За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье - Юрий Борисович Ильинский

Я сел на постель, коснулся рукой спящей, она тотчас пробудилась, моментально облизав мне лицо и руки. Собачка так обрадовалась моему появлению, что хоть и падала то и дело, нетвердо держась на ногах, кувыркалась, все же вставала и вновь устремлялась ко мне. Обхватив передними лапками мою руку, собачка крепко держала ее, не выпуская, и вылизывала, вылизывала, потом, не прерывая своего занятия, вдруг присела, и по покрывалу поползла янтарная струйка. Что поделаешь — дитя есть дитя…

Когда вернулась с работы жена, выяснились некоторые подробности: во-первых, оказалось, что Габби — пудель, во-вторых, что брюнеткой она будет недолго, до первой стрижки, а вообще-то должна быть пепельной, в-третьих, что она иностранка, представительница знатного рода, а полное ее имя Ян-Габби-Нут. Ни больше ни меньше!

Габбичка была очаровательным щенком со всеми присущими ее возрасту позитивными и негативными моментами, причем последних почти не было, если не считать потери кое-каких вещей, оказавшихся доступными ее острым зубкам, и большого количества естественного происхождения пятен на паркете, которые легко удалялись с помощью совка и тряпки.

Вскоре произошла метаморфоза: из черного каракулевого кокона вылупился прекрасный мотылек, превращение это было для нас с женой неожиданным, хотя мы знали, что собачка должна сменить окраску. До Габби пуделей мы никогда не держали, знали о них очень мало. Было известно, что собаки этой породы сообразительны, очень послушны, артистичны, их часто можно видеть на арене цирка, в кино, где они умиляют зрителей своими трюками. Некоторые люди считают пуделей самыми умными, обаятельными и привлекательными собаками. Веселые, внимательные, беспредельно преданные хозяину, очень темпераментные, нервные, порывистые и ласковые, они любят играть и сами придумывают себе игры, приглашая человека принять в них участие.

Зная все это, я понятия не имел, до какой степени пудели меняются после первой стрижки. Мы с женой попросили хорошую знакомую постричь собачку, но получилось так, что нам понадобилось срочно на несколько часов уехать именно тогда, когда Габби начали стричь. Весь процесс, кстати сказать нелегкий для участвующих сторон, происходил, таким образом, во время нашего отсутствия. Мы вернулись, когда все было закончено, и ахнули: к нам бросилось длинноносое серенькое существо и запрыгало вокруг нас. Перемена была столь разительной, что мы, хотя и пребывали в далеко не радужном настроении — были для этого веские основания, не удержались от смеха и хохотали до тех пор, пока парикмахерша, заядлая собачница-пуделистка, не упрекнула нас в бессердечности: Габби может подумать, что вы смеетесь над ней, и обидится…

Но Габбичка не обиделась, она вообще никогда на нас не обижалась. С того дня Габби изменилась не только внешне — став настоящей красавицей, она совершенно иначе повела себя в обществе. Когда мы выгуливали ее, Габби держалась с исключительным достоинством, не шла, а вышагивала, вытягивала лебединую шейку, переступая изящными лапочками, на которых был выстрижен каждый пальчик. Прохожие восторгались красивой собачкой, а польщенная Габбичка с независимым видом дефилировала перед ними, хотя рефреном повторяющиеся слова «Какая красивая собачка» должным образом оценивала, воспринимая их с видимым удовлетворением.

На людях Габбичка держалась как английская леди, дома же, по выражению нашей соседки Наташи, превращалась в «летающую тарелочку», ибо, когда затевала игры, а в играх она была неутомима и изобретательна, «летала» по квартире, совершая гигантские прыжки, прыгая со спинки кресла на тахту, оттуда кому-нибудь из нас на плечо, запрыгивала куда-нибудь повыше, причем это прыгание, идущее в сумасшедшем темпе, могло продолжаться часами. Очутившись в сквере, во дворе, в поле, Габби самозабвенно носилась взад и вперед и была неутомима. Оказавшись на лугу в густой траве, Габби шныряла в травяных джунглях, время от времени высоко подпрыгивая, как заяц, чтобы сориентироваться на местности, потешно взмахивала ушами.

Очень смышленая собачка быстро научилась разным нехитрым командам. В Москве периодически проходили выставки собак, многие их владельцы готовились к выставкам заблаговременно, затрачивая массу сил, времени и денег ради того, чтобы их любимцы получили какие-либо награды. Мне заниматься этим было недосуг, супруга тоже была постоянно занята, но однажды все-таки не устояла и вместе с Наташей повела Габби на выставку, где та промаршировала перед трибунами, и судьи, посовещавшись, присудили ей за красоту Большую золотую медаль. Сидевшая на трибуне для зрителей Наташа от избытка нахлынувших чувств и волнения расплакалась, что же касается медалистки, то она держалась индифферентно, была совершенно невозмутима, зато, вернувшись домой, вознаградила себя за проявленную сдержанность и «летала» по квартире до полного изнеможения.

Габби была очень веселой и жизнерадостной собачкой, дома она постоянно улыбалась всем нам вместе и каждому в отдельности, однако стоило ей выйти в город, поведение ее тотчас же менялось.

В те годы я много ездил по стране, бывал и за рубежом, по нескольку месяцев жил в Сибири и республиках Средней Азии. Письма писать ленился, звонил домой по телефону, и всякий раз Габби догадывалась, с кем говорит жена, прыгала ей на колени, утыкалась остреньким черным носиком в трубку, силясь услышать мой голос. В таких случаях жена просила меня сказать Габбичке пару слов, я, конечно, говорил, Габби внимательно слушала, вертела головой, пытаясь понять, куда запропастился ее хозяин и как он умудряется ей что-то говорить, оставаясь совершенно невидимым.

Когда мы были дома, Габби была очень счастлива; от нее исходило теплое, незримое облачко, оно обволакивало нас, и сердцу становилось легко и спокойно. Вероятно, некоторые читатели сочтут меня чрезмерно увлекающейся натурой, проще говоря, выдумщиком, но я твердо убежден, что не только мы влияем на собак, но и они в той или иной степени влияют на нас, причем весьма и весьма положительно. Происходит это, например, когда хозяин или хозяйка заболевают.

Мне выпало перенести очень тяжелую болезнь, посчастливилось, как говорится, вернуться с того света. И не однажды. И в том, что я еще хожу по земле, не последнюю роль сыграли мои собаки, в частности Габби. Когда я лежал в больнице, жена приезжала с ней меня навещать. В палату Габбичку конечно же не пускали, но этого и не требовалось, я подходил к распахнутому окну, любовался бегающей по больничному парку собачкой, жена брала Габби на руки, я ее окликал, а она, увидев меня, начинала вытворять такое… Когда, выписавшись из больницы, я лежал дома, Габби ни на минуту не оставляла меня одного, ласкалась, разыгрывала специально для меня какие-то сценки, показывала, как она подкрадывается к голубю, преследует кошку. Если же я уставал, Габби усаживалась у постели, я дремал, поглаживая собачку, а она не сводила с меня внимательных глаз. Когда я засыпал,