История спасения - Елена Другая

любви, и он вновь ударился в глухую тоску. Хотелось узнать правду о судьбе офицера, пусть даже страшную, но после успокоиться.

И вот — это письмо. Стараясь сохранять перед сестрой внешнее достоинство, он снял с себя пальто, повесил на крючок кепочку и лишь после принял из рук Бекки смятый конверт. Укрывшись в закутке, служившем ему кабинетом, Равиль подробнее рассмотрел его. Итак, это письмо, конечно же, не от Стефана, а от Анхен, жены офицера Краузе.

Дрожащими от волнения руками парень вскрыл его, пробежал глазами, а потом перечитал более внимательно.

Из письма он узнал, что Анхен разыскала Равиля Вальда только с одной целью — спросить, не известно ли хоть что-нибудь о судьбе ее мужа. Женщина писала, что автомобиль, который вез из Освенцима документацию и архивы, был взорван. Таким образом, все данные о служащих в концлагере были безвозвратно утрачены.

Однако несколько очевидцев говорили, что офицер Краузе был застрелен в лагере во время бунта. А вот далее сведения расходились. Кто-то из выживших сослуживцев считали, что мужчину похоронили, другие слышали, что вроде он попал в госпиталь. Но последние могли его перепутать с братом Гансом Краузе, который несколькими месяцами ранее лежал в клинике с тифом, фамилия ведь у них одна. Выехал ли Стефан из Освенцима с автоколонной, сопровождающей «марш смерти», или же умер доподлинно оставалось неизвестным.

Анхен не удалось разыскать ни Карла, ни Эльзу, но она нашла семью Вальдов, поэтому и написала. Женщина умоляла Равиля, что если он узнает хоть что-нибудь о судьбе ее мужа, пусть сразу сообщит. Она не питала надежд, что Краузе однажды вернется в семью, ей просто важно было знать, каков был его конец и точно ли он умер.

Также Анхен сообщала, что у нее растет дочка, по имени Ева, и с ней все хорошо, она не болеет и отлично себя чувствует.

Читая все это, Равиль волновался все больше и больше, ведь к письму была приложена и фотография ребенка, чудесной белокурой девочки с аккуратным носиком и ротиком-вишенкой.

Ему стало дурно. Значит, Анхен полагала, что Стефан все это время мог жить с ним!!! Как же она ошибалась! Он вновь уткнулся носом в листок, исписанный уверенным каллиграфическим почерком.

Женщина сообщала, что все эти годы проводила поиски офицера Краузе и в Германии, и в ближайших странах; не один раз посылала запросы в госпитали, клиники, дома инвалидов и даже приюты, однако отовсюду ей приходили отрицательные ответы. Мужчина такого возраста с заявленными приметами у них не значился. Еще она бесконечно размещала объявления в газеты, в которых имелись специальные рубрики для тех, кто потерял родных и близких.

Равиль в волнении резко отодвинул от себя письмо, вскочил и заметался по кабинету. А он сам ничего не сделал!!! Пока Анхен искала, он преспокойно жил на денежки Краузе, купаясь в благополучии, как сыр в масле, расширял свой бизнес, играл в шахматы, валялся в койке с любовником и жрал булки!

Чувствуя себя последним подонком, он набил табаком трубку и закурил, а потом опять присел в кресло, судорожно вцепившись пальцами в свои кучерявые вихры. В это время в дверь постучали и спросили, выйдет ли он к обеду.

— Нет! — крикнул он. — Не беспокойте меня.

Равиль напряженно думал, вновь и вновь перечитывая письмо. Взяв себя в руки, он все же вышел к семейному обеду, сел на свое законное место во главе стола, однако, был настолько растерян, что не слышал разговоров и проносил ложку мимо рта.

В голове вертелась одна назойливая мысль, которая все никак не хотела обрести четкую форму.

— Наш сосед, Измаил Моисеевич, совсем сошел с ума, — громко пожаловался дедушка. — Представляете, таки трижды сегодня приходил к нам за хлебом и все время забывал дома свой кошелек!

— И вы, дедушка, конечно же разрешили взять ему хлеб в долг? — неодобрительно предположила Ребекка.

— Пришлось, ведь он, бедный, уже совсем старый и ходит с костылем. Не приходить же ему в четвертый раз!

Они все смотрели на Равиля в ожидании реакции на неразумное поведение пожилого родственника. Равиль с трудом оторвал взгляд от своей тарелки. Их сосед сошел с ума…

Психиатрические клиники! Вот, где забыла поискать Стефана Анхен!

Целый месяц Равиль строчил письма, вкладывая в каждое из них конверт с обратным адресом, и рассылал по всей Швеции, не забыв про Германию, Швейцарию и Австрию.

Он разыскивал мужчину примерно тридцати пяти лет, седого, сероглазого, высокого, немца по национальности, со шрамами от огнестрельных ранений на груди.

А потом стали приходить ответы: «нет», «нет», «не значится», «нет и не было такого». Равиль вскрывал их одно за другим, а потом нервно комкал и выбрасывал в урну.

Надежда найти офицера Краузе была столь мала, но он не мог отказаться даже от самого мизерного шанса. Ведь все, что у него было, и даже жизнь, дал ему Стефан и спас его так, как только мог спасти один человек другого.

Спустя полтора месяца он вдруг получил положительный ответ. В одной из психиатрических клиник находился пациент с именно такими приметами, отлично говорящий по-немецки, но страдающий полной потерей памяти.

Равиль просто не верил своим глазам, вновь и вновь перечитывал письмо. Сердце подсказывало ему, что он напал на верный след! Он помнил, как Стефан говорил, что никогда не сможет стать достойным отцом, поэтому мог и не вернуться в семью к нелюбимой жене, которой он дал свою фамилию. Так что же случилось с ним, что привело к потере памяти? Или же это ловкая симуляция?

Равиль переговорил с Сарой и Ребеккой, объявив им, что уезжает и причину своего отъезда. Кажется, он нашел их офицера. Их. Ведь не только его спас Краузе, и этих женщин тоже. Но ни у жены, ни у сестры он не нашел поддержки. Женщины высказали свое неодобрение и посчитали авантюру пустой тратой времени и денег.

— И что ты будешь делать, если это он? — хмуро спросила у него Бекка.

— То, что сочту нужным, — отрезал Равиль. — Посмотрю по его состоянию. Если получится, то привезу к себе домой.

— К нам домой, — значительно поправила Ребекка, напоминая, что он живет не один.

— К нему домой! — вспылил Равиль. — Это его дом! Все, что у нас есть, дал нам он! И не смейте говорить против ни единого слова!!!

Равиль ненавидел вокзалы. Громыхание составов, гудение паровозных труб, толкотня на перронах — все это напоминало ему жизнь в Освенциме, если тот ад можно было назвать жизнью. Ненавидел и избегал путешествий на поездах.

Но на этот