Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций - Елена Самоделова

В подобных поэтически-метафорических описаниях Есенин следовал за фольклорными формулами, в которых природные реалии или предметы цивилизации представлены очеловеченными. Яркий пример тому – народная приговорка: «В Рязани – пироги (грибы) с глазами: // Их едят, а они глядят». [1155]

По народному представлению, проникшему в художественную литературу, глаза человекоподобного существа (как правило, сверхъестественного) могут быть опасными и умерщвлять человека. Известным Есенину примером таких страшных глаз служат глаза Вия из одноименной повести 1834–1842 гг. Н. В. Гоголя:

…видел только, как во всю стену стояло какое-то огромное чудовище в своих перепутанных волосах, как в лесу; сквозь сеть волос глядели страшно два глаза, подняв немного вверх брови . <…>…Ведут какого-то приземистого, дюжего, косолапого человека. Весь был он в черной земле. Как жилистые, крепкие корни, выдавались его засыпанные землею ноги и руки. Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Длинные веки опущены были до самой земли . С ужасами заметил Хома, что лицо было на нем железное. <…> « Подымите мне веки: не вижу !» – сказал подземным голосом Вий – и все сонмище кинулось подымать ему веки [1156] .

Надо заметить, что сам Есенин, любивший творчество Н. В. Гоголя и упомянувший Вия в «Ключах Марии» (V, 208), не создавал подобных образов.

Современники Есенина обращали внимание на действенность выражения глаз и движения рук самого поэта. Следовательно, можно заметить, что Есенин брал из жизни (порой из собственной) и претворял в искусство жесты и взгляды – эти проявления сути человеческой телесности! Н. Д. Вольпин подметила одну такую «телесную картину», игру телодвижений: «Взгляд Есенина затоплен в черную глубину влюбленных и робких девичьих глаз , рука поглаживает аккуратно выложенные на прилавок кисти покорных рук. За парой наблюдает слева – иронический и добрый взгляд Айзенштата, справа – мой. Что читает девушка <Е. И. Лившиц> в завораживающих глазах поэта ?». [1157]

Человеческие глаза – это в особых случаях проводник космических веяний и влияний внутрь человека. Вот почему в стихотворении «Поэтам Грузии» (1924) появляется сложный метафорический образ, в котором озаренность лунным сиянием дополняет голубизну глаз поэта, восчувствовавшего гармонию мира в творчестве литературного объединения «Голубые роги»:

Вино янтарное

В глаза струит луна,

В глаза глубокие ,

Как голубые роги (II, 110).

В «Стансах» (1924) высказано сходное суждение о том, что глаза могут быть наполнены свечением мысли, естественно исходящей изнутри человеческого организма, а не только способны отражать реальное свечение физического космического тела: «Зато в глазах моих // Прозрений дивных свет» (II, 135). Таким образом, глаза являются не исключительно отражающей поверхностью сродни зеркалу, но и зримым выражением душевных чувствований и мыслительных способностей; к ним применима удачно найденная Есениным игра однокоренных слов: зрачки глаз – источник прозрений ! В суммарном смысле глаза оказываются двойным проводником мысли, чувства, душевного состояния: из внутреннего мира человека во внешний и в обратную сторону.

Есенин рассматривает глаза как источник особенного мировидения, представляет их как первопричину человеческого выбора из двух равновозможных в христианском понимании миров – здешнего и потустороннего: « Глаза , увидевшие землю, // В иную землю влюблены» (I, 25 – «Опять раскинулся узорно…», 1916). Этот художественный образ, оставаясь сугубо индивидуальным и авторским, тем не менее в своей структурной основе опирается на народное образное построение по типу синекдохи, когда деталь человеческого организма заменяет собой всего человека – как в необрядовой поздней песне с. Секирино Скопинского р-на Рязанской обл.:

А уж вы глазки, мои глазки,

Куда скрылись от меня?

Куда скрылись-удалились,

С кем оставили страдать? [1158]

Во фрагменте поэмы «Ленин» (1924) образ глаз дан в широком спектре значений. Во-первых, глаза описаны в духе народной поговорки, обычной для волшебных сказок, – «Пойти, куда глаза глядят»; однако в противовес сказочному герою глаза вождя представлены как особенные – знающие неведомый другим людям путь и потому путеводные:

И мы пошли под визг метели,

Куда глаза его глядели :

Пошли туда, где видел он

Освобожденье всех племен… (II, 146).

Во-вторых, следование провидческому взгляду вождя породило у лирического героя собственный выбор из двоякого зримого восприятия действительности – во сне и наяву – явственное представление о реальном мире: «Не сон, не сон, я вижу въявь, // Ничем не усыпленном взглядом » и «Но понял взор » (II, 144).

