Полное собрание сочинений. Том 17 - Л Н. Толстой

Решающим же моментом для дальнейшей работы над текстом романа явилось, надо полагать, получение Толстым дела о тяжбе за землю государственных крестьян с помещиком. 16 марта 1878 г. С. А. Берс писал Льву Николаевичу: «Бумаги присылаю тебе все, которые мне дал Утин; ежели еще что нужно, напиши мне».993 Упоминаемый Утин — вероятно, Яков Осипович Утин, в это время член консультации министра юстиции, заведующий статистическим отделом Министерства юстиции, до этого служивший в Сенате. «Бумагами», которые он передал Берсу, было, как мы полагаем, «дело», извлеченное из архива Сената. За это говорит такая запись в дневнике С. A. Толстой от 6 октября 1878 г.: «Утром взошла к Левочке, он сидит внизу за столом и пишет что-то. Это он начал, говорит, в десятый раз начало своего произведения. Начало — это прямо разбирательство дела, в котором судятся мужики с помещиком. Дело это он вычитал из подлинных документов и даже числа оставил».994

Дело это, давшее Толстому материал для завязки романа, заключалось в том, что между государственными крестьянами села Излегощи995 и соседним помещиком, владельцем Воропановки996 шла тяжба из-за участка земли.997 Благодаря энергичным хлопотам поверенного крестьян, они выиграли дело в уездном суде и осенью засеяли землю. Но тотчас после решения уездного суда помещик, увидев опасность, дал доверенность ловкому дельцу, который и добился в губернской инстанции перерешения дела в пользу помещика. В свою очередь, не обескураженный этим поверенный крестьян убедил их перенести дело в Сенат.

Когда весной пришло время пахать яровое поле, мужики на сходке стали толковать, пахать ли им в нынешнем году спорную землю и, несмотря на то, что приказчик помещика приезжал к ним с увещанием не пахать, решили пахать. В чистый четверг между крестьянами и землемером с понятыми произошла драка, за что несколько998 крестьян были посажены в тюрьму. Но в Сенате дело крестьянами было выиграно, и у помещика не только отрезалась спорная земля, но с него взыскивались в пользу крестьян еще большие деньги,999 крестьяне же, сидевшие в тюрьме, по указу Сената освобождались. Но, проиграв дело в Сенате, помещик добился рассмотрения его в Государственном совете. Такова история этой тяжбы, поскольку о ней можно судить по сохранившимся рукописям Толстого. Самое «дело», которое он читал, нам пока, несмотря на поиски, не удалось видеть.

Прежде чем излагать историю работ Толстого над романом, необходимо привести два ценных свидетельства о замысле произведения в целом. Первое свидетельство принадлежит самому Льву Николаевичу. В письме к П. И. Бирюкову от 6 марта 1897 г. он писал: «В моем, начатом романе «Декабристы» одной из мыслей было то, чтобы выставить двух друзей, одного, пошедшего по дороге мирской жизни, испугавшегося того, чего нельзя бояться, преследований, и изменившего своему Богу, и другого, пошедшего на каторгу, и то, что сделалось с тем и другим после 30 лет: ясность, бодрость, сердечная разумность и радостность одного и разбитость, и физическая, и духовная, другого, скрывающего свое хроническое отчаяние и стыд под мелкими рассеяниями и похотями и величание перед другими, в которые он сам не верит».1000

Второе сообщение о замысле романа совершенно неожиданно находим в письме Ф. Д. Батюшкова к В. Г. Короленко от 28 января 1901 г. «Дорогой Владимир Галактионович, — писал Батюшков, — знаете ли, что история декабриста Чернышева должна была составить содержание романа Л. Н. Толстого? Я на это набрел недавно по указанию некоего А. Д. Свербеева,1001 который слышал схему романа от самого Толстого. Вы помните, что была напечатана в Сборнике Литературного фонда глава из этого романа в двух вариантах; во втором варианте рассказывалась история процесса Чернышевских крестьян, которые в конце концов сосланы в Сибирь (из-за присвоения помещичьей земли). Так вот, по замыслу Толстого, Чернышев-декабрист, тоже сосланный, должен был попасть в поселок бывших крестьян своих родичей, и когда таким образом «барин», в силу превратностей судьбы, разделяет участь крестьян, — начинается по-Толстовски «опрощение» барина. Всё это весьма подходит к тем отголоскам предания о Чернышеве, которые Вам довелось слышать. Сестра сосланного Чернышева — замужем за Муравьевым. Кажется, Толстой и хотел дать имя Муравьева своему герою, — но вообще, кроме факта, что в романе идет речь сперва о ссылке крестьян Чернышева, а затем и сам Чернышев появляется на сцену (я перечел эту главу) — остальное догадки, ибо особенно довериться рассказам Свербеева нельзя. Теперь для меня вопрос, который обещали на-днях выяснить, — что известно положительного о дальнейшей судьбе гр. З. Г. Чернышева: его племянники и внуки (Муравьевы) здесь в Петербурге, но повидимому фамильные предания не особенно устойчивы. Заставляя циркулировать Ваш очерк, я надеюсь получить какие-нибудь более определенные ответы. Эта история и меня самого заинтересовала».1002

