Полное собрание стихотворений - Игорь Северянин

Повелевающей судьбы,

Ее покорные рабы.

И если это все не сразу,

С двуразия наверняка:

Перебивает фраза фразу,

И в руку просится рука,

И губ так жадно ищут губы,

Глаза вливаются в глаза…

…Ах, все поэты – Сологубы,

Для девы с именем “Гроза”!..

– “Бежим, поэт мой, на утесы!

Над бездной станем, отдадим

Себя себе и под откосы,

В момент слиянья, полетим…”-

Не в этом ли четверостишьи

Вся сущность Сонкиных речей,

Ее громокипящей тиши,

Ее целующих очей,

Смотрящих в душу поцелуев,

Что мотыльчат, мечту балуя…

Она ко мне по вечерам

Ходила чуть не ежедневно.

Ее любовь была напевна

И уподоблена коврам

Текинским – по своим узорам…

Я влекся к ароматным взорам,

К благоухающим устам;

И вся она, блондинка Сонка

С душою взрослого ребенка -

Сплошной живящий фимиам.

Но вот настали дни каникул,

И все курсистки по домам.

Так я Гризельды не отмыкал,

Как принял Сонку в грезный храм.

2

Селим Буян, поэт Симферо,

Решил устроить торжество:

Он пригласил на Рождество

Меня, в поэзии эс-эра,

А Игорь, в очередь свою,

С улыбкой исхитро-бесовской

Собрал искусников семью:

Бурлюк, Игнатьев, Маяковский.

Игнатьев должен был доклад

Прочесть о новом направленье,

А мы – стихи, и в заключенье

Буян решил свой мармелад

Дать на десерт: “лирионетты”

И “баркароллы”, как стихи

Свои он называл: лихи

Провинциальные поэты…

Все вместе взятое звалось

“Олимпиадой футуризма”.

Хотя Буян был безголос,

Но в нем немало героизма:

Напудренный и завитой,

Сконфуженный и прыщеватый,

Во фраке с лентой голубой

Вокруг жилета, точно ватой

Подбитый весь, “изящный” шаг

Выделывал по тренировке

И выходил медвежьи-ловкий,

За свой муаровый кушак

Держась кокетно левой ручкой,

А в правой он имел платок,

Обмакивая им роток,

Весь истомлен поэзной взбучкой…

Такие типы, как Буян,

Который голос свой осипил,

Идеей славы обуян,

Типичный тип, и я отипил

Его, как типовой баян.

Все знают, как Давид Давидыч

Читает: выкриком, в лорнет

Смотря на публику, и нет

Смешного в гамме этих выдач

Голосовых; в энтузиазм

Бурлюк приводит зал. И злобно,

Чеканно и громоподобно,

Весь мощь, спокойно и без спазм

Нервических, по залу хлещет

Бас Маяковского. Как я

Стихи читаю, знает точно

Аудитория моя:

Кристально, солнечно, проточно.

3

Стремясь на юг, заехал на день

За Маяковским я в Москву,

Мечтая с ним о винограде

Над Черным морем. Я зову

Его поехать на ночь к “Зону”;

Нас провожает “Мезонин

Поэзии”, и по газону

Его садов, пружа резин

Круги, несется лимузин.

За ним спешат на дутых шинах

С огнем оглобель лихачи:

То едут, грезя о кувшинах

С бордоским, наши смехачи:

Сам Велимир зелено-тощий,-

Жизнь мощная, живые мощи,-

И тот, кто за нос зло водим.

Чужими музами, галантный,

Сам как “флакон экстравагантный”,

Наш Габриэлевич Вадим…

Затем Якулов и Лентулов,

Виновники в искусстве гулов,

Талантливая молодежь,

Милей которой не найдешь…

4

Ночь, день, вторая ночь, и к утру

Дня третьего – пред нами Крым.

Свои прыщи запрятав в пудру

И тщательно устроив грим,

В бобровой шубе, в пышной шапке,

Селим Буян берет в “охапки”

Нас с Маяковским. Мы к нему

В санях несемся. Горожане

Гадают: “Знатные волжане -

Купцы, должно быть…” Потому

Мы смотрим на прохожих важно,

В санях разбросясь авантажно.

Но вскоре Симферополь вестью

Животрепещущей объят:

Участники “Олимпиад”

Уже приехали. И честью

Считает житель, если взгляд

Футуристический уловит…

Но что же нам. Буян готовит?

Саженных тысячи афиш

Твердят упорно шрифтом жирным

О происшествии всемирном:

О нашем вечере. И шиш

Зажав в кармане, мой Володя

Смеется едко, “нео-модя”…

“А где ж Игнатьев и Бурлюк?”-

Спросил Буян, платком махая.

“Судьба их, знаете, лихая,

Они упали через люк…”-

“Какой? Куда? Да говорите ж!”-

Вскричал взволнованный Селим.

“Они упали в город Китеж”,-

Мы сокрушенно говорим.

“Что значит Китеж?…”– он растерян,

Он обеспудрился, дрожа.

