Простительные грехи - Аделаида Форрест

кабинете, не была таинственной, но я изо всех сил старался не обращать внимания на то, как Энцо притаился в дверях, без сомнения, собираясь уйти на ночь. Учитывая смехотворно поздний час, большинство моих сотрудников уже разошлись по домам.

— Тебе нужно идти домой, — приказал он, отрывая мой взгляд от компьютера, где мои глаза почти затуманились от слишком пристального разглядывания. Я покачал головой, потирая их ладонями, чтобы прояснить зрение.

— Еще немного, — возразил я, желая завершить просмотр резюме, пришедших за последние несколько дней. Зная, что это приблизит меня на один шаг к более нормальному, регулярному графику работы, я стремился проявить настойчивость и довести дело до конца. Мне нужно быть готовым дать Самаре те отношения, в которых она нуждалась, такие, которые она желала бы и которыми гордилась. Мужчину, который будет рядом по вечерам, чтобы любить ее, проводить с ней время, но все же обеспечивать ее и облегчать ее жизнь.

Я потратил слишком много лет своей жизни, живя ради имени Белланди — живя ради бизнеса и успеха, к которому мы постоянно стремились. Это было единственное, что имело значение, когда семья была бизнесом, и у меня уже не было никакой надежды быть с женщиной, которую я люблю столько, сколько себя помню. Но когда на горизонте наконец-то появился реальный шанс на счастье, надежда, которая пульсировала во мне, была чуждой. Неизвестной.

И это было все. Она была всем. Мое прошлое, мое настоящее, мое будущее.

— Нельзя так сильно настаивать на том, что может случиться, а может и не случиться, чувак, — вздохнул Энцо, проводя рукой по лицу.

— Этого не произойдет — это не вариант для меня. Я поступаю так, исходя из того, что скоро у меня дома будет жена, потому что другой исход неприемлем, — предупредил я. — Ты должен воздержаться от отговорок меня в течение нескольких дней. Я не чувствую себя великодушным по отношению к тебе, после того, что было ранее.

Энцо рассмеялся, и я надеялся, что скоро увижу, как он падет перед женщиной, которая будет всем, о чем он никогда не смел мечтать. Я с нетерпением жду того дня, когда женщина шлёпнет его по заднице, и он не сможет дать отпор.

— Хорошо, хорошо. — Он поднял обе руки, чтобы успокоить меня. — Ты женишься и у тебя будет шестеро детей. У тебя все получится.

Я хотел сказать ему, что однажды он будет поражен женщиной, которая просто окажется второй половиной его души, но так и не смог вымолвить ни слова. Звук звонка моего мобильного заставил нас обоих тревожно взглянуть на него, когда он завибрировал на вишневой поверхности. Время на моем компьютере показывало 3:39 утра. Я знал, что мы оба задаемся вопросом, кто может звонить мне в это время ночи, и моей первой мыслью было то, что Айвори рожает. Но имя на экране заставило мой пульс участиться совсем по другой причине.

Я схватил его со стола и без колебаний ответила на звонок.

— Голубка?

— Я… это Анджелино Белланди?

Я едва узнал измученный голос соседки Самары, когда она прошептала, что-то похожее на глубокий, неподдельный страх витало в ее словах.

— Да. Самара в порядке? — спросил я и уже был на ногах. Я сорвал пиджак от моего костюма со спинки стула и накинул на руки.

— Она будет, но нет. Не будет. Она разозлится на меня, когда узнает, что я позвонила тебе, но…

— Ты поступила правильно. Что случилось? — спросил я, перебивая пожилую женщину.

У меня не хватило терпения слушать ее болтовню, не тогда, когда мои мысли были полны ужаса. Страх. Я не помнил настоящего страха, наверное, с тех пор, как умерла моя мать. Или, возможно, это был день, когда мне исполнилось шестнадцать, и мой отец сказал мне, что если я когда-нибудь прикоснусь к Самаре, он перережет ей горло на моих глазах. Но в этот момент не было ничего, кроме чистого ослепляющего страха.

— Коннор вломился в дом. Он, мудак, — прошипела она и замолчала. — Он душил ее, мистер Белланди. Это длилось слишком долго, и я не могу просто сидеть и молча смотреть, как она страдает.

Мое тело застыло на полпути к двери моего кабинета. Моя рука начала дрожать; телефон вибрировал у моей головы, пока я изо всех сил пытался сдержать внезапную ярость, из-за которой перед глазами потемнело.

— Что, блядь, ты только что сказала? — прошептал я, и каждый мускул в теле Энцо напрягся при звуке угрозы в моем голосе.

Я звучал как дикарь.

Я говорил как Маттео.

— Все плохо, мистер Белланди. Она, наконец, уснула в постели, но она не может оставаться здесь, — прошептала Линда, и я почти представил, как она смотрит на мою маленькую голубку, где та спит. Она была еще одним человеком, которого Самара затянула в свою орбиту и отказалась выпускать — еще одним человеком, привлеченным ее искренней добротой.

— Она не знает, что ты позвонила мне, — осознанно сказал я, когда мое тело, наконец, расслабилось и мои ноги донесли меня до двери. Энцо скользнул в сторону, закрыв за мной дверь в кабинет и заперев ее, прежде чем поспешить за мной, пока я с грохотом спускался по лестнице. При любых нормальных обстоятельствах лестницы не хватило бы для того, чтобы хоть немного растормошить меня. Но с моим гневом, ощутимым ядом в моих венах, мое сердце чувствовало, что вот-вот взорвется в моей груди.

— Нет. — Она произнесла это слово осторожно, словно знала, что наступила на мину, и не понимала, как обезвредить бомбу, не потеряв при этом конечности.

— Ее нахрен душили, а она мне не позвонила? — Обвинил я, моя челюсть сжалась, когда я подумал о том, что еще она могла скрывать от меня. — Какого черта она не в больнице?

На другом конце линии возникла пауза, которая подтвердила, что женщина знает больше, чем хочет мне сказать.

— Она отказалась ехать в больницу. Она всегда так делает, но я подозреваю, что вам с Самарой нужно очень подробно поговорить о ее браке с Коннором, прежде чем вы сможете понять, что я имею в виду, мистер Белланди. Полагаю, вы уже в пути?

— Да. Можешь считать, что да, — выпалил я, повесив трубку, когда Энцо скользнул на водительское сиденье моей машины. Ему не нужны были указания, не нужно было говорить, что я не в состоянии вести машину. Он просто был там, где я в нем нуждался, несмотря на то, что это не соответствовало его должностным обязанностям и было почти четыре часа утра. Как только я