Полное собрание сочинений. Том 17 - Л Н. Толстой

Писание «начал» этой группы нужно отнести ко времени после получения Толстым дела из архива, что было, как мы знаем, в середине марта, и до писания «начал» второй группы, что было не ранее 6 мая (дата в 14 рукописи). Вероятно, тексты эти были написаны в середине марта, так как 28 марта Софья Андреевна писала Т. А. Кузминской, что Лев Николаевич «не может писать и работать, и это ему отравляет жизнь»,1009 а 9 апреля сам Толстой писал Страхову: «Я читаю — и то немного — глаза начинают болеть, и ничего не пишу»,1010 а 26 апреля Софья Андреевна писала сестре: «Он много читает и думает, но еще ничего не пишет, говорит: «нет энергии».1011

Все три наброска не дают нам возможности проникнуть в содержание и идею замысла Толстого в целом. О каких и чьих «путях жизни» будет рассказываться в романе, и на что намекает эпиграф из Евангелия, на основании разобранных текстов сказать невозможно. Лишь последующие циклы «начал» несколько проясняют это.

Вторая группа, самая большая, заключает в себе тексты шести рукописей (с 14-й по 19-ю).1012 Сохранившиеся не в полном составе рукописи этой группы не позволяют с полной отчетливостью определить, сколько «начал» мы здесь имеем. В этих текстах к сцене драки в поле Толстой хотел подвести читателя с двух сторон — со стороны барина и со стороны мужика. Сначала он повел было с крестьянина и написал приступ в 14-й рукописи (первые три абзаца вар. № 13) о том, как начал день в чистый четверг 1818 г. крестьянин Петр Осипов (это всё тот же Михаил Фоканов), но, написав эти абзацы, зачеркнул их и начал снова о том же в новой редакции (герой — Иван Борисов). Написав несколько фраз, снова зачеркнул их и повел рассказ о помещике.

Таким образом 14 рукопись заключает в себе два «начала», из которых первое имеется в двух редакциях.

В конце текста (вар. № 13 из 14 рукописи), содержание которого — описание поездки помещика в церковь, имеются пометы: по середине страницы: «II. Былъ чистый четвергъ» и на полях: «Сборы, отъѣздъ на пашню, пахота. III. Говѣнье, возвращенье». Первая помета означает, что II глава будет начинаться с этих слов, остальные пометы — темы дальнейшего изложения.

Текст следующей (15) рукописи1013 можно рассматривать как продолжение текста 14 рукописи, а можно рассматривать и как новое «начало» романа. Как бы то ни было, этот текст (15 рукопись) очень скоро был оставлен.

К этой теме — ожидание в церкви приезда помещика — Толстой снова возвратился, взял новый лист и написал первый абзац 18 рукописи (вар. № 14), но оставил и этот листок и в третий раз написал, как приехал в церковь помещик, в рукописи, полностью до нас не дошедшей. От нее сохранилась лишь часть с текстом, содержание которого описание того, как уже молятся в церкви барин и крестьянин (вар. № 15 из 16 рукописи).

Вероятным продолжением текста вар. № 15 является текст 17 рукописи (вар. № 16), новой редакцией которого является текст 18 рукописи (вар. № 17). Таким образом в вариантах с 13 (или с 14-го) по 17-й мы имеем связный рассказ (с разрывом текста между 14 и 15 вариантами из-за пропажи части листов 16 рукописи) о помещике и крестьянине в утро чистого четверга 1818 года. В этом рассказе Толстой покидает по окончании обедни помещика и ведет повествование о крестьянине, доведя свой рассказ до сцены драки в поле.

В этой «крестьянской» части рассказа необходимо остановиться на эпизоде родов Арины. Этот эпизод аналогичен с рождением ребенка в романе «Сто лет» и в особенности с рождением «незаконного» ребенка в романе «Труждающиеся и обремененные».1014 Несомненно ребенку Арины, как и там, предназначалось играть видную роль в романе. Возможно, что «путь жизни» этого сына солдатки и должен был перекрещиваться с «путем жизни» другого героя, вероятно, декабриста.

Такой семьи, какая изображена в вар. 15—17, судя по имеющимся у нас материалам, не было в Ясной поляне. Вероятно, большинство перечисленных и включенных в генеалогическую таблицу членов имело прототипами яснополянских крестьян (и может быть соседней деревни Телятенок), но брал их Толстой из разных семей. Несомненно взяты члены семей Фокановых и Базыкиных (позднее называвшихся Зябревыми). Сын Ивана Федотова Карп — это Карп Михайлович Фоканов (1826—1899), у которого, как мы уже указывали, был сын Тарас. Жену Карпа Михайловича, действительно, звали Настасьей Федоровной. Другой сын Ивана Федотова «грамотник» Петр это Петр Осипович Зябрев (1843—1906), ученик Толстого, читавший философские сочинения и собравший собственную библиотечку.