“Я просто вру, как сивый мерин”,-

Сказал Володя, без ножа

Селима бедного зарезав…

Он лишь тогда пришел в себя

И, захихикав из “поэзов”,

Вдруг забаранил “бе” и “бя”.

5

Буянов дом для нас распахнут:

Пекут три бабы пироги

И комнаты “иланжем” пахнут,

Белье ласкают утюги;

И чижики поют нам славу,

Подвешенные под окном;

Сестра изображает паву,

Как бы разнеженную сном

Искусства нашего. И мебель

Одета в чистые чехлы;

И раболепно, как фельдфебель,

Обшныривая все углы,

Во всем нам угождает сёстрин

Случайно купленный супруг,

Чей дисциплинный лик заострен…

Супругу дан женой сюртук,

Супруг имеет красный галстух,

И сизый нос, и трухлый мозг,

И на носу коньячный лоск,

И на устах всегда “пожалуйста”…

И только стоит мне слегка

Привстать, как привстают все разом;

Иль посмотреть на облака,

Как все на небо лезут глазом…

А если Маяковский гром

Густого кашля тарарахнет,

Семья присядет в страхе, ахнет

И заперхает вчетвером…

Когда ж, читая что-нибудь,

Проходит он из угла в угол,

Буянцы, наподобье пугал,

За ним стараются шагнуть.

Буян имеет целый взвод

Совсем особенных поклонниц:

Старушек с минеральных вод,

Столь специфических лимонниц…

Они приходят на поклон

К нему, вертя сухие ребра,

И он, в глазах их Аполлон,

Дает им пламенный автограф…

Но связь с старушками порвем,-

Расскажем, как в гостях живем.

Живем совсем как борова:

Едим весь день с утра до ночи,

По горло сыты, сыты очень;

Вокруг съедобные слова:

“Еще котлеток пять? Ветчинки

Пол-окорочка? Шемаи

Десяточек?”– так без запинки

В живот хозяева мои

Нам впихивают всякой снеди,

Вливая литрами вино…

Но ведь желудки не из меди,-

И им расстроиться дано!..

А в промежутках меж блюдами

Буян нас пичкает стишками,

И от еды, и от стишков,

Скрепленных парою стежков,

Мутит нас так, что мы с Володей

Уже мечтаем об уходе

Куда-нибудь и, на постель

Валясь, кричим: “В отель, в отель!”

6

Режим подобный не по нраву

Поэтам, от него больным,

И вот мы требуем, по праву,

Беспрекословным и стальным -

Эстрадным! – голосом: свободы

И переезда в номера.

Переезжаем и “ура!”

Кричим и жадно ищем броды

В кафешантанной глубине…

А между тем “Олимпиада”

Все приближается: о дне

Ее – афишная громада

Оповещает городок:

Через неделю. Этот срок

Решаем мы на Крым истратить,

Чтоб силы, возвратясь, оратить

И дать рутине грозный бой,

Поднявшей в местной прессе вой…

Забавно вспомнить: две газеты

Чуть не дрались из-за меня.

“Он создал слово « триолеты»,

Значенье нам не объясня…-

Одна из них твердила тупо,-

Что значит «триолет»? Как глупо

Звучит сей дикий « триолет»!”-

Я хохотал до слез в ответ…

Иван Игнатьев все не едет

И шлет десятки телеграмм,

В которых смутно что-то бредит,

Но не бредет в Тавриду к нам.

Давно Бурлюк уже подъехал,

Досуг наш дружески деля.

О, сколько было там для смеха!

Какие для забав поля!

…Бристоль. Британочка. Людмила.

Моэта ящики. Авто.

Нелепо, пусто, но и мило,

И впечатлительно зато!..

С утра шампанское и булки,

Чай, оливье, газес, икра -

Все вперемешку! И с утра

Автомобильные прогулки

В Бахчисарай и на Салгир,

В Гурзуф, в Алушту, просто в горы.

Какие выси и просторы!

И пир, как жизнь! И жизнь, как пир!

Живем мы праздно на Салгире,

Жуируя средь “медных лбов”…

А между тем в подлунном мире

Есть город, названный “Тамбов”.

И в этом названном Тамбове

Есть дева, ждущая любови

(Дабы не осквернять любви,

Падеж слегка переиначу…),

И эта дева наудачу,

С девизом: “Жениха лови!”-

Мне письма шлет и телеграммы,

Где свадьбы назначает час…

Что ж, я готов! Володин бас

Меня спасительно от драмы

Женитьбы вдруг предостерег…

Вот что мне этот бас изрек:

– “Она ко мне пришла нагою,

Взамен потребовав венца.

А я ей предложил винца

И оттолкнул ее ногою”.

А из Москвы мне пишет Лида

Слегка во вкусе fleur d'orange,

И в письмах тех сквозит обида

На разных театральных ханж…

Из Минска присылает Сонка

Своих экстазов сувенир.

О, если необъятен мир,

Объятна каждая девчонка!

7

Но вот уже “Олимпиада”,

Так долго жданная, в былом,

И разношерстая плеяда

Поэтов лезет напролом

На Севастополь, повторяя