Советский Союз. История власти. 1945–1991 - Рудольф Германович Пихоя

ЦК действия были осуществлены — продолжались личные контакты Брежнева и Дубчека, в том числе и по телефону, советская партийно-правительственная делегация на высшем уровне была в Праге в феврале. В Софии на совещании Подготовительного консультативного комитета по подготовке Международного совещания коммунистических и рабочих партий в начале марта 1968 г. состоялись многочисленные встречи Дубчека с Брежневым и Председателем Совета Министров СССР Косыгиным.

«Методы, которыми сейчас ведется работа в Чехословакии, очень напоминают венгерские»

Политическая ситуация и в «социалистическом лагере», и в СССР, и в Чехословакии на протяжении февраля — начала марта стала осложняться. Первым чрезвычайно тревожным сигналом стали волнения польских студентов. Существенной деталью этих волнений были лозунги, выражавшие поддержку событиям, происходившим в Чехословакии. Снятие А. Новотного ассоциировалось там с победой над остатками сталинизма. Чрезвычайно важным явлением и во внутренней жизни Чехословакии, и в отношениях между КПЧ и другими компартиями стала фактическая отмена цензуры в чехословацкой прессе.

В это же время продолжали осложняться отношения с Румынией. Реальной стала угроза выхода Румынии из Варшавского пакта. Министр обороны СССР маршал А. А. Гречко на Политбюро ЦК 3 марта 1968 г. сообщил: «Теперь ясно, что они (румыны.— Авт.) за пересмотр всего Варшавского Договора в целом. ...Мы создадим штаб (объединенного командования Варшавского пакта.— Авт.) вполне боеспособный, и Варшавский Договор не пострадает, если уйдут румыны»61.

Критика, раздававшаяся в чехословацкой прессе в адрес Варшавского Договора, свидетельствовала об угрозе, что следом за Румынией может пойти Чехословакия. А это привело бы к фактической ликвидации или, по крайней мере, значительному ослаблению западных границ Варшавского Договора.

Осложнилась и идеологическая ситуация в самом СССР. Классическое коммунистическое единомыслие стало расшатываться, причем с разных сторон. Старый смутьян, великий военачальник Второй мировой войны маршал Жуков пришелся не ко двору не только Сталину и Хрущеву, но и Брежневу. Брежнев с негодованием говорил своим соратникам по Политбюро 3 марта 1968 г.: «У нас появилось за последнее время много мемуарной литературы... Освещают, например, Отечественную войну вкривь и вкось, где-то берут документы в архивах, искажают, перевирают эти документы... Где эти люди берут документы? Почему у нас стало так свободно с этим вопросом?

Гречко. ...С архивами мы разберемся и наведем порядок. О мемуарах Жукова мы сейчас пишем свое заключение. Там много ненужного и вредного».

Доставлял проблемы и другой сановный мемуарист — Никита Сергеевич Хрущев. О его мемуарах докладывал Андропов, говорили Косыгин и Брежнев. Было принято решение: «Андропову усилить наблюдение за этой работой и принять меры к изъятию материалов. А через некоторое время, может быть, следует вызвать т. Хрущева в ЦК КПСС и предложить ему прекратить эту работу»62

Усиливалось и диссидентское движение. «Разного рода писатели,— говорил на том же заседании 3 март . Брежнев,— например Якир, Есенин и другие, пишут письма, передергивают факты, письма идут за границу и пере, ся по Би-би- си...» Ему вторил Подгорный: «Надо посмотреть Союз писателен. Что это за организация, в которую вступают совершенно непонятные люди, написавшие две заметки в газету». Андропов сообщал о готовившейся демонстрации, «связанной с Литвиновым». В отличие от Подгорного, предлагавшего «продумать серию мер, в том числе выселения из Москвы этих типов, послать туда, откуда они приехали»63, Брежнев, активно участвовавший в этой дискуссии, сформулировал широкий спектр мер воздействия на творческую интеллигенцию — от рекомендации «подумать над тем, чтобы в зародыше убить те бациллы, которые могут нанести нам серьезный вред» до глубокомысленного признания, что «вопросы работы с интеллигенцией — это серьезный вопрос, и просто так административными мерами эти вопросы не решишь. Всегда, на всех этапах жизни и борьбы, до

Советской власти и в первые годы Советской власти, этим вопросам придавалось особое значение, и определенную категорию интеллигенции, в частности писателей, всегда поощряли. Может быть, нам подумать и над этими мерами, в частности, может быть, создать академию литературы и искусства, сделать хороший отбор в эту академию, создать им условия для работы».

До создания академии дело не дошло, но комиссию Политбюро по первоочередным вопросам идеологической работы в составе Кириленко, Шелепина, Пельше, Демичева и Андропова образовали...64

В феврале — начале марта значительно осложнилась политическая ситуация в Чехословакии. В стране практически перестала действовать цензура. 3. Млынарж отмечает, что «началась открытая критика... методов работы КПЧ, профсоюзов, органов госбезопасности и юстиции и, как следствие, сняли с постов ряд секретарей ЦК, руководителей Центрального совета профсоюзов, министра внутренних дел и Генерального прокурора»65 Ситуация дополнительно осложнялась противоречиями в руководстве КПЧ. Многочисленные противники Новотного уже добивались его отставки с поста президента ЧССР. В этом случае против Новотного объединялись разнородные политические силы. Его отставки уже требовали на массовых митингах.

Обострение обстановки в Чехословакии стало причиной обсуждения этого вопроса на Политбюро ЦК КПСС 15 марта 1968 г. Из хода обсуждения очевидно, что в Москве не одобряли готовящуюся отставку А. Новотного. Шли интенсивные консультации руководства КПСС с В. Гомулкой и Я. Кадаром. Ситуация в Чехословакии рассматривалась рядом с волнениями польских студентов. Судя по «Рабочим записям заседаний Политбюро», именно 15 марта 1968 г. в позиции Политбюро произошел перелом в отношении к процессам, происходившим в Чехословакии. Настороженное отношение к пражским реформам сменилось на плохо скрываемую враждебность тогда, когда в Чехословакии была отменена цензура, начались вынужденные отставки просоветски настроенной части чехословацкого руководства. Политбюро считало целесообразным обратиться с письмом в адрес Президиума ЦК КПЧ, в котором следовало бы, по предложению Б. Н. Пономарева, «сказать, что у них начался разгул в печати, по радио и телевидению, сказать, что все это направлено на отрыв Чехословакии от социалистического лагеря, от СССР, сказать яснее и подробнее об этом. ...Сказать в письме и о том, что они находятся рядом с ФРГ...». «Положение действительно очень серьезное. Методы и формы, которыми ведется сейчас работа в Чехословакии, очень напоминают .венгерские. В этом внешнем хаосе... есть свой порядок. В Венгрии тоже с этого начиналось, а потом пришел первый, второй эшелон и, наконец, социал-демократы» — это было заявление Ю. В. Андропова, непосредственного участника подавления венгерского восстания 1956 г. и председателя КГБ. Сам Брежнев считал, что «надежды на Дубчека не оправдываются, он может вылететь, так как события, которые происходят, им мало управляются... Ведь может случиться так, что они снимут Новотного. Они сняли прокурора, начальника КГБ, на очереди Ломский (министр национальной обороны ЧССР.— Авт.), а потом и за Дубчеком дело».

Во время этого заседания Брежнев позвонил в