Однако особое состояние (движение, жестикуляция) глаз лирического героя уже другого стихотворения вызывает у зрительного аппарата способность выдавать мнимое за действительное, полусонные фантазии за явь:

Глаза смежаются ,

И как я их прищурю ,

То вижу въявь

Из сказочной поры…

(II, 150 – «Метель», 1924).

Аналогичная способность при закрытых глазах видеть внутренним зрением проявляется у человека помимо его воли во время болезни как бредовое состояние, обычно, с жуткими призрачными видениями: «Себя усопшего // В гробу я вижу» (II, 151 – «Метель», 1924). Образ сонных глаз связан с представлением об усопшем.

Глаза иногда представляются поэту самостоятельным существом, способным производить активные действия, даже мыслить и принимать решения, а также вступать во взаимоотношения с человеком как с отдельной личностью: «Но понял взор » (II, 144); « Глаза … в иную землю влюблены » (I, 25).

Не менее важно то расхожее наблюдение, что глаза выражают душевно-телесное состояние человека на данный момент. Непродуманное до конца поэтом выражение глаз прохожего в строке «Старик глядит, в глазах » (II, 227) из чернового автографа «Возвращения на родину» (1924) все-таки угадывается по основному тексту: «Отчего ты так глядишь скорбяще ?», «И полилась печальная беседа // Слезами теплыми на пыльные цветы» (II, 90, 91). Физическое состояние воплощено Есениным в поэтических строках: о людях в кандалах – «Полюбил я грустные их взоры » (I, 68 – «В том краю, где желтая крапива…», 1915) или о любимой – «И глаз осенняя усталость » (I, 191 – «Пускай ты выпита другим…», 1923); «У вас была тоска // В глазах усталых » (II, 124 – «Письмо к женщине», 1924).

Дихотомия жизни и смерти выражается при помощи ставшей почти трафаретной характеристики глаз с применением традиционных эпитетов – горящие и потухшие глаза ; в варианте строки из «Товарища» (1917) сказано: « С погасшими глазами » (II, 210). В поздней народной песне «Когда мне было лет шестнадцать» в жанре «жестокого романса», бытовавшей в с. Секирино Ско-пинского р-на Рязанской обл., мысль об умирании как закрывании глаз выражена еще проще: «Подозвал свою мамашу // И навек глаза закрыл». [1159] Почти дословно высказана та же сентенция в «жестоком романсе» с. Любовниково Касимовского р-на «Любила я милого»: «Не поминай меня имем <sic!>, // Я навек закрыл глаза». [1160]

Метонимический образ человеческих глаз как зерен развивается в пределах изначально избранной и соответственно исполненной сельскохозяйственной или ягодно-лесной орнаментики: « Зерна глаз твоих осыпались, завяли» (I, 72 – «Не бродить, не мять в кустах багряных…», 1916). Олицетворение солнца на синем небе достигается средствами «солярной поэтики» и в том числе с помощью глагольного образа лучей-глаз: «Сквозь синь стекла желтоволосый отрок // Лучит глаза на галочью игру» (I, 74 – «О красном вечере задумалась дорога…», 1916). Буквальная сущность идиомы «смотреть глаза в глаза», выражающей у Есенина родство деда и Солнца в духовном смысле и телесной конституции, донесена в стихах « Щурясь к солнечному глазу , // Подсекает он лопух» (IV, 119 – «Дед», 1915). Так телесная поэтизация человека незаметно приобретает вселенские масштабы и распространяется на космические объекты.

Есенин применяет диалектизм для обозначения глаз, ставя его рядом с литературным словечком-синонимом: «Кузька ждал и, затаенно выпятив глаза , глядел, оттопыривая зенки , в частый ельник» (V, 36 – «Яр», 1916).

Глаза цивилизованного человека способны вместить в себя в виде эмоциональных сгустков достижения мировой культуры. Однако как исходная данность, уже изначально имелся способ вбирания глазами вещественной сущности окружающего мира как питания, была проведена нерасторжимая связь между глазами и ртом, младенчески сосущим и вбирающим живительные соки всеобщего бытия. Есенин наделил глаза уникальной способностью впитывать метафизическую пищу подобно рту: «Только синь сосет глаза » (I, 50); «Кто-то тайный тихим светом // Напоил мои глаза » (I, 85 – «Не напрасно дули ветры…», 1917); «Но тьму глазами ешь » (III, 19 – «Пугачев», 1921) – сравните народное выражение « пожирать г лазами ».