Гении разведки - Николай Михайлович Долгополов

Вильям Генрихович мне домой, спрашивал, как живу, не нуждаюсь ли в чем-нибудь. Был он душевный, добро помнил.

Кричать только не по-русски

Зачем его отец ездил в США под фамилией Бороча, Анатолий Серебрянский не знает. Но любопытнейший эпизод, напоминающий сцену с радисткой Кэт из «Семнадцати мгновений весны», рассказал:

— Отцу пришлось лечь на операцию — аппендицит. Уговорил врача оперировать под местным наркозом. Никак нельзя было под общим: вдруг заговорит по-русски. Но плеснули на лицо, сделали по ошибке общий наркоз. И когда отец очнулся, к нему подошла медицинская сестра: «Вы так сжали челюсти, что мы боялись: вдруг проглотите язык». Заговорил бы отец не по-английски, и конец легенде. И даже в таком состоянии он сумел справиться.

Из Москвы, из Центра ему прислали деньги, чтобы отдохнул после операции. И отец поехал в самый дешевый пансионат, будучи полностью уверен, что не имеет права тратить деньги государства на себя.

Или вот вам интереснейший документ: копия паспорта Эндрю Бороча, по которому он находился в США. И подпись отца вполне подлинная. Бланк натурализации от 19 сентября 1931 года, подтверждающий то, что Бороча действительно въехал в Америку. На паспорте и на бланке две абсолютно одинаковые подписи. Никаких сомнений в реальном существовании Бороча у американцев никогда не существовало.

И сколько же легенд ходит о работе отца в Штатах. Например такая. Когда Серебрянский был в США, то контрразведка его выследила. Но президент распорядился: не сажать, а выслать его, чтобы не портить отношения с Советской Россией. Мифотворчество доходит до идиотизма. Если бы в Америке тогда знали, что Серебрянский — советский разведчик, его бы до сих пор не выпустили.

Сурова партизанская школа

В годы Великой Отечественной войны очень многие, из прошедших профессиональную школу в «группе Яши», составили основу партизанских отрядов, забрасываемых в тыл к немцам. К примеру, группу, заброшенную в Словакию, возглавлял сотрудник Серебрянского еще по началу 1930-х Николай Варсанофьевич Волков. Его часто путают с однофамильцем, попавшим под репрессии. Но Николай Волков репрессий и несчастий чудом избежал. Как рассказывает Анатолий Яковлевич, в одном из архивов отыскался запрос некого деятеля из ЦК партии. Тот спрашивал НКВД, нет ли компрометирующих сведений на Волкова Николая Варсанофьевича. Ему ответил новый начальник разведки Фитин: Волков работал в Китае в составе Особой группы. Задания ему давал находящийся ныне под арестом Серебрянский. Но против лично Волкова никаких компрометирующих материалов нет. И от Николая Волкова, грубо говоря, отвязались. Вот в какой тяжелейшей обстановке трудились чекисты, избежавшие сталинских чисток.

Волкова из Китая отозвали, работал он в центральном аппарате. Во время войны перевели в IV Управление НКВД СССР. Его группа из 19 человек очень быстро выросла в Словакии в партизанскую бригаду «Смерть фашизму» численностью в 600 бойцов. Принимала активное участие в Словацком восстании, за что Волкову было присвоено звание почетного гражданина города Банска-Бистрицы. Вот кем стали ученики Серебрянского, готовившего эти отряды. Дружеские отношения с Волковым сохранились и после войны. Он часто бывал у нас дома на улице Горького, куда мы переехали.

Вообще дом был серьезный. Целый этаж занимал нарком Меркулов. Здесь же Серов и другие руководители госбезопасности. (Уж не в этом ли московском доме установил Серов знаменитый свой камин, который в нужный момент — после ареста его протеже изменника Пеньковского — сразу припомнили? Целые куски мрамора были выломаны в Германии из того самого камина, что принадлежал гроссадмиралу Редеру, с которым мы еще встретимся в этой главе. — Н. Д.)

Но сколько пришлось перенести семье Серебрянских до этого. Пока родители сидели в тюрьме, Анатолия взяла к себе тетя — сестра его мамы. Мальчику, привычному к тому, что родители месяцами не бывали дома, и в тот раз объяснили: папа с мамой в командировке. И тетя перевезла Толю к себе. Если бы не она, считает Анатолий Яковлевич, его бы такого, как сейчас, не было бы. Ждали Серебрянского-младшего, как и десятки тысяч других малышей, детский дом и смена фамилии. Пытались помещенных в эти приюты заставить забыть, кто они, кем были их родители. И многие забывали.

А тетя не испугалась. Многие тогда отказывались от родственников и поближе, чем племянники. Началась война, и она увезла Анатолия в Омск, куда эвакуировали Наркомзем, в котором она работала. В конце 1941-го тетю вызвали в НКВД. Не пишу «неожиданно». Вызов туда всегда был неожиданным и потому непредсказуемым. Что на сей раз? Тетя на всякий случай сложила все необходимое в чемоданчик. Тихо попрощалась с племянником. И он в свои восемь лет уже понимал, что НКВД — это очень серьезно, тогда уроки жизни осваивались на ходу и в раннем возрасте. А за тетей, рассказывает Анатолий Яковлевич, приехала машина.

Вернулась счастливая: ее сестру Полину Серебрянскую, маму Анатолия, опытнейшую разведчицу-нелегала, работавшую в ссылке на лесоповале, освободили, как и Якова Серебрянского. 9 августа 1941-го Полина Натановна и Яков Исаакович были амнистированы. Вскоре мама появилась в доме на окраине Омска.

В конце 1941 года отец выхлопотал разрешение, и семья отправилась в Москву. Только так: без подписанного на высшем уровне документа возвращение из эвакуации было невозможно. И высокий улыбающийся человек в кожаном пальто, в кепке — это зимой — подхватил сына на руки на вокзале. Толя обнял отца. Наконец-то папина командировка закончилась.

Но сколько пришлось пережить до этого: