Окрик памяти. Книга вторая - Виктор Ефимович Копылов

В условиях, когда благополучие вуза виделось в пробивных способностях ректора, большинство последних быстро «приедались» в отделах обкома, особенно в случаях, когда собственное мнение ректоров звучало неприлично часто. Как следствие неоправданного субъективизма, следовал черед замены ректоров в университете, медицинском и сельскохозяйственном институтах, а в 1986 году – ив индустриальном.

Пусть тс, кто сделает попытку узнать себя в отдельных, описанных ниже эпизодах, не держат зла на автора. В конце концов, они – эти отрывки событий, есть дела давно минувших дней, почти 20-летней давности. Главное – не в фактах и лицах. Важно, чтобы рецидивы деятельности КПСС больше не повторялись в России. А признаки их возвращения уже наблюдаются в наше время. Вспомните, хотя бы, недавний учредительный съезд движения «Единство» в Новгороде, на котором его новоявленный председатель бесцеремонно и грубо обрывал выступающих, читал нотации и грозил исключением из партии. Перефразируя одного из наших недавних премьер-министров, можно сказать: «Хотели как лучше, а получилось как всегда – КПСС».

Август 1964 года. Встреча первого ректора института А.Н. Косухина с секретарем обкома А.К. Протазановым. Александр Константинович поинтересовался, едут ли в Тюмень профессора?

– Да, один уже зачислен, а второй через час приезжает.Что предпринято институтом, чтобы город и сам институт произвел на профессора самое благоприятное впечатление?

– !??

– Берите мою машину и срочно поезжайте на вокзал, встретьте профессора у вагона, покажите тюменскую старину и... накормите его по-сибирски в ресторане «Заря». Я сам дам соответствующие указания.

Через четверть часа я – декан, по указанию ректора мчался в ЗИМе на вокзал, встретил гостя и собственноручно нес его чемодан.

Начало лета 1964 года, поздний вечер. С вокзала, сойдя с новосибирского поезда я отправился на ночевку в гостиницу «Заря». В Тюмени никто не знал о моем возвращении из очередной командировки, семья находилась еще на Урале, собственного жилья не было. Как водится, места в гостинице отсутствовали. Кое-как устроили меня на ночь в коридоре, на раскладушке. Утром, едва умывшись, небритый, поспешил в комнатушку А.Н.Косухина, которую он снимал в здании машиностроительного техникума.

– Кстати приехал! Ничего не рассказывай, нас вызывают в обком, изложишь итоги поездки ко мне и А.К.Протазанову в его кабинете. Не завтракал? Подкрепимся в обкомовском буфете.

Первый вопрос секретаря:

– Почему не побрит, только что с вокзала?

– Да нет, когда ночуешь в коридорах гостиницы, возможности бритья почти нулевые…

Далее произошло то, на что был способен только А.К.Протозанов. Он снял телефонную трубку, попросил соединить его с директором гостиницы. Начался разнос:

– Вы что, уже ни в чем не разбираетесь, не читаете газет, не знаете, чем живет город? Почему кандидата наук разместили в коридоре? Вы хотите, чтобы ученые отказались от работы в негостеприимной Тюмени?!

Надо ли говорить, как у меня потеплело на душе?..

Первые месяцы работы института. Деканат нефтегазопромыслового факультета располагается на третьем этаже главного корпуса. Утро не очень раннее, душно, открываю окно во двор института. Снизу доносится знакомый тембр голоса первого секретаря А.К. Протазанова:

– Какой еще проект? Вот вам мой проект! – Секретарь делает энергичные движения вдоль существующей стены учебного корпуса: 100 шагов и 80 – поперек.

– Ройте фундамент!

Оказывается, А.К. Протазанов собрал на площади строителей и дает им «ценные» указания о скорейшем возведении для института самого большого в городе спортивного зала. Хватаю трубку телефона, звоню ректору: «Первый» на площадке!» Вместе бежим вниз. Протазанов, не обращая внимания на нас, продолжает речь на высоких тонах, изредка бросая на А.Н. Косухина укоризненно-гневные взгляды: «Я тут, а где же вы – заказчики?».

– Слушай, – говорит ректор, – надо завтра прийти в институт пораньше, часов в восемь

На всякий случай я пришел минут на 15 пораньше, открыл окно, а внизу... «изящная словесность» «Первого». Строители ему опять чем-то не угодили.

Дважды в год – первого мая и седьмого ноября – институт, как и все другие организации города, обязан был демонстрировать свою сплоченность вокруг ЦК и преданность местным вождям путем дружного прохождения колоннами перед трибуной, заполненной высшими руководителями. Все бы ничего, да и сами праздники были радостными событиями в жизни студентов и преподавателей, особенно в минуты, когда колонны формировались возле института: непринужденный смех, улыбки, шутки. Никто не обращал почтительного внимания на руководство кафедр, факультетов и ректората. Праздник уходил из сердца, когда колонна приближалась к трибуне. С обочины улиц активисты горкома и райкомов кричали о дистанциях, о равнении по 12 человек в ряду, подгоняли людей и заставляли их бежать бегом: большие разрывы между колоннами не допускались. Молодежь такую команду воспринимала с восторгом, а вот что происходило в душе профессоров в годах – гадать не обязательно. На другой день по традиции в отделах обкома КПСС раздавались звонки руководителей предприятий, институтов и учреждений с единственным вопросом: «Ну, как мы прошли?» Все знали, что завы уже побывали у «Первого» и получили оценку своих подопечных. Благоприятное впечатление о демонстрации обеспечивало руководителям предприятий благосклонное отношение верхов на очередные полгода.

Однажды в разговоре с А.Н. Косухиным мне, беспартийному декану был сделан намек на этом «неприличном» пробеле моей биографии, особенно теперь, когда на плечах столь ответственная ноша. Я и сам чувствовал, что теряю много полезной для работы информации оставаясь вне общественной деятельности. В 1966 году началось необходимое оформление документов, собеседование и заседание парткома. Положительное решение было принято. Оставался горком, где происходило утверждение, а перед ним – встреча с комиссией ветеранов партии. Там мне, стоящему почти навытяжку перед убеленными сединой партийными аксакалами, был задан любопытный вопрос:

– Как вы относитесь к академику Капице?

В то время академик был в опале, и мой ответ с осуждением строптивого ученого подразумевался сам собою.

– Я с уважением отношусь к ученому с мировым именем, он – украшение отечественной науки.

Что тут началось! Обвинение в аполитичности, упреки в непонимании «текущего момента», наконец, предложение воздержаться от моего приема в партию. Обошлось, хотя и не сразу. Но с того дня стало ясно, что такое единомыслие в партии: говори не то, о чем думаешь, а