Сквозь тьму и свет - Райан Кейхилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алеа и Лирей ахнули, когда Эйсон бросился в темноту леса. Из глаз Лирей катились слезы, Алеа принялась ее утешать, а Тэрин помчался в лес вслед за Эйсоном.
Эйсон ревел, он обратился к Искре, притягивал к себе нити Земли и Духа, упал на колени и ударил кулаками по покрытой настом траве так, что затрещала промерзшая земля. Сердце отчаянно колотилось о ребра, кровь бушевала в жилах, заглушая все звуки негромким гудением. Он наполнил пустоту души гневом, позволив ему пройти сквозь тело, как лесному пожару. Слезы обжигали глаза, ярость терзала сердце.
Он не собирался терять самообладание. Молодая эльфийка была всего лишь ребенком, повторявшим чужие мысли. На самом деле ее слова стали искрой, от которой вспыхнуло пламя, ничего больше. Истинной причиной его ярости являлась пустота, воцарившаяся в душе. За прошедшие четыреста лет он сумел похоронить большую часть боли от гибели Лиары. Но больше ничего не смог сделать – только похоронить. На самом деле она не ушла. Человек не в силах справиться со смертью своего дракона. Такое вообще невозможно. Как жить, когда рвется душа?
Частично ему помогла Нейя. Ее губы, касавшиеся его губ, в эти мгновения он снова становился целым – впервые с того момента, как Лиара рухнула с небес на землю. Но и она ушла, оставив его одного растить двух сыновей в мире, который стремился лишь к смерти. А он даже не сумел обеспечить им безопасность.
Хруст заиндевелой травы нарушил тишину, образовавшуюся вокруг Эйсона.
– Твои слова будут преследовать девочку. – В голосе Тэрина не было гнева, он лишь сказал правду.
– Ей не следовало говорить о том, чего она не знает. – Эйсон закрыл глаза.
Он стиснул зубы, сделал глубокий вдох через нос, позволив воздуху наполнить грудь, стараясь успокоиться.
– Ты лишился чести? Эйсон, ты прекрасно знаешь, какое это имеет для нее значение. Она тебя уважает. Если ты сказал, что она лишилась чести, значит, так и есть.
– Я поговорю с ней. У нее теперь есть долг чести. Таков ваш путь, – ответил Эйсон.
– Мы тоже когда-то были молодыми, друг мой. И далеко не все видели тогда так, как сейчас.
Гнев, который столь стремительно завладел Эйсоном, отступил, и вернулось чувство утраты. Эйсон открыл глаза и поднялся на ноги.
– Я сожалею. Я… утратил контроль. Лиара зовет меня… Иногда мне кажется, что я схожу с ума, словно мой разум больше мне не принадлежит… – Его голос дрогнул. Эйсон поднял взгляд и посмотрел в глаза Тэрина, не обращая внимания на бежавшие по щекам слезы. – Я ее чувствую, Тэрин. Иногда я сплю, и ее сердце бьется в одном ритме с моим, ее разум зовет меня, чешуя кажется теплой под моими пальцами… А потом я просыпаюсь… и снова я один.
Тэрин сжал плечи Эйсона и крепко его обнял. Чувствуя крепкое объятие друга, Эйсон дал слезам волю. Тэрин сжал голову Эйсона двумя руками и прикоснулся лбом к его лбу.
– Быть ракиной – бремя, которое способны нести очень немногие. Никогда не думай, что я этого не знаю, друг мой. Но ты не одинок и никогда не будешь. Я в течение столетий сражался рядом с тобой и умру рядом, если боги даруют мне такую честь. Однажды ты снова почувствуешь прикосновение разума Лиары. Но не сегодня.
– Серебряный Клык, Сломанный. Я принес новости от моей родни из Дрифейна.
Волосы на затылке Эйсона встали дыбом, когда анган бесшумно вышел из темноты леса, не потревожив ни одной травинки. Эйсон поднял руки и стер слезы с лица.
– И что тебе удалось узнать, Балдон?
– Империя взяла дралейда в плен. Они держат его в башне крепости, в Арисфолле.
Глава 32. Семья
Элла потерла руки, дыхание облачком сорвалось с ее губ и устремилось в морозное утреннее небо. Оно напомнило ей дым, поднимающийся над трубами домов Прогалины, когда солнце вставало над Волкобразовой грядой. Странно, но это сравнение принесло ей что-то вроде утешения. Но также напомнило, что она оказалась очень далеко от родной деревни.
Утро наполнял беспрестанный скрип колес кареты, копыта лошадей стучали по камням, вокруг царил невообразимый шум, людской поток тек по длинной каменной дороге, что начиналась у огромных ворот Бероны, мимо кареты, рядом с которой шагали Элла и Фарда, и заканчивалась у горизонта, где люди походили на муравьев.
– Как их много, – с тихим вздохом сказала Элла.
– Они бегут от опасности. – Черный плащ Фарды развевался у него за спиной, уголки рта опустились вниз.
Он все еще сердился на Эллу, которая настояла на том, что они должны идти, а не ехать в карете. Впрочем, у них не было выбора. По мере того как они приближались к Бероне, людей на дороге с каждым днем становилось все больше, и Фейнир старался держаться как можно ближе к карете.
Люди пытались оказаться как можно дальше от волкобраза, смотрели на него с подозрением, что-то бормотали себе под нос, и она решила, что будет идти рядом с ним.
Элла наклонилась, на ходу провела пальцами по жесткому меху у него на спине и получила в ответ тихое рычание. Волкобраз шагал рядом расслабленно и спокойно, из чего она сделала вывод, что его не тревожат недовольные взгляды людей.
– Если на дорогах так много людей, значит, то, что случилось в Фарренмиле, не единичный случай, – сказал Фарда, поджав губы. – Все даже хуже, чем я думал.
Фарренмил. То, что произошло в деревне, каждую ночь повторялось в снах Эллы. Впрочем, это были не сны, а настоящие кошмары. Даже сейчас жуткие картины вставали у нее пред глазами: толстые шкуры араков, налитые кровью глаза, черные лезвия их мечей, рассекавшие до костей тела людей. Кровь. Столько крови!
Множество раз Элла просыпалась в холодном поту, а в голове у нее звучали крики умиравших людей. Она гнала эти мысли в самые дальние уголки сознания, помещала в маленькие коробочки. Нечто более важное поджидало их впереди.
При виде Бероны с ее снежно-белыми стенами, сверкавшими в лучах солнца, по спине Эллы пробежал холодок. Кэмилин ее поразил, Мидхевен заставил затаить дыхание, но они были несравнимы с Бероной, построенной из таких же белых камней,
