Три брата-акробата - Эдуард Филиппович Медведкин

но помните — главное работа. Премия за труд. Каждый килограмм часов сверх плана — процент оклада.

Мы показали класс. Очередь возле нас не исчезала. У одних отваливались стрелки, у других — винтики, у третьих ходики показывали мадагаскарское время.

Нашему трудолюбию поражались. Похвальным грамотам не хватало места. Рубеж в одну тонну хронометров мы пересекли первыми.

На заводе комбайнов нам привычно заявили:

— Главное работа. До дрожи в коленях. До ломоты в суставах. За количество сверх задания — премиальные.

Голов от конвейера мы не поднимали. Если деталей не хватало — с готовых комбайнов снимали. Машин мы собирали в два раза больше, чем на поле выпускали.

Тут Сеня вечерний институт окончил. Терапевтом стал.

— Главное — работа, — напутствовал его главврач, читая направление. — Всех записанных на прием — принимать. Чужим не спихивать. Наш девиз: от болезни до смерти — один врач.

Везде толпа возле кабинетов, а у Сени — больше всех. Другие отдыхать, а Сеня сотого больного щупает. Не глядя, клизму назначает, на рентген посылает, аспирин выписывает.

Я в аптеке. Раньше там в день сульфадимезина на два рубля продавали. Теперь медикаменты машинами возят, а нашатырь бидонами уносят.

Уволились по собственному желанию и вчера в пожарную команду записались.

— Оклад 90 и премия за тушение пожара, — объявил брандмейстер. А мы хором добавили: — Главное работа. До ломоты в суставах. До дрожи в коленях. До благородного инфаркта.

Что ж. Мы не лежебоки. Не станем «козла» забивать и газетку читать. Лентяйству — бой. И нечего ждать милостей от природы.

ЗАМЕТКИ О ПРИРОДЕ

(Из блокнота натуралиста)

В такие ночи я спать не ложусь. От волнения не могу читать и сосредоточиться. Скорое свидание с любимой природой, ее флорой и фауной тревожит, будоражит.

Наконец тихо спускаюсь во двор. Небо накрывает меня темным плащом, расшитым звездами. Ах, боже ты мой, как хищно оскалена пасть Большой Медведицы, как жадно рыщут Гончие Псы, как беспощадна пасть Льва и неумолимо жало Скорпиона! Ну сколько им нужно, ну пятнадцать минут, полчаса, чтоб растерзать моих соседей, всех жильцов нашего дома, в первую очередь, конечно, этого новенького с женой, фамилию не помню, из второго подъезда, у которого кошка мяукает.

После недолгого путешествия я на берегу. Озеро неподвижно. Блестит, чернеет вода, словно старинное серебро. Шумят о чем-то кусты, вздрагивая под внезапным ветерком.

А вот и хозяйка ночного леса. Интересная штучка сова! Смотрю — не оторвусь. Невеличка, а буквально живьем глотает птиц и мышей! Петр Ипполитович, старичок маленький, как раз ей по желудку.

Прямо перед носом ухнул филин. Ухай! Ухай! Хитрая бестия! Ловит ежа длинными когтями и выклевывает живот, где нет колючек. Наших бы ему. Мордакову и Федяя Карпыча. Он бы разобрался, откуда щипать. Обкорнал бы за милую душу.

За этими праздничными мыслями светает. Розовеет небо. Чешуйки ряби на болоте, как остов чудовищной щуки. И плывут у самой кромки берега личинки жуков-плавунцов. Они впиваются в головастиков и мелких карасей, непрерывно переваривая их на ходу.

Наступает волшебный миг явления Солнца. Оно выкатывается на край горизонта. Оглядывает землю. И все ожило. И даже тонюсенькие паутинки засверкали под лучами.

Приятно наблюдать пауков. У них нет зубов и рот мал, не больше одного квадратного миллиметра. Но как аппетитно хватают добычу: насекомых, птенцов, ящериц, лягушек.

