Тремор - Каролина Эванс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они начали.
Кирилл вовремя вступил. Его голос нравился ему. За спокойным началом последовали шрайки. Он отдал всего себя в гроулинге. И, конечно, все это время не сводил глаз с Дена.
Идеально спев свою часть, Кирилл приближался к самому сложному месту. Вокальную комбинацию, которая не всегда получалась даже у его соперника.
Тот выжидающе покачивался в такт басов. Сигарета истлела в его пальцах, и теперь он невозмутимо заложил на груди руки. Самоуверенная улыбка быстро стерлась с его губ.
Кирилл с блеском прошел припев. С такой легкостью ему дались все расщепления и скриминги, с такой точностью тело отразило все эмоции, что Ден невольно повел бровью.
В его голосе было столько дерзости, энергии, драйва, будто перед Кириллом была целая толпа фанатов. Эм и Лео частенько переглядывались, потому что никто из них не ожидал этого.
Все это время Кирилл не сводил с Дена насмешливого взгляда. Словно точно знал, что ни одна нота, ни одна его связка не подведет его. С отстраненным, деланно безразличным видом тот смотрел на него в ответ.
Но вот все закончилось, и стало тихо. Парни долго не решались что−то сказать ему.
− Увидимся в среду, − невозмутимо прошел Кирилл мимо Дена. Их плечи едва не столкнулись друг с другом.
* * *
«Представь, твой конкурент успешнее тебя, хотя ты лучше него. Как бы ты поступила, если бы он постоянно пытался тебя высмеять?»
«Даже не знаю) Я никогда не сталкивалась с этим. Возможно, я бы сказала, что мне неприятно. Что успех не должен портить человека».
«Звучит отлично)) Жаль, что в моей ситуации это вряд ли поможет».
«Вы с Деном опять поссорились?»
«У нас так каждый день происходит. О чем бы ни шла речь, разговор выходит на то, что в Америку зовут его, а не меня. Мне с трудом удается не показывать, как я бешусь от этого».
«Ты просто слишком жаждешь успеха. Дена взяли, потому что он не завышал внутренней важности».
«Как−то сложно) Знаешь, я с нетерпением жду нашей поездки».
Таня улыбнулась и тут же закрыла рот рукой. Закрыла глаза. Даша сидела рядом, но, к счастью, внимательно слушала лекцию. Ей не хотелось делиться с ней перепиской. Ни с ней, ни с кем−либо еще. Она знала, что все слишком шатко, когда хочешь чего−то больше обычного.
Они переписывались с утра до поздней ночи. Темы переходили одна в другую, голосовых сообщений было все больше. К вечеру никто из них не мог вспомнить, о чем были эти разговоры. Без дрожи уже ничего нельзя было вспомнить. Прошлое куда−то девалось. Лишь настоящий момент имел значение для них обоих.
Тяжелее всего было ложиться спать. Переписка никогда не заканчивалась после «спокойной ночи». Они могли что−то уточнить, и тогда разговор вновь вбрасывалась искра. Никто из них долго не мог потушить ее.
«Спокойной ночи»
«Спокойной ночи»
Так много раз и ничего не меняется. Они все еще говорят о какой−то ерунде и уже не сдерживают улыбку. Идут минуты, часы, пора ложиться спать и вот, наконец, они прощаются. Тогда Таня смотрит в окно, а Кирилл выходит на крышу. Оба смотрят на звезды. Оба счастливы.
Глава 7
Она еле уснула. Ворочалась в кровати до глубокой ночи, вжимаясь в подушку каждый раз, когда представляла, что ждало ее утром. Каждая мысль, ассоциация с ним взрывалась в ее голове масляными красками. Любой предмет янтарного цвета, любой аромат, похожий на его, все, что окружало их в тот день, всегда вели к нему.
Одна мысль билась пульсом в ее сознании: «Уже завтра. Уже завтра я коснусь его». Шелковистых волос с запахом дрожи, его губ, широких плеч с выпирающими ключицами. Но как? Как не растаять тут же, не упасть от переизбытка чувств? Переставлять ноги по тропинке, держась с ним за руку? Какой изощренной актерской игрой будет ее выдержка. Спокойствие и будничный тон в разговоре. Таня не знала, как ей найти в себе это.
Утром Кирилл подъехал к общежитию. Позвонил ей, и она пулей бросилась вниз по лестнице. Точеные ноги мельтешили сквозь юбку. Столько энергии пробудилось в их едва заметных мышцах, словно и не проспала она всего пару−тройку часов ночью.
У выхода Таня замедлилась. Пригладила кудри каре и вырез оранжевого свитера. На нем подвеска с ирисом. Цвет извилистых лепестков идеально дополняет кобальтовое пальто. Под ним юбка ниже колен скрывает то, как они дрожат на пути к нему.
Кирилл еще раз взглянул на себя в зеркало. Он уже видел, как Таня идет к нему неспешной, грациозной походкой. Чуть выгнутые запястья скользят у ног, пока пальцы собраны в самый утонченный жест — как на «Возвышении Адама» Микеланджело. С самым умиротворенным лицом она смотрит по сторонам. На безоблачное небо, слишком ясное для конца сентября, на полет чаек, на то, как освещает опавшие листья солнце.
Кирилл глубоко вздохнул. Она была уже совсем рядом.
− Привет, − открыла переднюю дверь Таня.
Ее веснушчатое лицо, казалось, было подсвечено изнутри. Лишь на мгновение в нем проявилось смятение. Когда она, протянув к нему руки, безмолвно застыла с растерянной улыбкой.
Он тут же обнял ее. Так они и сидели, не говоря ни слова, прижимаясь друг к другу под утреннее пение птиц и неровное дыхание. В какой−то момент оба ощутили глухие удары. Об одно сердце билось другое, и это очень рассмешило их. Поставило точку в вечности.
− В общем, по навигатору нам ехать часа два. Доберемся за полтора.
Кирилл завел двигатель. Какое−то время он смотрел лишь на дорогу, и Таня могла рассмотреть его в зеркале.
Впервые она видела его не в кожаной куртке. Без изгибов косой челки и цепей у татуированной шеи. На нем было пальто из кашемира с высоким воротником и темно−синий шарф. Он плавно овевал его шею, спускаясь к груди. Все в нем выглядело не так, как обычно. Заостренное лицо словно принадлежало персонажу Тима Бертона, а не питерскому рок−музыканту. Точку в этом образе ставили замшевые перчатки. В них его пальцы приобретали самый аристократичный оттенок.
Всю дорогу они не включали музыку. Они говорили, говорили, но уже не о друг друге, как в переписке. За обсуждением искусства выяснилось, что у них много общего. Что оба любят кинематограф Франции, работы импрессионистов, джаз, классические романы. Таня отдавала предпочтение английской литературе, а Кирилл американской и русской. Но они оба любили Джека Лондона, Фицджеральда, задерживали дыхание, читая
