Воспоминания одной звезды - Пола Негри

недовольным видом подписал нужные бумаги. Бракосочетание прошло без всякой помпы, гражданскую церемонию вел мэр городка, что неподалеку от моего замка. Его крошечный кабинет до отказа заполнили генерал Мдивани, моя мать, Гулевич, несколько близких друзей и Хосе Мария Серт, который был шафером Сержа.

Пола Негри и Серж Мдивани в день своей свадьбы, 1927

Когда мы вышли из мэрии, я была изумлена, что главная площадь городка забита сотнями зевак и, конечно, репортеров. Некоторые даже приехали сюда из Парижа в специально нанятом транспорте. В очередной раз получилось, что именно о новости, которую я не собиралась афишировать, проговорился кто-то на киностудии или даже из близких знакомых.

Мама сразу взялась за дело, договорившись, что все желающие могут принять участие в фуршете с шампанским, который устроили под навесом посреди сада около замка Серэнкур. Хотя мы никого из этих «гостей» не приглашали, мама была уверена, что они пришли сюда, желая поздравить нас, а поэтому заявила: «Как же мы можем отправить их домой на голодный желудок». Празднование нашего бракосочетания еще продолжалось, а мы с Сержем потихоньку улизнули, чтобы отправиться в свадебное путешествие. Предполагалось, что первую ночь мы проведем в отеле «Нормандия» в Довиле, а поутру поплывем на заранее заказанном небольшом катере вдоль нормандского побережья, к островам в проливе Ла-Манш.

Этот план, однако, был изменен, как только Серж обнаружил притягательное очарование казино, которое находилось рядом с отелем. Притом тем сильнее его очаровал тот факт, что ему предложили кредит, чтобы он мог покрыть свои довольно значительные игорные долги… Каждое утро мой новоиспеченный муж одаривал меня любящей улыбкой, а также счетом из казино на астрономическую сумму: похоже, он так ни разу и не выиграл… Через несколько дней я положила конец как улыбкам, так и этим счетам, заявив в казино, что не буду более оплачивать проигранные мужем суммы.

Лишенный удовольствий, Серж предложил наконец-то отправиться в наше плавание. Едва мы вышли в море и остались одни, он вновь стал таким же очаровательным и любящим, как прежде. Все наши мелкие повседневные невзгоды на суше вдруг испарились. Я вновь начала с непонятно откуда взявшейся уверенностью радоваться будущей жизни с ним. Это ничем не замутненное счастье продержалось все время нашего путешествия и в те дни, когда мы прощались с нашими близкими перед обратной дорогой в Голливуд. Лишь когда мы уже добрались до середины Атлантического океана, все начало вдруг меняться.

По утрам Серж обычно выходил из нашей каюты еще до того, как я просыпалась, и отправлялся в гимнастический зал. Я завтракала в постели, неторопливо одевалась и встречалась с ним уже во время утреннего моциона по прогулочной палубе. Как-то утром я ненадолго остановилась, чтобы поболтать с одним мужчиной, с кем Серж познакомил меня накануне вечером. Хотя его можно было счесть человеком приятным и внешне привлекательным, я все же не могла взять в толк, что в нем привлекло Сержа, настоявшего, чтобы тот провел с нами весь вечер. Мой муж вообще часто так поступал. Им владело необъяснимое, навязчивое желание дружить со всеми на свете… Когда я завидела Сержа, который двигался в нашу сторону быстрыми шагами, я весело воскликнула:

— О, а вот и мой заблудший муж.

Но он, едва кивнув своему лучшему другу предыдущего вечера, крепко подхватил меня под локоть и увел подальше от него… Как только мы оказались достаточно далеко, чтобы тот не мог слышать, Серж заявил самым решительным тоном:

— Я этого не потерплю! Не позволю каждому встречному и поперечному на этом корабле флиртовать с тобой.

— Но он вовсе не флиртовал, а вежливо разговаривал со мною.

К тому же он твой приятель, а не мой…

— Ты перечить мне надумала? Ты моя жена, значит, должна во всем повиноваться мне.

— Замечательно! — саркастически хмыкнула я. — Заведи в доме женскую половину, мне тогда из твоего сераля нельзя будет и шагу сделать! Правда, мои возможности зарабатывать деньги будут несколько ограничены. Но я уверена, что мой супруг, который ведет себя как персидский паша, легко сможет обеспечивать нас на том же уровне, к какому я его приобщила.

— Ты вечно думаешь о деньгах, и только. А они не могут все купить.

— Ну, если судить по тем долгам, что ты наделал, а потом передал мне все счета на их оплату, сам-то ты вроде об этом частенько забываешь…

— Не смей переводить разговор на другую тему! — разгневался он. — Ты теперь кто? Княгиня! Поэтому отныне должна оставаться в каюте, пока я за тобой не приду!

Я промолчала, сдержала гнев, так как по опыту знала: когда он впадал в столь дурное расположение духа, лучше всего было отступить и ожидать, что вскоре он предъявит какой-нибудь счет для оплаты очередной своей блажи, которой он не смог противостоять. Я понимала, что причина такого поведения — чувство вины за то, что он целиком и полностью зависел от меня в финансовом отношении. Но я надеялась, что в Калифорнии все придет в норму, он снова сможет что-то зарабатывать, хотя бы на собственные прихоти. Мне почему-то вообще не пришло в голову, что в статусе мужа богатой актрисы Серж даже не соизволит вернуться на нефтепромыслы.

Я наивно предполагала, что в Голливуде мы с Сержем, обретя свое место среди сообщества живущих там работников кино, начнем вести обычную светскую жизнь, а это позволит максимально выявить его таланты, его способность вести утонченную, остроумную беседу. Но не тут-то было. Обитатели Голливуда выжидали, не торопясь заводить с нами какие-либо отношения, прежде чем не станет ясно, как общество, то есть кинозрители, отреагируют на наш брак, и лишь после этого или выступить объединенным фронтом против нас, или поддержать и принять в свой круг…

А отклик на мое замужество был мгновенным. Сборы от проката последнего фильма «Колючая проволока», которого поначалу ожидал невероятный успех, сильно упали сразу после новостей о том, что я вышла замуж. Почта от поклонников, отвечать на которую приходилось нанимать целый штат секретарей, теперь вообще перестала приходить, кроме нескольких ругательных писем. Процветавший в Америке культ Валентино сыграл против меня: зрители в своей массе желали наказать меня за то, что я осмелилась жить своей жизнью, а не посвятила себя исключительно сохранению памяти о Руди, как будто я в самом деле могла забыть его хотя бы на минуту. Он сам ни за что на свете не пожелал бы мстить мне. Руди слишком сильно любил жизнь, чтобы не ужаснуться от одной