Воспоминания (1865–1904) - Владимир Джунковский

В час дня мы завтракали втроем – великий князь, Гадон и я у Тестова, в 4 часа он уехал с Гадоном в Ильинское, а я остался еще, чтобы прибраться, и выехал 6 часов. Грустно было на душе. В Ильинском меня встретила великая княгиня, с ней Е. Н. Козлянинова, Степанов и Гадон. В 8 часов обедали, потом катались в линейке по окрестностям, пили чай. После чая великий князь меня позвал к себе в кабинет, усадил меня и расспрашивал меня обо всем с таким участием, сочувствием и теплотой, что вся моя душа переполнилась самой нежной к нему благодарностью, отпуская меня, он благословил меня чудным образком Спасителя, на котором было написано «11-ое мая 1895 год» – день смерти моей матери. Я не мог удержать слез, когда он меня благословил этим образком.

В Ильинском дни потекли как всегда. 3-го был день свадьбы их высочеств, но не праздновали, утром сидели в саду, и великая княгиня начала рисовать мой портрет масляными красками, так что я позировал. К завтраку приехали министр юстиции Муравьев, Истомин, граф Шувалов и бывший адъютант великого князя Балясный. После дневного чая они уехали. В Ильинском жили мы тихо, мне была приятна эта тишина и спокойствие, легче было на душе при моем настроении, когда никого не было. Каждое утро я позировал, портрет мой удавался и быстро двигался вперед. Перед обедом начали кататься на лодках, я, под предлогом ревматизма, не ездил и отправлялся один бродить по полям, эти прогулки в полном одиночестве меня успокаивали.

8 июня я ездил с великим князем в Москву, был прием, потом мы завтракали у Тестова и вернулись с 4-х часовым поездом в Ильинское. По приезде домой катались на лодках, потом обедали, сделали прогулку в экипажах. К вечернему чаю приехал граф С. Д. Шереметев и остался ночевать. В этот день я получил письмо от сестры, что у младшей сестры родился сын Костя, что все благополучно.

13-го я ездил в Москву повидать Н. В. Евреинову, которая приехала на три дня в Москву, это был день ее именин, и мы очень хорошо провели с нею денек.

14-го я, с разрешения великого князя, выехал в Петербург, чтобы в сороковой день кончины моей матушки помолиться на ее могиле. По дороге я на полдня заехал к брату в Тверь. В Петербурге я остановился во дворце великого князя на Невском, т. к. моя сестра жила на Сергиевской даче у Лейхтенбергских. Сестра моя сейчас же приехала ко мне и мы отправились на кладбище. Как грустно было быть в Петербурге первый раз по кончине матушки. На другой день мы с сестрой поехали в Анташи к младшей сестре, на почтовых от Красного Села, провели там целый день. Молодая мамаша была молодцом, сынок ее, огромный, славный, по-моему, был похож на нее.

19-го был сороковой день, служили панихиду на кладбище, было очень много друзей и знакомых, потом я поехал в Петербург с сестрой и провел с ней на Сергиевке 20-е число. Вечером мне надо было уезжать обратно в Москву, жаль было с ней расставаться. Она поехала проводить меня на пароход. С пароходной пристани в Петербурге я успел еще съездить на кладбище проститься с дорогой могилой и приехал к себе во дворец Сергея Александровича, где застал С. С. Гадона, который меня ждал.

Напились чаю и поехали на вокзал, где я нашел мужа моей сестры, который приехал меня проводить. По дороге в Москву я опять заезжал к брату, который с семьей жил на даче близ ст. Редкино. Пробыл я у него денек, очень мне понравилась его дача, они очень хорошо устроились. В Москву я приехал на другой день и получил приказание, по телефону из Ильинского, остаться в Москве и встретить на вокзале на другое утро великого князя, который приедет в Москву для приема абиссинской депутации.

Встретив великого князя в Москве, приехал в генерал-губернаторский дом, где был прием, затем завтракали у Тестова, а в 4 часа состоялся прием абиссинского посольства. Очень они показались мне неинтересными, одеты были невозможным образом, трудно сказать, что на них было надето, все грязно и скверно. Прием же был устроен довольно торжественный. В швейцарской абиссинцы были встречены М. П. Степановым, Корниловым и П. В. Жуковским. Последний просил великого князя причислить его к свите, т. к. ему хотелось повидать абиссинцев. В приемной они были встречены мной. Я попросил принца Абиссинского войти в кабинет к великому князю, остальных же обождать в приемной. После принца великий князь принял епископа, за ним молодого принца и последним – командующего их войсками. Т. к. великий князь не особенно был склонен отдавать им визиты, то их уговорили поехать кататься по Москве, а в это время я поехал в Славянский базар и оставил визитные карточки великого князя, сказав швейцару, чтобы тот передал, что великий князь был лично.

В то время затевалась какая-то авантюра в Абиссинии,[360] в которую нас хотели втянуть проходимцы вроде известного Леонтьева[361] и Ашинова,[362] и великий князь весьма скептически и презрительно к этому относился. В 5 часов мы уехали в Ильинское.

25-го приехал великий князь Павел Александрович, в этот день было дерби, но я из-за траура не поехал и остался в Усове, куда их высочества накануне переехали.

29-го праздновали день именин великого князя Павла Александровича, вечером у великого князя сидели за чашей вина, было несколько гостей. Мне было очень тяжело, но не хотелось подчеркивать и отказываться, и я просидел со всеми до 3 часов ночи.

От сестры получил письмо, что Сипягин ее уведомил о назначенной ей усиленной пенсии, это меня порадовало. Получил письмо от своего племянника Грессера – сына покойного градоначальника, он уведомлял меня о своей свадьбе и просил приехать. Я решил поехать специально для этого на один день, свадьба была назначена на 9-ое июля, благословлять его должны были великий князь Павел Александрович и моя сестра. Его невестой была очень милая девушка Чичерина.

1-го июля все из Ильинского поехали на свадьбу к Гагариным. Молодой Гагарин женился на младшей княжне Трубецкой. Я из-за траура не поехал, остался в Ильинском.

5 июля праздновали, как всегда, именины великого князя Сергея Александровича, вечером разошлись около 12-ти, я пришел к себе и стал писать письма. Собирался лечь, как вдруг в 2 часа меня позвали на телеграф к аппарату прямого сообщения с Петербургом. Я страшно испугался – подумал, не случилось ли чего-нибудь с сестрой. Побежал, не помня себя, подошел к аппарату, который заработал. На тянувшейся ленте с аппарата я прочел: «Сегодня Эдя скончался, сообщите осторожно братьям».

Меня эта весть ужасно поразила. Эдя[363] – это был муж сестры Гадона. Оба брата обожали свою сестру и ее мужа, жили они дружно. Смерть, очевидно, последовала внезапно, т. к. он был совершенно здоров все время. Мне предстояла тяжелая миссия – объявить бедным братьям эту печальную весть. Шел я из телеграфа и раздумывал, как бы это лучше, осторожнее сделать, волновался ужасно.