Из всех перипетий дела Толстой первоначально решил использовать как завязку романа драку в поле крестьян с землемером и понятыми. На это указывают между прочим многозначительные начальные слова вар. № 13: «Ссора и драка на поле между мужиками и бурцовскими людьми, от которой так много вышло и хорошего и дурного для самого генерала Бурцева и его семьи и еще больше для мужиков, ссора эта случилась....» Ни один из набросков романа не начинается с описания этой драки, как и вообще в дошедших до нас рукописях нет этого описания, но значительное большинство «начал» более или менее явственно подводят изложение к этой сцене, содержание же другой части «начал» является повествованием о последствиях драки. Все сохранившиеся тексты романа, писавшиеся в 1878 году и представленные четырнадцатью рукописями (с 11-й по 24-ю)1003 довольно четко делятся на четыре группы, из которых две заключают в себе наброски, являющиеся введением к описанию столкновения в поле.

Первую группу составляют три рукописи (11-я, 12-я и 13-я), содержащие два «начала» романа, носящего здесь название «Пути жизни».

Первое «начало» имеется в двух вариантах, тема которых — сходка излегощинских крестьян, толкующих о том, пахать или не пахать им спорную землю. Первый вариант (вар. № 10 из 11 рукописи)1004 — небольшой, скоро оставленный набросок, без определенной установки на какое-нибудь одно из главных действующих лиц романа. Крестьяне этого наброска — опять яснополянцы. Кроме уже упоминавшихся в набросках романа о переселении крестьян Дмитрия Макарычева и Гавриила Болхина, здесь фигурируют Федор Резунов, рыжий Влас, печник Пелагеюшкин и старик Базыкин. Федор Резунов — это Федор Николаевич Резунов (1805—1865), выведенный в «Поликушке» и одно из главных лиц в «Дневнике помещика».1005 Рыжий Влас — Влас Кириллович Власов (1803—1881), также изображенный в «Дневнике помещика». Печник Пелагеюшкин — Степан Михайлович Пелагеюшкин (1812—1885). Старик Базыкин — вероятно, Кузьма Артемович Базыкин (1793—1866). Название земли, из-за которой идет тяжба, «Грецовская пустошь», опять-таки не сочинено Толстым: он сам владел деревней Грецовкой, в 10 верстах от Ясной поляны. Второй вариант (вар. № 11 из 12 рукописи),1006 дающий более развитой, чем в первом варианте, текст, уже явно имеет главным героем старика крестьянина, названного здесь Михаилом Фокановым. Этот зажиточный, степенный мужик, тип «идеального» крестьянина, будет главным действующим лицом ряда текстов. Прототипом его явился яснополянский крестьянин Михаил Максимович Фоканов (1801—1874), у которого был упоминаемый в наброске внук Тараска,1007 Тарас Карпович Фоканов (1852—1924), один из учеников Толстого. Сын Михаила Фоканова, Платон — вероятно, Платон Кузьмич Зябрев (р. в 1825). Упоминаемый в наброске Яков Хролков — крестьянин Ясной поляны Яков Андреевич Фролков (1820—1876). Кочак — ручей близ Ясной поляны. Противник крестьян в этом варианте тот же Сомов, названный здесь бригадиром (в следующем наброске он, кроме этого, уездный предводитель дворянства)

В отличие от предыдущего варианта этот набросок ближе подводит изложение к сцене драки, которую предвидит старик Фоканов.

Третий набросок «Путей жизни» (вар. № 12 из 13 рукописи)1008 — только намеченное начало романа. Содержание этого начала по своей краткости не заключает в себе данных, позволяющих судить о замысле автора.

Писание «начал» этой группы нужно отнести ко времени после получения Толстым дела из архива, что было, как мы знаем, в середине марта, и до писания «начал» второй группы, что было не ранее 6 мая (дата в 14 рукописи). Вероятно, тексты эти были написаны в середине марта, так как 28 марта Софья Андреевна писала Т. А. Кузминской, что Лев Николаевич «не может писать и работать, и это ему отравляет жизнь»,1009 а 9 апреля сам Толстой писал Страхову: «Я читаю — и то немного — глаза начинают болеть, и ничего не пишу»,1010 а 26 апреля Софья Андреевна писала сестре: «Он много читает и думает, но еще ничего не пишет, говорит: «нет энергии».1011