«Юность». Избранное. X. 1955-1965 - Василий Аксенов

Черная икра

Канул сейнер в море, как иголка.Так похожи волны на стога…Водится на Каспии икорка,Королева всякого стола.

Ах, обед на баке! То и делоМой сосед подшучивал баском:«Налетай, москвич, подешевело.Веселей работай черпаком!»

Подходил к бачку я раз по сорок,А теперь, ей-ей, невмоготу.И не от каспийских разносолов —От работы солоно во рту.

Вот она, икорка, — будто пули.Свищут брызги, падает гроза.И ступают ноги, как ходули,Плавают белесые глаза.

Вот она, икорка, — смотришь в оба.От снастей ладони как в огне.Каспий наизнанку, точно робу,Душу выворачивает мне.

Вот ползем, на равных с морем споря,Вот закончен путь, сдаем улов,Для столов, ну, скажем, «Метрополя»,Для других обеденных столов.

А потом отчаливает лето,Я по сходням на берег схожу.Черной, антрацитового цветаВот такую банку увожу.

Еду, на вопросы отвечаю,Табачки рыбацкие курю,Вновь икрой соседей угощаю.— Налетайте, братцы, — говорю.

«С людьми…»

Сумел я запросто ужиться,Сдружиться не за рюмкою вина,А после долгой вахты За ушицей,Когда всплывет над морем тишина.Как в центре мирозданья,Ходит баркаПо медленной полуночной воде.Рыбацкая огромная цигаркаПодмигивает крохотной звезде.Вот так сидим и курим до рассвета.Как в воду, окунаемся в зарю.И все законы жизни,Все приметыЧитает сердце,Как по букварю.Понятны и близки созвездья, зори,И рыбаки у медного бачка,И на руках забывшихся мозоли,И путь, еще не пройденный пока.Как бы сошлись разъятые на частиИ мысли,И поступки,И года.Зовущие и ждущие участьяВсе дни мои ясны, как никогда.

Борис Заходер

В зоопарке

Точка зрения

Как выносишь ты жару! —Морж спросил у Кенгуру.— Я от холода дрожу! —Кенгуру сказал Моржу.

Почему еж колючий

— Что ж ты, Еж, такой          колючий!— Это я на всякий случай!Знаешь, кто мои соседи!Лисы, Волки да Медведи!

Страус

И петь не поетИ летать не летает…За что же тогдаЕго птицей считают!

Считалочка

Жили-были два соседа,Два соседа-людоеда.Людоеда людоедПриглашает на обед.Людоед ответил: — Нет!Не пойду к тебе, сосед:На обед попасть не худо,Но отнюдь не в виде          блюда…

Сомнительный комплимент

ОвечкеВолкСказал: — Овца!У вас прекрасный цвет лица!

Ах, если хвалит Волк          Овечку,Не стоит верить ни словечку!

С английского

РавноНа честных и бесчестных          льетсяГосподень дождь с небесной         высоты…Но честным все же         больше достается!БесчестныеКрадут у них зонты!

Натан Злотников

Баллада о зрячем

Памяти Николая Островского.

Говорили ему враги:Не работай, глаза береги.

Он работал врагам назло —Он любил свое ремесло.

Говорили ему врачи:Если будет больно, кричи.

Только он у врачей молчал.Но цвета уже не различал.

Говорило чутье ему:Очень скоро сорвешься во тьму.

И решил он: раз выхода нетПусть останется в памяти свет.

Прежде чем глазам умирать.Надо солнце в них все вобрать.

И не слепнет он с этих пор:Он на солнце смотрит в упор.

Оркестр

Картины детства, строгие, как время.Да не забудется их простота и ясность,Когда по всей земле моей оркестрыДождями долгожданными пройдут.

В квадратной раме школьного двораБыл пункт призыва. Там прощались люди.Там женщины над пропастью утратыНесли   слезами полные глаза.Там под хмельной тальяночный разливПризывники «цыганочку» плясали.И старики, стоящие по кругу,Глотали молча едкий дым махры.

А в самом центре школьного двора,А в самом центре горести и болиПлыл  над косынками и вещмешкамиВеселым громом духовой оркестр.Играл он марши, звонкие, как медь.А мы держали оркестрантам ноты.Выстраивались не спеша колонны.И уходили прямо на вокзал.

Но с каждым днем все меньше было труб.Мы узнавали лица музыкантовСреди людей, идущих на вокзал.Кончался август. Часто шли дожди.И в этот день грустил над миром дождь.Мы сделали из пиджаков навесы,Привычно развернули наши ноты.А музыкантов было только три.

Пришел ударник, бас и корнетист.И мы стояли на обычном месте.Построилась последняя колоннаИ двинулась неслышно со двора.А наш оркестр над нею поднял марш.Так в небо поднимают только знамя.И марш звенел не посреди двора,А где-то очень, очень впереди.

И мы смотрели и смотрели вдаль.Нас мучила мальчишеская зависть.Высокая, как чистый звук корнета,К мужчинам, уходящим на войну.

Фазиль Искандер

В давильне

В давильне давят виноград.Вот что важнее всех событий:В дубовом дедовском корытеСправляют осени обряд.

Крестьяне, закатав штаны.Ведут языческие игры.Измазанные соком икрыРаботают, как шатуны.

Работают крестьяне в лад,Гудит дубовая колода,Летят на гроздья капли пота,Но пот не портит виноград.

Жуют ногами виноград!И нету ног святей и чище.По травам летним, по грязищеСтупавших тыщи лет подряд.

Жизнь — это что такое, брат!Давильня, а не живодерня!Но дьявол путает упорно,И кости юные трещат.

Люблю давильни вязкий чад,Шипенье, чмоканье и стоны,Спиртовый воздух напряженный,В давильне давят виноград!

Топырится над гроздью гроздь,Как груди смуглые южанок…Дождемся свадебных гулянок,Тогда, тогда, как повелось,

Хозяин распахнет подвал.Друзьям собраться за столом бы!Взорвутся солнечные бомбы!Под стол слабейших, наповал!

За стойкость мужества, мужчины!За клин, что вышибает клин!Неважно, кто открыл кувшин,А важен вкус вина в кувшине.

Пью, рог тяжелый накреня, —Да будет рогом изобилья!А если что сказать забыл я,Друзья доскажут за меня.

«Мне нужен собрат по перу…»

Льву Смирнову

Мне нужен собрат по перу —Делиться последней закруткой,И рядом сидеть на пиру,И чокаться шуткой о шутку.Душа устает голоситьПо дружбе, как небо, огромной.Мне некого в дом пригласить,И сам я хожу, как бездомный.

Тоскуем по дружбе мужской,Особенно если за тридцать.С годами тоска обострится,Но все-таки лучше с тоской.

Надежды единственный свет,Прекрасное слово: товарищ…Вдруг теплую руку нашаришьВо мраке всемирных сует.

Но горько однажды открыть,Что не во что больше рядиться,С талантом для дружбы родиться,Таланта не применить…

Тоскую по дружбе мужскойТоской азиатской и желтой…— Да что в этой дружбе нашел ты!— Не знаю. Тоскую порой.

На лежбище котиков