Владимиро-Суздальская Русь - Юрий Александрович Лимонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ожесточенная кровавая междоусобица на юге России, бесконечные попытки Юрия Долгорукого занять и удержать Киев силой на основе «старейшинства», в то же время установление прочных контактов с ростовским боярством — все это привело Андрея Юрьевича к такому решению, прецедентов которому мы не найдем в наших летописях и которое вряд ли могло прийти на ум кому-либо из взрослых сыновей одного из сильнейших и могущественнейших государей Европы. Он покидает отца — великого князя в момент его триумфа и уходит на северо-восток, в «Суждальскую землю», отказываясь от своей доли в «Русской земле», в Киеве.[188] Такое решение, ознаменовавшее появление в Восточной Европе нового талантливого политика, было одним из первых в длинном списке подобных деяний Андрея Боголюбского, столь неожиданных на первый взгляд и кажущихся подчас фантастическими, тем не менее совершенно точно рассчитанных и зиждившихся на реальных предпосылках и трезвой оценке событий. На Руси наступила эра большой политики, главным действующим лицом которой почти на протяжении двадцати лет становится Андрей. Именно ему русская история обязана новой политической стратегией, новыми политическими понятиями и даже новыми методами проведения политики.
Летом 1154 г. Андрей со своей свитой и домочадцами, духовником и ближней дружиной отправился на север. Отъезду предшествовало весьма драматическое объяснение между отцом и сыном.[189] Юрий Долгорукий превосходно понимал, кого он теряет в лице Андрея, который был верным союзником, хорошим полководцем, превосходным дипломатом и, наконец, что особенно важно, самым близким советником. Как ни парадоксально, сын был постоянной «нянькой» при своем еще нестаром отце — могущественном князе, но подчас увлекающемся политике. Без Андрея на юге Юрию Долгорукому было бы очень трудно. Поэтому он был против отъезда сына: «отец же его негодоваша на него велми о том».[190] Но упрямец никаких доводов не слушал. Летописец сообщает: «иде Андреи от отца своего из Вышегорода в Суждаль без отне воле».[191] Время «отней воли» кончилось, началось время Андрея Боголюбского.
В обозе отъезжающего князя находилось сокровище, вряд ли по своей ценности уступающее его личной казне. Речь идет о знаменитой святыне, будущем национальном и духовном символе Владимиро-Суздальской и Московской Руси — иконе божьей матери, которая вскоре стала называться «Владимирской». Великолепный памятник живописи, уникальный шедевр искусства Византии был призван играть главную роль в будущей политической комбинации Андрея.[192] Он точно рассчитал значение появления такой святыни на захолустном, по мнению жителей «Русской земли», северо-востоке. Уже с самого отъезда князь мыслил начать большую политическую игру. Его появление в Залесском крае ознаменовалось такими действиями, которые убеждали всех, что Андрей добрый христианин, ревностно пекущийся о святынях, монастырях, храмах и стремящийся к насаждению и укреплению православия в «Суждальской земле». Летописец, отдавая должное прозорливости нового властителя, с восторгом пишет об иконе божьей матери и ее появлении во Владимире. Князь «взя из Вышегорода икону святое Богородици, юже принесоша с Пирогощею ис Царя-града в одином корабли».
Основная задача Андрея, переехавшего в «Суждальскую землю», была заручиться поддержкой местных феодалов. Контакты с Борисом Жидиславичем, одним из предводителей ростовского боярства, значительно способствовали ему в намеченном предприятии. Но этого было мало. Надо было завоевать политический авторитет здесь, на северо-востоке, чтобы удержаться в той части Ростово-Суздальского княжества, которая была ему выделена отцом. Именно в части, ибо Андрей не получил всей «Суждальской земли». Он владел в качестве вассала Юрия только Владимиром.[193] Вся остальная территория находилась под юрисдикцией отца. Итак, вся трудность и непрочность положения Андрея заключались в том, что он, отказавшись от своей «части» в «Русской земле», был призван северо-восточным боярством на небольшое и, казалось бы, весьма ординарное княжество. Территория этого владения составляла приблизительно нынешний Владимирский район.
С приездом Андрей активно принимается за укрепление своего политического авторитета. И прежде всего он добивается признания у местного духовенства. За короткий срок, неполных три года, Андрей сделал многочисленные пожертвования в местные монастыри и церкви. Он закончил строительство каменной церкви св. Спаса в Переяславле Суздальском.[194] Храм был заложен еще при Юрии Долгоруком. Это сообщение говорит о многом. Прежде всего обращает на себя внимание, что Андрей возводит каменную церковь, тратит немалые материальные средства на храм, который должен был строить его отец — князь Ростово-Суздальской земли. В этом эпизоде сын как бы заменяет отца, в известной степени присваивает его функции. Интересно и другое. Переяславль не входит во владения Андрея. Город, видимо, относился к уделу кого-то из младших сыновей Юрия Долгорукого. Тем не менее Андрей смело распоряжается на переяславской территории, как будто он имеет на это право. Сообщение о строительстве показывает, что Андрей одновременно нарушает права и своего отца, и младшего брата. Нарушает намеренно и с большим политическим смыслом, чтобы показать духовенству и местным феодалам, что он не только обладает христианскими добродетелями, но и является рачительным и внимательным хозяином, единственным из семейства Владимировича,[195] кто не только не поехал на юг искать своей части в «Русской земле», а, наоборот, вернулся оттуда и стал заботиться о «Суждали». Строительство, пожертвования, украшение храмов имели весьма положительный отклик как в среде духовенства, так и в среде светских феодалов. Подобные действия Андрея сыграли в дальнейшем значительную роль.
В ночь на 15 мая 1157 г. в Киеве неожиданно умирает Юрий Долгорукий. Во владимирской летописи читаем: «преставися благоверный князь Гюрьги Володимеричь в Кыеве месяца мая в 15 день, и положиша и в церкви у Спаса святого на Берестовем».[196] Но южный летописец вносит некоторые дополнения, цель которых была скомпрометировать покойного. Он добавляет: «. пив бо Гюрги в осменика у Петрила[197] в тъ [той — X. П.] день на ночь разболеся, и бысть болести его 5 днии», после чего он и умер.[198] Возможно, неожиданная смерть великого князя была насильственной. Видимо, Юрия отравили. На это довольно определенно указывают время смерти и другие обстоятельства. Юрий умер тогда, когда было выгодно его основному противнику — Изяславу Давыдовичу, черниговскому князю, и именно перед решительным нападением на Киев. Весть о смерти Юрия Долгорукого принесли в лагерь его врага какие-то киевляне. У последних были все основания ненавидеть великого князя. На протяжении ряда лет он боролся с киевлянами, которые всегда поддерживали его противников. Наконец, через 15 лет сын Юрия Глеб, прокняжив