Проснулся слон. И, сонно мотая хоботом, бредет на водопой. У него всего четыре зуба. Но сколько хорошего они могут сделать вчетвером!

Я ухожу от берега. Спешу поздороваться с грызунами, бизонами, жирафами. Кто бы мог подумать, что в минуту челюсти овцы движутся туда-сюда 60—70 раз, у оленя — 30, у лошади — 40. Что им стоит пережевать весь наш микрорайон, пять кварталов по улице Снегина и десять по проспекту Онегина?

Долго не могу я отвести взора от чудесной картины кормежки тигра. Перед трапезой он аккуратно ощипывает кролика, сдирает шкуру. Профессор! На недельку оформить его к нам на работу — и все в порядке!

Хуже идут дела у ястреба. Он оставляет голубю перья на крыльях и хвосте. Зато африканская змея-яйцеед заглатывает птичьи яйца целиком. У нее есть «консервный» нож специально для этой цели. Эх, да будь я на ее месте…

Кончается день. Отблеск вечерних огней гуляет по озеру. Смыкаются глаза усталых зверей.

Я ухожу из зоопарка последним. «Прощевай, — говорит сторож Митрич, захлопывая калитку. — До следующего воскресенья».

— Прощевай, — машу я ему ручкой.

Тоже, скажу вам, экспонат. И чего крокодил бездельничает?

КАК Я СТАЛ КЛЯУЗНИКОМ

Мне раньше от одного слова «кляуза» дурно становилось. В голове ей-ей шумело. И люди, что их сочиняют, ну какими-то не нашими казались. Чужими.

Сейчас ничего. Привык. Сам такие штучки кропаю — позавидуете.

А началось так.

Слесарничаю, как обычно, на своем сборочном участке. Детальки скрепляю, болтики, шайбочки. Смотрю — гаечка М5 кончается. Хоть и не дефицит, а, замечу, — работать без нее нельзя.

Я к бригадиру: — Семеныч, гайку М5 подбрось.

Семеныч прикинул и развел руками: — Все верно, Гришутка. Только мое дело — сторона. Пойду за ними, а Макарыч — выговор за отлучку. Знаешь что: накапай на меня мастеру. Я-то всегда отговорюсь. А он мне один звук — я тебе гайки.

Я, понятно, ни в какую. Он меня уламывать:

— Гайка кончится — завал. Весь цех станет. Капни. Как сына прошу, как внука.

Отправился к Макарычу. Покраснел весь, натужился и на Семеныча капнул.

Макарыч заглянул в ящик, почесал за ухом и задумчиво отреагировал.

— Согласен, Гриня. Гаек на неделю не хватит. Да видишь, в чем закавыка: цех-то у нас на новой территории, а склады на старой. Пошлю, а вдруг кто-то возражает. Скажет, распыляешься, не тем занимаешься. Знаешь что: ты на меня начальнику цеха стукни. Он распоряжение, я тут как тут.

Опять я заартачился. Он прямо в слезы:

— Умоляю тебя, — говорит, — жалуйся. Без гайки — зарез. Как родственника прошу. Как мужа сестры. Как деверя любимого.

Утром иду к начальнику. Стукнул на Макарыча, как договорились, и доложил обстановку с гайкой.

Начальник вник, разобрался и стал какой-то скучный. — Твоя правда, Григорий Петрович: с гайкой туго. Но сниму машину — не поздоровится. Пиши лучше на меня докладную. Смело. Принципиально. Мне прикажут, я мигом.

Начальник у нас напористый. За стол сажает, бумагу кладет, ручку достает.

— Не стесняйся, — подбадривает, — прояви сознательность. Гайки во как нужны!

Составил докладную. Жду результата. Вызывают к главному инженеру.

— Все точно, — говорит инженер. — Посылал заместителя: гайка на исходе. Но ответственность, голубчик, за ее доставку не возьму. План горит. Ни одного человека лишнего. Иди к