«Юность». Избранное. X. 1955-1965 - Василий Аксенов

Татьяна Кузовлева

«Все поезда уходят без меня…»

Все поезда уходят без меня.Ночной перрон от фонарей нагрелся.И, над глухими шпалами звеня,как две вожжи, перехлестнулись               рельсы.А поезд — он живой: он тоже можетзахлебываться ветром, уставать,лететь, спешить, и только пот              на коже,на гладкой коже будет выступать.Я догоню зеленые составыи поручни холодные схвачу.Меня подсадят тоненькие травы.Я полечу, я тоже полечу.Заплещутся полынные откосы.И дух ржаной. И стылые ручьи.И горькие, усталые березы,светящиеся фосфором в ночи.И месяц щукой вынырнет на плесе,и дни по шпалам будут мчаться               прочь,и пробредут задумчивые лоси,над головой раскачивая ночь.А где-то тихо заклекочут лебеди,и воробьихи на кустах замрут.И будет ветер разбиваться             вдребезгио вычерченный рельсами маршрут.

Здравствуй, занятый человек!

В узкой комнате, как в колодце,взяли в плен тебя стеллажи.Знаешь, делает нынче солнцесумасшедшие виражи.У весны особенный почерк:даже небо глядит, звеня,как грохочут тугие почкии взрываются зеленя.Знаешь, лучше уедем за город.Я у книг тебя украду.Кабинет твой закрою наглухо,по лесам тебя поведу.И меды с их тягучей сладостьюпронесут над тобой шмели.Нет светлей и красивей радости,чем испытанная у земли!А когда в полудреме соннойты сольешься с землей голубой,тонкой веточкой, песней Сольвейгзакачаюсь я над тобой.

Кайсын Кулиев

Мои предки

Горец, кинжал не носил я            бесценный,Сабли старинной не брал я в бои.Но не судите меня за измену.Предки мои,Предки мои!Я не пою, а пишу на бумаге,Мерю пальто городского сукна,Но без терпенья, без вашей отвагиГрош мне цена,Грош мне цена!Я на своих опираюсь предтечей.Так, зажимая рану свою,Вы опирались друг другу на плечиВ смертном бою,В смертном бою!Я удивляюсь величью и силеПесен, звучавших в минувшие дни.Предок мой, прадед мой, нас              породилиГоры одни,Горы одни!Вспыхнет весенняя молния где-то.Сплю я, и кажется мне иногда:Вместе мы скачем, и с наших              бешметовЛьется вода,Льется вода!Видел я много невиданных вамиСтран и народов, неведомых вам.Но, возвратясь,Припадал я губамиК отчим камням,К отчим камням!Горец, кинжал не носил я            бесценный.Сабли старинной не брал я в бои.Но не судите меня за измену,Предки мои,Предки мои!

«Кто может выгоде в угоду…»

Кто может выгоде в угодуКричать о том, что ворон бел.Тот не поэт     и не был сродуПоэтом, как бы он ни пел.И тот, кто говорит без риска,Что плох хороший человек.Пусть даже не подходит близкоК святой поэзии вовек.За правду голову сложитьДано не каждому,        но все жеГероем может он не быть.Но быть лжецом поэт не может.

«Чужой бедою жить не все умеют…»

Чужой бедою жить не все умеют.Голодных сытые не разумеют.Тобою, жизнь, балован я и пытан,И впредь со мною делай что угодно.Корми, как хочешь, но не делай               сытым,Глухим, не понимающим голодных.

Станислав Куняев

Доска почета

Городам в России нету счета.Почта… Баня… Пыль и тишина.И доска районного почетана пустынной площади видна.

Маслом намалеваны разводы,две колонны, словно две колоды.

Работенка, скажем, неказистаместных инвалидов-кустарей —выцветшие каменные лицаплотников, доярок, слесарей.

Я-то знаю, как они немеюти не знают, руки деть куда.Становиться в позу не умеют,вот пахать и строить — это да.

Городкам в России нету счета.К площади Центральной подхожуи на доску местного почетас тихим уважением гляжу.

Всматриваясь в выцветшие фото,все как есть приму и все поймув монументах временной работыскромному народу моему.

Морская качка

Прилег,позабылся и стал вспоминатьо жизни,    о смерти,         о доме.И стало казаться: баюкает матьменя в полутьме, в полудреме.Еще молодая, как будто вчера,и волосы не поседели.А я недоступен для зла и добра,я просто лежу в колыбели.Ни славы, ни денег не надобно мне —я где-то на грани сознанья.Я чист, словно снег, и безгрешен, я внековарства, любви и страданья.А песенка, светлая, словно капель,журчит,   обнимает,        прощает…А море качает мою колыбельи в детство меня возвращает.

Александр Кушнер

Шашки

Я представляю все замашкиТех двух за шашечной доской.Один сказал: сыграем в шашки?Вы легче справитесь с тоской.

Другой сказал: к чему поблажки?Вам не понять моей тоски,Но если вам угодно в шашки.То согласитесь в поддавки.

Ах, как легко они играли!Как не жалели ничего!Как будто по лесу плуталиВдали от дома своего.

Что шашки! Взглядом умиленнымСвою скрепляли доброту,Под стать уступчивым влюбленным.Что в том же прятались саду.

И в споре двух великодушийТот, кто скорее уступал.Себе, казалось, делал хуже.Но, как ни странно, побеждал.

«Октябрь. Среди полян и просек…»

Октябрь. Среди полян и просекСтоят туманы и дожди.Уже взаимности не проситЛюбовь, лишь прячется в груди.

И мы, спокойны и печальны,В лесах гуляем, не слышны.И наши маленькие тайныОдной большой окружены.

«Любитель подледного лова…»

Любитель подледного лова,Едва лишь утихла метель,Среди ледяного покроваТы выдолбил узкую щель.

О, если представить в разрезеКартину февральской реки.На дне, в барахле и железе.Увидим: снуют пауки.

Так щука у ржавой кроватиДобычу свою сторожит.Под ней из-под щуки в томатеКонсервная банка лежит.

А дальше и вовсе нелепо:В три пальца моих толщинойКолышется твердое небо.Качается свод ледяной.

Подводный напуганный жительВсплывает, сомненьем томим,И слышит, как ходит любительИ кашляет громко над ним.

Он деятель высшего плана.Сидит на замерзшей волне,И все-таки все это странно.Хотя и понятно вполне.

Инна Лиснянская

Норильск

Я бродила в норильском парке.Я не видела почвы скупее.Там деревьев тщедушные палкиНе дотягивались до скамеек.

Лишь скамейки там были зеленые,Наклонялись к деревьям влюбленные —Шла весна на прорывИ на риск…

Я бродила,ГляделаИ ойкала…А у парка,За парком,И около,И вокругВозвышался Норильск.

Желто-розовый,Стройно-каменный,По-мальчишески нежен и крут.Он казался московской окраиной,Перешедшей Полярный круг.

«Я как бы приближаюсь к омуту…»