Интересна смена фамилии помещика в ряде текстов. Сомов 10—12 вариантов в 13 варианте назван был первоначально Загорецким, а затем Иваном Борисовичем Самойловым, владельцем Орловского имения Ершова. Но во второй части наброска Толстой называет его уже князем (без фамилии), а размышления князя о сынке Александре, говорящем о «вольности», явно намекают на то, что герой — отец декабриста, князя Александра. В следующем кратком «начале» (вар. № 14)1015 едущий в церковь помещик назван князем Иваном Александровичем Одуевским, в котором, конечно, нужно видеть князя Ивана Сергеевича Одоевского (1769—1839), отца декабриста кн. Александра Ивановича (1802—1839). В следующем (№ 15) варианте Одоевский переименован в Григория Ивановича Чернышева, т. е. в гр. Григория Ивановича Чернышева (1762—1831), отца декабриста (1796? — 1862).

Последним (можно считать, четвертым) «началом» романа в разбираемой группе текстов является текст 19 рукописи, очень близкий к тексту, впервые напечатанному в сборнике «XXV лет» 1884 г. в качестве «первого варианта» первой главы романа.1016

Существенным отличием этого текста от текста вариантов с 13-го (или 14-го) по 17-й заключается в том, что в нем отсутствует вся «крестьянская» часть предыдущего текста; выброшено и описание поездки помещика в церковь, но зато дано описание возвращения его из церкви домой. Описанию пребывания помещика в церкви предпослано теперь введение (в двух абзацах), кратко рассказывающее историю тяжбы зa землю крестьян с помещиком. О драке в поле в печатном тексте нет упоминания, но в конце текста 19 рукописи1017 повествование подводится к этому эпизоду на этот раз со стороны помещика. В первых же строках этого текста фамилия помещика Чернышева переменена на Апыхтина. Эта фамилия явно намекает на фамилию Апухтина, как и написано несколько раз в рукописи.

Эта перемена фамилии — существенный момент в творческой истории романа, отмечающий новый поворот в построении сюжета. Помещика, отца декабриста Чернышева, одного из главных героев романа, Толстой теперь делает отцом героини, прототипом которой должна была быть Наталья Дмитриевна Апухтина (1805—1869), бывшая в первом браке (с 1822 г.) за декабристом М. А. Фонвизиным (1788—1854), а во втором (с 1857 г.) за И. И. Пущиным (1798—1859). Ее и нужно видеть в дочери Апыхтина, «очень уж всё к сердцу принимающей» девочке Маше, которой боится отец. Как видно из вышеприведенных писем Толстого к Свистунову, Лев Николаевич был очень заинтересован незаурядной личностью Н. Д. Пущиной, сведения о жизни которой, он, надо думать, в первую очередь имел из ее каких-то «замечаний».1018 Мысль сделать Наталью Дмитриевну героиней своего романа Толстой не оставлял в продолжение всей работы над ним. Об этом свидетельствуют и записи в Записной книжке А1019 и III план романа, о чем речь ниже.

По возвращении из Самарской губернии в первых числах августа, Лев Николаевич не сразу приступил к работе над «Декабристами». В ответ на вопрос гр. А. А. Толстой (в письме от 1 июля), продолжает ли он писать свой роман,1020 Толстой отвечал: «Писать не пишу и не желаю».1021 А между тем издатели журналов начали уже обращаться к нему с просьбами печатать роман на страницах их изданий. Так М. И. Семевский, спрашивая Толстого, «не имеет ли он надобности в некоторых печатных источниках: Ник. Ив. Тургенева,1022 Сергея Трубецкого,1023 бар. Розена,1024 книжку Корфа,1025 критику Герцена,1026 тоже печатанное донесение 1825 г.1027 и пр. и пр.», просит «хотя один отрывок в лист, два или три печатанных поместить в «Русской старине» в начале будущего года за полистный гонорар, какой назначает сам Толстой».1028

С аналогичными предложением и просьбой обратился 24 августа из Бретани ко Льву Николаевичу и издатель «Вестника Европы» М. М. Стасюлевич: «... Другое известие, сообщенное мне Тургеневым, было неприятного свойства: я, вместе со всеми, на основании, правда, слухов, ожидал вскоре иметь большое наслаждение — читать Ваш новый роман, который, как говорили, послужит продолжением «Войне и миру». По Вашим словам Тургеневу, это случится вовсе не так скоро.1029 Начиная с октября в журнале у нас будут печататься новые материалы для истории времени могущества Фотия; это имеет прямое отношение, как я слышал, к эпохе, которую Вы теперь изучаете, а потому позвольте мне прислать Вам листы оттиска до выхода их в журнале.