Преображение мира. История XIX столетия. Том II. Формы господства - Юрген Остерхаммель

посвящения. Диктатор (тип власти, известный в Европе еще с античных времен) держится у власти за счет насилия или угрозы насилия, а также за счет того, что он заботится о клиентеле, которая бывает различного размера. Ему необходим контроль над вооруженными силами и полицией, которые при таком режиме благоденствуют. Он присваивает себе право оставаться в должности пожизненно и должен следить за тем, чтобы те обстоятельства, которые помогли ему прийти к власти (переворот или аккламация), были трансформированы в прочные институты. После Наполеона I примеры такого устройства в Европе встречались редко. Ближе всего к этому типу были фельдмаршал (позже герцог) Хуан Карлос де Салданья, который с 1823 года и до своей смерти в 1876‑м вмешивался в португальскую политику, но в долгосрочной перспективе в большей степени работал на построение «олигархической демократии»[799], чем на приобретение личной власти. Только после большевистской революции 1917 года и с началом новой формы партийной диктатуры, а также с приходом к власти правых в Италии в 1922 году (Бенито Муссолини) и в Испании в 1923‑м (Мигель Примо де Ривера) на европейском континенте началась эпоха диктатуры. В том же столетии это произошло и в неколониальной Азии (Иран, Китай). В XIX веке единственной ареной для диктаторов была Испанская Америка. Характерный экземпляр этого вида – Порфирио Диас, президент Мексики с 1876 по 1911 год, человек, выведший Мексику из заколдованного круга политической нестабильности и экономической стагнации. При этом он, однако, сократил до минимума участие населения в принятии политических решений и парализовал общественную жизнь. Дон Порфирио не был военным диктатором или тираном-убийцей – как Хуан Мануэль де Росас, правивший Аргентиной с 1829 по 1852 год (с особенной жестокостью с 1839 по 1842 год) с помощью тайной полиции, шпионской организации и эскадронов смерти[800]; не был типичным южно- или центральноамериканским каудильо, то есть враждебным по отношению к любым институтам и не заинтересованным в экономическом развитии силовым предпринимателем, который прежде всего набивает карманы своих ближайших приверженцев и настойчиво предлагает крупным собственникам свою «защиту». В противоположность типичному каудильо Диас был прямо-таки одержим стабильностью, но не стремился трансформировать свой хорошо отлаженный, зависящий только от него механизм патронажа в устойчивый к кризисам государственный аппарат[801]. Еще одним сильным президентом из военных был Хулио Аргентино Рока в Аргентине. Он проявлял бóльшую дальновидность, повысил эффективность политической системы своей страны введением партийной и выборной системы в 1880‑х и 1890‑х годах и подготовил ее к элитарной «демократии»[802].

В конституционных монархиях, по крайней мере в форме, которую этот тип правления принял к 1900 году, посредством письменной конституции в определенной мере предусматривалось представительство и участие парламента в управлении. Тем не менее парламент не мог распустить созванное монархом правительство. Органы исполнительной власти образовывались не из представителей парламента и не были ему подотчетны. Монарх играл сравнительно активную роль и часто выступал в качестве третейского судьи между многочисленными неофициальными властными группами, на которые распадалась политическая элита. Политические системы такого типа существовали, к примеру, в Германской империи; в Японии, чья конституция 1889 года во многом была скопирована с германской конституции 1871‑го; а также с 1860‑х годов в Австро-Венгрии, где парламент имел значительно меньше функций, чем в Германской империи, что среди прочего было следствием сильной этнической раздробленности населения.

В системе парламентской ответственности главой государства мог быть монарх (как в Великобритании или Нидерландах) или президент (как в Третьей Французской республике). Это имело второстепенное значение ввиду того, что органы исполнительной власти выбирались из представителей избранного парламента и им же могли быть отозваны. Особая форма этого типа воплотилась в дуализме президента и конгресса в США. Несмотря на то что здесь президент выбирается не собранием народных представителей, а в результате прямого или непрямого выбора народом, президентство является выборным постом на ограниченный срок, и никогда, даже во время войны, оно не превращалось в президентскую диктатуру. Североамериканская революция не создала нового Наполеона.

Используя материал со всего мира, политическая антропология получила возможность продемонстрировать разнообразие форм власти в рамках обществ, а также возникающих и протекающих политических процессов для достижения целей коллектива и его отдельных подгрупп. Сложнее было получить информацию о политических идеологиях или «космологиях» обществ с отсутствующей или скудной письменной культурой. Развитые представления о политическом устройстве характеризовали не только крупные литературные традиции политической мысли (Китай, Индия, христианская Европа, исламский мир). Статичный, привязанный к «государству» анализ институтов должен, с этой точки зрения, быть заменен взглядом на динамические процессы в рамках политических пространств и зон. Вследствие чего спорным становится сама разработка теории, классифицирующей формы государственности, включая идею о необходимости закрепить государство за определенной территорией[803]. В дополнение к уже выделенным четырем методам реализации власти и их границам можно добавить пятый, который включает изобилие различных возможностей в случаях слабой институционализации. Если привести эту категорию к общему знаменателю, то речь идет об отношениях преданности или об отношениях «патрон – клиент», при которых монарх, глава или просто влиятельный человек (женщины также могут играть эту роль) по традиции (в отличие от диктатуры) предлагает свою защиту сообществу и служит центром его символического единства. В этом случае могут присутствовать отдельные центры управления, но не существует никакой относительно независимой от патрона иерархии подобных центров. Династический принцип или сакрализация власти здесь менее выражены, чем в более стабильных и сложных монархических формах; здесь легче осуществить узурпацию власти. Легитимность власть имущих частично основана на лидерских качествах, контроль за осуществлением власти основан на рекомендациях и оценке действий правительства. Наследование власти в этом политическом строе менее вероятно, чем определение главы посредством выборов или аккламации. К началу XIX века политические системы такого рода существовали на всех континентах, включая острова Тихого океана, в абсолютно разных культурных условиях. Они сравнительно облегчали «стыковку» европейского колониализма: европейцы после фазы завоевания могли постараться стать верховным патроном в цепи правящей верхушки[804].

Видение и коммуникация

Типологии подобного рода позволяют запечатлеть упорядоченный и как бы застывший момент, но затем их следует проанализировать на предмет того, какие виды политических процессов в них предусмотрены. Политические порядки могут различаться в двух отношениях. В основе первого лежат видение и картина политической целостности. Идеологи систем, как и большая часть людей, в них живущих, рассматривают в системе не только структуру неравного распределения власти, но и рамки своей принадлежности. В XIX столетии нация все больше претендовала на роль самой крупной из единиц субъективной идентификации. Наряду с этим при прочих условиях сохранялись представления о патерналистской связи между правителем и его