даже в середине ночи, если кто-то из нас слышал крысиный писк, мы кричали: «Кандида, крыса! Кандида, сюда — здесь крыса!» И Кандида всегда просыпалась и приходила. Мы слышали, как она походит-походит, заглянет туда, заглянет сюда, а потом — раз! — внезапный бросок, короткая возня, слабый писк — и все. Кандида сонно возвращается к себе в постель. Ни одна крыса не уходила!
Битой. Как вам это удается, Кандида?
Кандида. Наверное, у меня к этому талант.
Тони. Это очень специфический талант, мисс Кандида.
Кандида (задумчиво). Да, и я собираюсь — как бы это сказать — развить его, развить из общих коммерческих соображений.
Тони и Битой обмениваются недоуменными взглядами.
В конце концов, какой толк в таланте, если его нельзя использовать для того, чтобы делать деньги?
Тони. В самом деле, какой?
Битой. Кстати, о деньгах. Тони говорит, что какой-то американец хотел купить эту картину.
Тони. Он и сейчас хочет.
Кандида. Мы уже не раз говорили мистеру Хавиеру — картина не для продажи.
Тони. Две тысячи долларов! Это вам не шуточки.
Паула. Сожалеем, мистер Хавиер. Отец написал эту картину только для нас. Мы никогда не продадим ее.
Внизу стучат.
Кандида. Кто бы это мог быть?
Битой. Кажется, я знаю.
Кандида. Твои друзья?
Битой. Сказать, чтобы они уходили?
Кандида. Осел! Проси их подняться сюда.
Битой идет к лестнице. Тони подходит к пианино, открывает его и, стоя, пробегает пальцами по клавишам.
Битой (у лестницы). Эй, друзья, давайте сюда!
Входят Пит, Эдди и Кора. Пит в мятом костюме, взъерошенный. Эдди одет безупречно, вполне светский человек. Кора в брюках, утомлена, у нее фотоаппарат с лампой-вспышкой. Питу, Эдди и Коре за тридцать.
(Поворачивается к сестрам.) Кандида, Паула, это об этих людях я говорил. (Обращается к гостям.) Мисс Кандида и мисс Паула, дочери дона Лоренсо.
Кандида (выходит вперед). Присаживайтесь, пожалуйста. Битой сказал, что вы пришли взглянуть на нашу картину.
Эдди. И на великого художника тоже, мисс Марасиган. Если возможно.
Битой. Сейчас это совершенно невозможно, Эдди. Дон Лоренсо дремлет. Он просил меня передать вам привет и извинения.
Кандида. Вы должны извинить отца. Он стареет. Сами знаете, как это бывает со стариками. Они вечно хотят спать и не желают, чтобы их беспокоили. (Бросает взгляд на стол.) У нас только что была мериенда. Кто-нибудь желает шоколаду?
Хор «Нет, спасибо!» со стороны визитеров.
Тогда извините нас. Картина здесь. Битой, покажи им. (Улыбается, кивает посетителям, затем подходит к столу.)
Битой, Пит и Эдди отходят в глубину сцены и останавливаются напротив Портрета. Кора ставит аппарат на софу и идет к пианино, где Тони, не обращая внимания на посетителей, подбирает мелодию «Тропинка в тропиках».
Кора. Привет, Тони.
Тони (оглядывается). Привет, Кора.
Кора (осматривает комнату). Так ты теперь здесь живешь? Тони. Элегантно, не правда ли?
Кора (достает сигарету). По мне, так весьма запущенно. Здесь можно курить? Или эта старая борода (кивает на фотографию над пианино) рухнет со стены?
Тони (садится у пианино, опираясь на него спиной). О, это мой старый приятель. Дай-ка и мне.
Они закуривают. Кора садится в кресло рядом с Тони, лицом к зрителям.
Кора (наклоняется к Тони и показывает на группу перед Портретом). Интеллигенция. Безмолвный экстаз. (Повышает голос и насмешливо декламирует.)
И ощутил себя я звездочетом,Узревшим новую планету…
(После паузы.) Высказывайтесь, мальчики. Скажите что-нибудь. Или послать за аспирином?
Тони. Что ты думаешь об этой картине, Кора?
Кора. Не спрашивай. У меня аллергия к классике. Эй, Пит! Пит. Да, Кора?
Кора. Ну, что скажешь, Пит? Это Искусство или это чушь?
Пит. Это, несомненно, Искусство, но у меня такое ощущение, будто мне надо срочно почистить зубы.
Кора. Замечательно! Да здравствует Искусство!
Битой. А тебе это нравится, Эдди?
Эдди. Мне это совсем не нравится.
Пит. Ну, и что ты об этом думаешь?
Эдди. Мысли мои непечатные.
Кора. О Эдди, я просто умираю — так мне хочется узнать их!
Эдди. Готова, Кора?
Кора (достает карандаш и блокнот). Вся к твоим услугам, дорогой.
Эдди. Итак, посмотрим… С чего начнем?
Битой. Мы? Это ты пишешь статью, Эдди, не мы.
Эдди. Но какого черта можно сказать об этой картине?
Кора. Я жду, гений.
Тони. Приятель, скажи, что место ее — в мусорном ящике.
Кора. А, Тони, так она и тебе не нравится?
Тони. Я просто обожаю ее! По мне, так цена ей тысячи две долларов, не меньше!
Кора. Слышишь, Эдди? Теперь ты можешь сказать, что представитель пролетариата… ведь ты пролетарий, Тони?..
Тони. Что это такое?