Избранное - Ник Хоакин

Кандида. Нас не интересует ваша личная жизнь.

Тони (смотрит ей прямо в глаза). Не интересует?

Не выдержав, она отводит взгляд.

(Улыбается.) Вам, милые леди, следовало бы…

Кандида (прерывает его). Мистер Хавиер, мы сдали вам комнату при условии, что не будет азартных игр, пьянства и женщин.

Тони. Ну и что?

Кандида. Вы нарушили наши правила.

Тони. Но я не играю здесь в азартные игры.

Кандида. Я не их имела в виду.

Тони. Ну, иногда я прихватываю с собой бутылку пива.

Кандида. И не пьянство.

Тони (широко раскрыв глаза). А, вы имеете в виду… (Ухмыляясь, очерчивает в воздухе женские формы.)

Кандида (без улыбки). Да!

Тони. Но когда?

Кандида. Вчера вечером, мистер Хавиер, моя сестра и я — мы слышали: вы пришли с женщиной!

Тони. Боже святый, так вы еще не спали?

Кандида. Мы бодрствовали.

Тони (смущенно опускает взор). Вы… вы ждали меня?

Кандида. Мистер Хавиер, отвечайте: вы привели вчера женщину или нет?

Тони (широко раскрыв глаза). Милые леди, вам, должно быть, пригрезилось! Это были чудесные, чудесные грезы, и мне так не хочется разрушать очарование! Так вы, милые леди, грезили обо мне, да?

Кандида. Нет, мы не грезили, а женщина — женщина у вас была!

Тони. Нет, вы грезили, а женщины — женщины у меня не было!

Кандида. Как вы можете лгать в глаза! Я отчетливо слышала женский смех. Поэтому мы с сестрой встали и подошли к окну, посмотреть. Паула, скажи ему. Ты видела женщину?

Паула (робко). Ну, это… это могла быть и женщина…

Кандида. Могла быть! Я же помню, как ты сказала: уверена, что это женщина!

Паула. Но только потому, что ты сказала: уверена, что слышала женский смех. Но ведь было так темно. Мы видели что-то белое. Может, женское платье, а может, и мужскую рубашку.

Тони. Мужскую рубашку. В этой рубашке был, э… Ну конечно же, в этой рубашке был барабанщик из нашего оркестра! А пришел он потому, что его ноты остались у меня в комнате. Он поднялся, я отдал ему ноты, и он ушел. Вот и все!

Кандида. Вы говорите правду?

Тони (поднимает руку). Всю правду и ничего, кроме правды.

Кандида. Хотелось бы верить!

Паула. О Кандида, мы понапрасну обвинили мистера Хавиера и должны по меньшей мере извиниться за то, что оскорбили его в лучших чувствах!

Тони (тут же жалеет себя). О нет, к чему извиняться передо мной? Я ведь животное! А животные не имеют чувств. И бесполезно обращаться с ними как с порядочными людьми.

Кандида (натянуто). Мистер Хавиер, мы ошиблись, мы сожалеем и приносим извинения.

Тони (не обращает на нее внимания, продолжая ныть). Просто отбросы… гнилые отбросы. Даже наступить противно — так это тошнотворно, отталкивающе… Зовите мусорщика — пусть уберет поскорее, чтобы я не отравлял атмосферу порядочным людям!

Кандида. Мистер Хавиер, это вовсе не смешно!

Тони. Еще бы, куда уж там смешно! (Смотрит на нее с осуждением.)

В дверях появляется Битой с подносом.

(На лице удивленное выражение.) Привет, дружище!

Битой. Привет, Тони. Паула, куда поставить?

Паула (подходит к нему). Давай сюда. (Берет поднос и уходит.)

Битой (идет к середине сцены). Привет, Тони, привет!

Тони. Привет, старина.

Кандида. Вы знаете друг друга?

Битой. Работали вместе.

Тони. Грузчиками в порту, на пирсе.

Битой (с гримасой). Самое ужасное воспоминание моей жизни!

Тони. Но не моей! Что ты здесь делаешь, старина?

Битой. А что ты здесь делаешь?

Тони. Я здесь живу.

Битой. Не может быть!

Тони. Может. Видишь, комната вот там? Моя. За пятнадцать песо в месяц.

Битой. Кандида, вы берете квартирантов?

Кандида. Но ты же знаешь, как мы бедны! Мы с Паулой решили попробовать. Мистер Хавиер наш первый постоялец и пока единственный.

