Сквозь тьму и свет - Райан Кейхилл

Данн хотел ответить, но придержал язык. В словах Алеа было гораздо больше яда, чем диктовало обычное раздражение. Он увидел путь, который мог вернуть ему ее хорошее отношение.

– Очевидно, существует множество вещей, которых я не знаю.

– Очевидно, – ответила Алеа, не поворачивая головы.

– Научи меня.

Услышав слова Данна, Алеа остановилась.

– Постой, мальчик, притормози.

Данн потрепал лошадь по шее и остановился рядом с эльфом.

Лирей вопросительно на них посмотрела, но побежала дальше, догоняя Тэрина и Эйсона, которые уехали вперед.

– Я тоже о нем беспокоюсь. – Грудь Алеа поднималась и опускалась, и Данн увидел гнев в ее золотых глазах.

Он не сомневался, что она имела в виду не лошадь, а Кейлена.

– Я знаю, что это так, – сказал Данн. – И сожалею.

– Мой народ живет в Аравелле не потому, что таков наш выбор, а из-за того, что нас его лишили. Нас беспощадно уничтожали после падения Ордена. Выгоняли из домов, убивали прямо на улицах. И все же мы не утратили веру. Даже после того, как она стоила нам единства нашего народа, после того, как жители Линалиона обвинили остальных в том, что произошло, мы сохранили веру, и она осталась с нами. Мои родители и их родители выросли под лесным пологом Аравелла, как и я. У нас не было шансов увидеть огромные города древности, но я не теряю надежду. Вот почему я здесь. Вот почему дала клятву охранять дралейда ценой собственной жизни. Я не ищу славы. Я здесь, чтобы сражаться за лучшее будущее, а Кейлен – его символ.

Данн сделал глубокий вдох, дожидаясь, когда улягутся вставшие на затылке волосы. По его телу пробежала дрожь.

– Кейлен и Рист были для меня почти братьями. Они всегда находились рядом, оставались лучшей частью меня, принимали правильные решения, когда я совершал ошибки. Без них… даже не знаю, кто я такой. Я не хотел терять самообладание в туннелях. Мне просто стало страшно.

Алеа подошла к Данну и положила руку на бок лошади.

– Друнир.

– Что? – спросил Данн.

– Так зовут твою лошадь. Имя означает Спутник.

Глава 31. Темнота

Кейлен хрипел, лежа на спине, холодный камень пола камеры давал небольшое облегчение от боли. Артим Валдлок сдержал свое слово.

Никогда прежде Кейлен не испытывал ничего подобного.

Новые раны покрывали его спину, грудь и ноги, на некоторых кровь запеклась, другие продолжали кровоточить. Ногтей больше не было на ногах и руках, и он не сомневался, что часть его ребер сломана. Скоро к нему придет целитель, чтобы смазать его раны, так происходило в каждую из восьми последних ночей. Чем лучше он исцелялся, тем больше его могли мучить потом.

Кейлен ощутил острую боль в животе, тело требовало еды. Он отодвинул голод в дальнюю часть сознания; сейчас не было никакого смысла его слушать. Стиснув зубы, Кейлен вытянул руку, засунул палец в кольцо меха с водой и услышал совсем тихий плеск внутри. Он ахнул от боли в боку, вытаскивая пробку и поднося носик меха к губам. Воды осталось только на то, чтобы смочить губы и язык.

Голос у него в голове советовал выплеснуть остатки воды на землю, говорил, что он долго без нее не продержится. Но на фоне мрачных слов в его сознании звучал голос отца: «Солнце сядет и поднимется снова, и так будет завтра, и послезавтра, и в любой следующий день. За это отвечают боги, но только наша воля позволяет нам подниматься, когда мы падаем».

Бросив пустой мех на пол, Кейлен закрыл глаза.

Высокий маг не солгал, но не понял самого главного. Как бы сильно он ни мучил Кейлена, все бледнело по сравнению с отсутствием Валериса в душе Кейлена. Пустота была осязаемой. Половина Кейлена исчезла, и его сознание оплакивало утрату.

Он продолжал слышать Валериса по ночам. Рев дракона разносился подобно грому, иногда от него даже тряслись стены его камеры. Ему хотелось сказать дракону, чтобы он держался подальше, но знал, что Валерис его не услышит, как он сам не мог приникнуть к сознанию дракона.

– Просто оставайся в живых…

Жевать жесткий хлеб, который зачерствел дня два назад, было трудно. Но если пропитать его соком свинины, он становился съедобным, и Данн жадно его глотал.

Он подобрался поближе к огню, который трещал и щелкал, изредка выбрасывая снопы искр в ночь. По мере того как зима все сильнее вступала в свои права, холод становился более агрессивным и постоянно атаковал его кожу. Отряд разбил лагерь всего час назад, а с того момента, как солнце опустилось за горизонт, прошло около трех. Никто не возражал против движения в темноте; они не могли терять время и обращать внимание на капризы солнца и луны.

Данн не очень хорошо понимал, где именно они находились. Утром он видел, что до гор Марин уже близко. Во всяком случае, Тэрин сказал, что это горы Марин. Сам Данн не имел понятия, так ли это.

Он совсем недавно впервые увидел Кэмилин, не говоря уже о горах, бросавших тень на столицу Илльянары, Аргону. Прогалина осталась далеко на западе, там не часто вспоминали Аргону, хотя торговцы и барды рассказывали о ее великолепии и богатствах. Казалось, барды только об этом и говорили, а еще о красоте сражений и чести воинов. Могу спорить, что любой из них обделался бы, увидев острие меча, направленного в его сторону. Единственный бард, чьи слова неизменно привлекали внимание Данна, сейчас сидел слева от него, скрестив под собой ноги, держа на колене жестянку с угольными палочками и маленький блокнот в руке.

– Что это? – спросил Данн.

Тэрин приподнял бровь.

– Это? – уточнил он, глядя на блокнот. – Ничего интересного. Всего лишь мой валур.

Данн поджал губы, глядя на Тэрина, и вопросительно пожал плечами. Получить прямой ответ от эльфа было не проще, чем выжать воду из камня.

Тэрин улыбнулся, казалось, он прочитал мысли Данна.

– Таков эльфийский обычай: каждый эльф, который берет в руки оружие, должен научиться созидать. – Это, – продолжал он, указывая на свой блокнот, – мой способ созидания.

Несколько остроумных замечаний пришли в голову Данна – ему ужасно нравилось дразнить Тэрина, – но идея валура показалась ему вполне понятной. Вот почему он прикусил язык и стал смотреть, как рука Тэрина быстро перемещает по бумаге угольную палочку и на чистом листе возникает волкобраз.

Эйсон стоял под деревом с другой стороны костра, и Данн с трудом различал его сквозь пламя. Он всегда