Большая семья - Филипп Иванович Наседкин

чтобы знать, что такое электричество. Он хочет и будет учиться ради того, чтобы овладеть этой силой, управлять ею, подчинять ее интересам людей. Конечно, приятно будет и товарищам показать, как от его всесильной руки яркими огнями осветится Зеленая Балка, но это между прочим, между делом. Главное, почему он решил учиться, — быть еще более полезным колхозу, людям.

Дует суховей. Шумит, волнуется спелая пшеница. Впереди — шуршащие шаги. Прохор припадает к земле, весь превращается в слух. Совсем близко слышится веселый свист. Прохор отвечает с искусным прищелкиванием. Тотчас возле него, как из-под земли, возникает Дмитрий Медведев с дубинкой в руке.

— Ты что? — спрашивает Прохор.

— Так, — отвечает Дмитрий. — Скучно что-то.

— Ну вот, нашел время скучать, — журит Прохор товарища. — Ты же на посту, часовой. А разве часовой имеет право скучать?

Но он рад приходу друга. Хоть немножко поболтать, на одну минуту развеять думы, прогнать дремоту, которая пеленой застилает глаза.

— Слышь, Проша, — говорит Дмитрий, — а ты не знаешь, зачем это нас поставили сюда?

— Затем, чтобы караулить, — отвечает Прохор.

— А зачем ее караулить?

— Понятно зачем: чтобы не воровали.

— А разве ее воруют?

Прохор не знал, воруют пшеницу или нет, но простаком казаться не хотел.

— Конечно, — сказал он авторитетно. — Некоторые элементы ножничками колоски стригут.

Дмитрий верил, — ведь командир должен все знать.

— Слышь, Проша, — снова спросил Дмитрий, — а что такое суховей?

Прохор поморщился: вопрос этот показался ему посторонним, не касающимся их прямых обязанностей. Но все же ответил:

— Суховей — это сухой ветер.

— Это я знаю, — сказал Дмитрий. — А откуда он берется?

Прохор не знал, откуда берется суховей, но ронять свой авторитет не стал, и сурово произнес:

— Знаешь что, кончим этот посторонний разговор. Ступай на свой участок. А то там, может быть, уже стригут колоски.

Обиженный неласковым обращением, Дмитрий повернулся, потащив за собой дубинку. Но не сделав и пяти шагов он обернулся.

— А скажи, вот ты командир, — спросил он, — а какие твои командирские обязанности?

— Как это — какие? — удивился Прохор. — Обыкновенные. Разводить часовых по участкам.

— А еще?

— Снимать часовых. Вот не сниму тебя, и ты будешь стоять, пока не умрешь.

— А я возьму сам снимусь.

— Не имеешь права.

— А я без права снимусь.

Прохор был озадачен.

— Вот чудак! — сказал он. — Как же ты снимешься, если не имеешь права? На что ж тогда дисциплина существует?..

Дмитрий остался доволен объяснением и, свистнув, растаял в темноте.

Дует суховей. Шелестят колосья. Прохор неслышно идет по траве. Он думает о разговоре с Дмитрием. А так ли он говорил с ним, как должен говорить командир с подчиненным часовым? Не обиделся ли на него Дмитрий, а то, пожалуй, и дружить перестанет. А в самом деле, был ли такой случай, когда колосья стригли, и какой человек решится на такое дело?

В стороне раздастся лошадиный топот. Прохор видит всадника. Он едет по косой дороге. Лошадь бежит быстрой рысью. Копыта звонко хлопают по слежавшейся пыли. Кто это едет? Куда торопится? Может быть, в район по какому-нибудь неотложному делу?

Прохор вспоминает свою поездку в район. Он выехал из села, когда еще было темно и глаза еле различали кочки на дороге. До шоссе добрался к рассвету. Там ехать было легче. Он нажимал на педали и, казалось, летел быстрее молнии. В лицо бил прохладный ветерок.

Но скоро солнце огненным ободком выползло из земли, и Прохор почувствовал, как загудели усталые ноги, а все тело покрылось испариной. С каждой минутой он, жадно глотая воздух, ехал все медленнее и медленнее и, наконец, чуть ли не свалился на дорогу. Вытерев лицо и отдышавшись, он пошел пешком, ведя рядом велосипед. Дорога белой лентой уходила далеко к горизонту, а он шел медленно, медленнее, чем ползет червяк. Солнце заливало все кругом веселыми лучами, а на душе у Прохора было мрачно. Сколько еще итти? Когда он дойдет до района? Когда выполнит поручение? Сколько времени простоит комбайн?

Вспомнилось приказание Арсея: если велосипед сломается, оставить его в канаве и пересесть на попутную машину. А если не сломается? Если его таким вот, целым и невредимым, спрятать и подъехать на попутном грузовике? Прохор обернулся назад и увидел грузовик. Не раздумывая больше, он свернул с дороги, спрятал в кустах велосипед, травой прикрыл сверху.

Грузовая машина шла как раз в МТС. Прохора посадили, и он доехал прямо до места. Ему повезло: он застал директора в кабинете. Прочитав записку, директор сердито выругался и вызвал старшего механика. А через пять минут Прохор держал в руках два болта с гайками; глаза его блестели.

Через час машина, на которой Прохор доехал в МТС, возвращалась обратно. Возле места, где был спрятан велосипед, Прохор постучал в стекло машины. Шофер затормозил.

— Ты почему слезаешь? — спросил шофер, когда Прохор спрыгнул на землю. — Тебе ж в Зеленую Балку?

— У меня тут велосипед, — показал Прохор в кусты.

— А! — сказал шофер. — Ну, давай его в кузов — и поехали. Да поживей, а то некогда.

Домой Прохор вернулся к обеду. Комбайн уже работал. Это обрадовало и в то же время огорчило Прохора: столько волнений и все попусту…

Всадник достиг края пшеничного поля. Может быть, он, этот неизвестный всадник, так же вот спешит в МТС за какой-нибудь важной деталью?

Над головой лошади внезапно вспыхнул огонек.

«Ишь ты, ловкач! — подумал Прохор. — На скаку закуривает…»

Секунду-две огонек мигал, качался и вдруг взвился, описал дугу и упал на землю.

— Эй, осторожно! Запалишь! — крикнул Прохор, и крик его одиноко повис над полем.

Дует горячий суховей. Прохор стоит на месте. Всадник расплывается на фоне темного леса, лошадиный топот постепенно