Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. - Сусанна Карленовна Цатурова

проведение расследований: с собой разрешалось брать столько лошадей и слуг (mesnies), сколько «сообразно статусу» парламентария, и «словно бы едут по своим нуждам» (propres besoignes); а тратить можно было в день 40 су «в монете той области, где они проводят расследование»; превышение же не должно было составлять больше 60 су[1690]. В фундаментальном для парламентской корпорации ордонансе от 11 марта 1345 г. оплата расследований занимает значительное место, причем статьи о расходах предварены ссылкой на жалобы подданных, вынужденных отказаться от иска из-за его дороговизны, хотя далее регулируются только расходы на это из королевской казны[1691].

Показательно, что дважды в крупных общественных проектах реформ, в Великом мартовском ордонансе 1357 г. и кабошьенском ордонансе 1413 г., уделено было внимание оплате расследований в Парламенте со ссылкой на защиту интересов подданных. Первые статьи об этом почти целиком повторяют соответствующие статьи ордонанса 11 марта 1345 г. — то же ограничение числа лошадей, как и оплаты; фиксируются и расходы судебных приставов, исполняющих приговоры Парламента (8 су в день)[1692]. При отсутствии новшеств в плане расходов авторы ордонанса описывают реальные злоупотребления, упрекая парламентариев в том, что они берут с собой по четыре-пять лошадей, тогда как «едучи по своим нуждам и за свой счет» ограничиваются двумя-тремя; точно также приставы «едут на двух лошадях, чтобы получить побольше денег, а по своим нуждам идут часто пешком или довольствуются всего одной лошадью». В кабошьенском ордонансе уже не регулируются расходы на расследования, а речь идет исключительно об обязанности короля их вовремя и полностью оплачивать «в интересах подданных»[1693]. В используемой в обоих ордонансах риторике обращает на себя внимание сопоставление работы чиновника с его собственными интересами, которое, хотя и было продиктовано стремлением ограничить корысть судейских чинов, однако содержит в себе важный идейно-этический компонент.

Палата счетов имела сложную структуру оплаты, которой уделено большое внимание в королевских указах, где также прослеживается стремление сократить расходы казны. Так, уже в раннем ордонансе от 1320 г., где еще не оговаривается жалованье чиновников, упоминается правило — клеркам жить в домах мэтров Палаты не для выгоды последних, а для выгоды короля, ибо их жалованье не позволяет им держать дом и тратиться на расходы, одежду, слугу и лошадь, но при этом им следует поддерживать честь короля и службы[1694]. Стоит обратить внимание на этот контраст между скромной оплатой и высоким статусом службы, который в известном смысле станет лейтмотивом самоидентификации служителей короны Франции и основой их претензии на привилегии. Переходя собственно к жалованью членов Палаты счетов, надо заметить, что оно было чуть выше, чем у служителей Парламента: 12 су в день для мэтров-клириков и 16 — для мэтров-мирян; некоторые получали по 500–400 ливров в год, а клерки — по 6 су в день; приставы 12 денье в день. Первый президент-клирик получал 1 тыс. ливров, президент-мирянин — 800 ливров. Кроме жалованья, им выдавалась ежегодно мантия или ее денежный эквивалент (80 ливров президентам и мэтрам, 40 ливров клеркам и секретарям). В середине XV в. в Палате счетов была учреждена должность королевского прокурора с фиксированным жалованьем в 200 ливров в год[1695]. С середины XIV в. и вплоть до конца исследуемого периода жалованье чиновников Палаты счетов больше не повышалось и не упоминалось, скрытое за формулой «обычное жалованье, права и выплаты»[1696]. Особняком стоит указ о порядке оплаты сверхурочной работы чиновников Палаты счетов, поскольку она определялась там не в единицах счета, а в монетах: согласно ему, аудиторам платили по 7 флоринов в день, а клеркам — по одному полуфлорину. Жалованье выплачивалось два раза в год, а в случае выплаты из налогов — четыре раза в год[1697].

Канцлер как глава гражданской администрации имел более сложную структуру жалованья. С начала XIV в., как впоследствии и главы верховных ведомств, он получал фиксированное жалованье: сначала 1 тыс. ливров, затем 2 тыс. ливров в год[1698]. Кроме того, ему полагалась мантия четыре раза в год (на Пасху, на Троицу, на день Всех святых и на Рождество) или денежный эквивалент в 200 франков и несколько лошадей. Помимо этого, он имел право на дополнительную оплату своих разнообразных функций, которая входила в структуру его ординарного жалованья. Наконец, в знак принадлежности к сотрапезникам короля, он обеспечивался едой и вином из королевских закромов, а также имел право на отдельное помещение во Дворце в Ситэ[1699].

Что касается жалованья нотариусов и секретарей Канцелярии, то оно сначала составляло 6 су в день, затем — 10 су, наконец, 12 су в день; кроме того, они получали два раза в год мантию (или паллий) или их денежный эквивалент в 10 парижских ливров. Растопителям воска платили 13 денье в день, затем — 2 су 6 денье; а также две мантии по 50 су каждая[1700].

Наконец, обратимся к ведомствам, связанным с финансами короны. В Монетной палате, весьма немногочисленной, ординарное жалованье генералов-мэтров монет было фиксированным в размере 200 парижских ливров в год[1701]. В столь же малочисленном Казначействе казначеи получали фиксированное жалованье в 600 ливров в год плюс по 6 су в день за каждого из клерков; самим же клеркам выделяли те же 6 су в день и раз в год 60 ливров в виде пенсиона; наконец, меняла получал 50 парижских ливров в год[1702]. Однако к началу XV в. жалованье казначеев возросло до 1 тыс. турских ливров в год, причем сохранялись и иные «мелкие и старинные права» (menuz et anciens droiz)[1703].

В Налоговой палате президент получал фиксированное жалованье в 1 тысячу турских ливров в год, а генералы-советники по 500 турских ливров в год; вскоре им так же, как и другим служителям, стали выдавать мантии; советникам по делам суда налогов платили по 400 франков (600 турских ливров), наконец генеральному сборщику — 500 франков в год[1704]. Когда же в связи с трудностями казны жалованье генералов-советников было сокращено до 400 турских ливров, они добились возвращения к прежней сумме, ссылаясь не только на незапамятную традицию, но и на высокий статус их службы, требующей «почета и уважения, каковые они иначе не смогут поддерживать»[1705]. Это не помешало попытке в ходе кабошьенского восстания сократить жалованье работников Налоговой палаты[1706]. Причем эти реформы опирались на жесточайшую критику служителей ведомства, которая отражена и в «Хронике» монаха из Сен-Дени. Так, автор пишет об осуждении в ходе заседаний Штатов 1413 г. чрезмерного жалованья представителей финансовых ведомств: якобы генералы