Паула кричит за сценой: «Кандида! Кандида!»

(Повышает голос.) Да? Что там, Паула?

Паула, все еще с подносом, появляется в дверях.

Паула. О Кандида! Крыса! Крыса на кухне!

Кандида (покачивая головой). Паула, Паула!

Паула (виновато). И какая огромная, огромная крыса, Кандида!

Кандида. Ладно, иду. (Битою и Тони.) Извините.

Паула и Кандида уходят.

Тони (с отвращением). Парочка сумасшедших дамочек!

Битой (довольно холодно). Они старые друзья моей семьи, Тони.

Тони (небрежно). Ну, так ты лучше держись от них подальше. Они охотятся за мужчинами.

Битой (невольно улыбается). Они что, хотели тебя съесть?

Тони. Э, они сумасшедшие. Стоит мне посмотреть, как они начинают ежиться. Когда я говорю, их просто в жар бросает. А уж если прикоснуться…

Битой. Так ты живешь с ними!

Тони. Я? С ними? Тьфу! (Плюется.) Скорее я стану жить с мостом Джонс-бридж! Нет, это они сумасшедшие, не я.

Битой. Должно быть, это из-за бедности… Я и не знал, что они так обнищали…

Тони. Обнищали? Да они в отчаянном положении!

Битой. Но ведь у них есть брат, замужняя сестра.

Тони. Брат и сестра за все и платили, но, похоже, им это надоело. Они хотят продать дом, а старика отправить в приют.

Битой. И что тогда будет с Паулой и Кандидой?

Тони. Кандида поедет к брату, а Паула — к сестре.

Битой. Бедная Паула! Бедная Кандида! Это им явно будет не по душе!

Тони. Еще бы. Вот потому-то они и в отчаянии. Они уже перепробовали всякие безумные прожекты, вроде того, чтобы сдавать комнаты. Ха! Кто захочет жить в таком доме? Конечно, в Интрамуросе полно студентов, ищущих угол. Ну и что? Приходят, смотрят — и быстренько убираются прочь! Боятся! Здесь всем не по себе.

Битой. А вот ты, кажется, чувствуешь себя как дома.

Тони. Мне здесь нравится. Повышаю, представь себе, свой образовательный уровень. Паула с Кандидой хотели бы вышвырнуть меня, но не осмеливаются. Им слишком нужны деньги. А кроме того, им нравится, что я тут, поблизости. Да нет, они сумасшедшие! Знаешь, они могли бы получить большие деньги, если бы… (Смотрит на Портрет.)

Битой. Если бы что?

Тони (отходит в глубину сцены). Видишь эту картину? Так вот, я знаю американца, который готов заплатить за нее две тысячи долларов. Ты понял? Долларов, не песо.

Битой (тоже отходит в глубину сцены). А Кандида и Паула отказываются продать ее?

Тони. Категорически отказываются. Ты только подумай — два куска! Я все пытаюсь убедить их…

Битой. Ты, Тони?

Тони. Конечно, я. Этот американец… он нанял меня, чтобы я помог ему заключить сделку, понял?

Битой. И ничего не выходит.

Тони. Эти дамочки чокнутые!

Битой. Может быть, им так нравится эта картина.

Тони. Нравится? Да они ее ненавидят!

Битой. Откуда ты знаешь?

Тони. Да уж я-то знаю. Я тоже ненавижу ее!

Битой. Мой бог, но почему?

Тони (смотрит на Портрет). Эта проклятая штука все время глядит на меня, все время глядит сверху вниз. Всякий раз, когда я вхожу в дом, когда поднимаюсь по лестнице, она смотрит на меня, смотрит свысока. А если я оборачиваюсь и стою к ней лицом — улыбается, черт ее побери! И когда я ухожу в комнату и запираюсь, я все равно чувствую ее сквозь дверь, сквозь стены — она смотрит на меня и улыбается! Ненавижу эти глаза, эту улыбку, ненавижу эту проклятую штуку!

Битой. Ну будет тебе, будет, Тони! Это всего лишь картина. Она тебя не съест.

Тони. Да кто он такой? Кто он, черт побери, такой?

Битой. Ты имеешь в виду портрет? Или художника?

Тони. Ты ведь только что был у него в комнате, так?

Битой. Ты говоришь о доне Лоренсо?

Тони. Да, да! О доне Лоренсо Марасигане — великом доне Лоренсо, у которого много гордыни и совершенно пусто в карманах. Он принимал тебя у себя в комнате? Он ведь говорил с тобой?