Холод и яд - Виктория Грач

– В большинстве случаев – да. Но я тебе сейчас говорю конкретные случаи, когда один в поле не воин. Ты мог сказать, что тебе прислали какое-то письмо? Почему я узнаю об этом от Эрика?

– Потому что ты меня не слышишь, – тихо просвистел Фил, пронзая отца негодующим взглядом.

В сознании проносились их совместные ужины, когда он пытался сказать родителям о неприятностях, прибегнуть к их помощи, подобно Варе, но в ответ получал лишь насмешливые взгляды и неприступные стены авторитета. Фил был уверен, что и сейчас отец не услышит его (так ведь происходило всегда), но он нахмурился и, пятернёй пригладив светлые волосы, потёр глубокую складку на лбу. Отец приоткрыл рот, но вдруг мотнул головой и бросил:

– Поехали домой.

Фил отчётливо видел, что отец всё слышал, задумался, но сказал совсем не то, что планировал. От природного упрямства сделал вид, что не принял упрёк. Фил подумал, что поступил бы точно так же.

– Ты не сказал, как мама… – напомнил он осторожно, когда они с отцом двинулись к парковке.

– Терпимо. Сказали, что о переводе можно будет говорить, когда она придёт в себя. Приступ быстро купировали: хорошо, у нас глицин нашёлся. Особых повреждений мозга нет, но пока никто сказать точно не может.

– Мама сильная, – выдохнул Фил, забираясь на заднее сидение отцовского автомобиля. – Выздоровеет.

После встречи с Варей эти слова звучали уверенно и непозволительно звонко. Отец кинул на него быстрый взгляд:

– У тебя с Ветровой всё серьёзно?

Вопрос был совершенно не в тему, но явно беспокоил отца. Филу скрывать было нечего.

– Да.

– Это хорошо, – вдруг улыбнулся отец впервые за два дня. – Это очень хорошо. Женщина дороже всего, запомни. Особенно когда она такая, как твоя мама. Или как Варя. Не отпускай её, Фил, и не обижай.

Фил хотел сперва возмутиться, потом удивиться, а потом откинулся на спинку и, прикрыв глаза, спокойно кивнул. Конечно же, он рассказал отцу о Варе после пары первых бокалов виски, который они вчера полночи распивали на двоих. Оставшиеся полночи Фил справлялся с алкогольной интоксикацией и ужасом прошедшего дня, вызывающими тошноту, а отец подавал ему активированный уголь.

В сущности, он казался не таким уж плохим человеком. «И что ему мешало быть таким всегда?» – выдохнул Фил. В кармане джинсов звякнул телефон: Артём с иронией писал, что Родионов и полиция связаны и что не успели они встретить маму, как на папу уже готовы были составить протокол.

У друга всё налаживалось. Фил прикрыл глаза в предвкушении крепкого и сладкого сна после этой суматохи.

В квартире стоял гул и сладкий запах пиццы, заказанной по случаю приезда мамы: не гречку же ей жевать, в самом деле. Она не успела ни заранее забронировать номер в гостинице, ни снять квартиру, так что Артём решительно пригласил её домой. В конце концов, пять лет назад она была тут полноправной хозяйкой и папа покорно слушал её во всём. Сейчас, конечно, всё изменилось. Артём крутанулся на компьютерном кресле без одной ручки и скучающе покликал мышкой.

Играть без Фила было неинтересно.

Идти в кухню, где на повышенных тонах что-то обсуждали родители, не хотелось. Они хорошо, даже как будто по-семейному, посидели за ужином, празднуя успешное завершение суматошного дела и кратковременное воссоединение семьи Родионовых. И если бы не пять маминых тысяч, вложенных в документы, переданные полицейскому, всё было бы лучше некуда.

Артём подхватил с блюдца последний кусок пиццы и лениво пожевал её, пытаясь выбрать, какую игру запустить. В темноте вечера вдруг навалилась тяжесть одиночества, почти такая же, как там, в камере. Ему было совершенно не с кем поговорить.

С Филом они созванивались в четыре часа дня, и голос у друга был невозможно сонным. Проговорили они минут двадцать: Фил поведал, как мать, как отец, и широко зевнул. Артём немедленно отправил его дрыхнуть без задних ног. Варе звонить не смел: к ней тоже приехали родители, и им нужно было провести этот вечер вместе.

Артём отряхнул пальцы и, надев наушники, решил в четвёртый раз пройти легендарную игру. Он проходил её эльфом-магом, человеком-рыцарем, а на сей раз решил человеком-разбойником: уж очень интересные у них способности. Артём спокойно кликал мышкой, выбирая реплики в диалогах и вспоминая боёвку. В звуки игры начали вмешиваться посторонние звуки – обрывки родительских разговоров.

Мать с отцом ругались. Опять. Как пять лет назад, перед разводом. Артём пытался сосредоточиться на игре, но его убили со второго удара.

– Чёрт… – пришлось перезапускать игру с самого начала: он самонадеянно не стал сохраняться перед боем.

В наушниках была тишина, и родительские голоса звучали всё отчётливее и громче. Ссора набирала обороты и шла хорошо знакомой дорогой: всё чаще и чаще всплывало его имя «Артём»; мама доказывала, что батины методы воспитания плохо сказываются на сыне; батя упрекал мать в разводе.

– Задолбало, – рыкнул Артём, подхватывая тарелку из-под пиццы и твёрдыми шагами направляясь в кухню.

Родители смолкли, едва он появился на пороге с тарелкой в руках. Артём пристально посмотрел сперва на отца, потом на маму и, едко усмехнувшись, положил посуду в раковину:

– Нич-чего не изменилось. Ну сколько можно, а? Я всё детство это слушал. Думал: я вырос, прошло пять лет – может, что-нибудь изменилось. Ага, счас прям! Прости, ма, что я тебя сюда привёл. Надо было тебе реально в гостинице оставаться. Спокойней было б и тебе, и бате, – он взъерошил волосы и развёл руками: – Но прекращайте спорить, кто и как воспитал, а! Я уже вырос таким, каким уже вырос. Пардон, если что не так!

– Тёмыч, да ты что такое говоришь? – отец поднялся из-за стола.

– Тёма, – мама оказалась проворнее и, привстав на носочки, погладила его по голове, – прости. Просто это событие меня совсем вывело из себя. Ты замечательный мальчик.

– Настоящий пацан, – приобнял его отец за плечо.

Артём улыбнулся. Только ему было совсем не весело.

Через пару часов батя завис на любимом раздвижном кресле перед телевизором в ожидании футбольного матча, мама расстилала себе постель на большой двуспальной кровати, а Артём лежал в своей комнате, бездумно глядя в потолок. Мерзкое скребущее чувство тоски никак не желало покидать его, хотя, вроде бы, всё уже было хорошо.

«Какой, к чёрту, хорошо? Варьку с Филом чуть не убили. Лерка… Бросила! – шумно выдохнул в темноту Артём. – Хорошо, блин!»

Дверь тихонько приоткрылась, и в темноту проник мамин шёпот:

– Тёмушка, можно к тебе?

Артём сел, хлопая ладонью по кровати рядом с собой.