Воспоминания одной звезды - Пола Негри

устраивали такие известные личности, как махараджа Капуртхалы; Анна Гулд, герцогиня де Талейран[257]; князь Доминик Радзивилл[258] и Бетси Дрексел Леар[259]. Поскольку киностудия запретила мне делать заявления, мое положение ухудшалось все больше и больше, и я могла оказаться вовлеченной в эту историю еще серьезнее.

На меня без конца со всех сторон сыпались всевозможные противоречивые советы, так что я даже не могла понять, как выйти из сложившегося положения, поэтому уехала из Парижа. Я попыталась скрыться у себя в замке, где мама встретила меня хлебом-солью — этими традиционными польскими символами радушного приветствия на пороге нового дома. Древний обычай с его извечной, вневременной глубиной разом успокоил меня, заставив исчезнуть все сиюминутные заботы. Я решила, что здесь, в окружении старинного уклада жизни, смогу прийти в себя и как следует продумать, как все же разрешить неожиданно возникшую проблему.

Гулевич отлично справился со своей задачей по переустройству замка, и теперь все было невероятно красиво. Вокруг благоустроенных газонов были посажены кустики мирта, на них падала тень от величественных старых каштанов, а ниже по склону ярко мерцали воды озера, по которому мирно плавали лебеди. Бледно-зеленые ростки только-только появились сейчас, ранней весной, на цветочных грядках, расходившихся, соблюдая великолепную симметрию, по трем сторонам главного здания. Внутри замка теперь имелись современные удобства: отопительные системы и сантехника были установлены так, что не бросались в глаза, чтобы не испортить идеально проведенную реставрацию, которая выявила прежний лоск этого дома. Причем это подчеркивалось во всех помещениях тщательным подбором и мебели, и драпировок, и резных деревянных деталей. Гулевич надзирал также за работами на ферме и жил в славном коттедже на территории вокруг замка. Лопек (он обретал на третьем этаже главного дома, как и дочь Казимира, Галька, со своим мужем) следил за тем, чтобы работавшие у нас двадцать слуг выполняли свои обязанности спокойно и в нужное время.

Но радость моя оказалась недолгой. Уже через несколько дней на пороге возник Серж Мдивани в сопровождении своих аристократических союзников, и все они принялись настаивать, что пора назначить день свадьбы. Причем, как оказалось, больше всех ратовала за это Бетси Леар. Эта милая дама, незадолго до того овдовевшая[260], уговаривала меня с такой теплотой в голосе, возвещая мне с позиций, казалось бы, здравого смысла, что с Сержем я могла бы пребывать в неге, что он сильно любит меня, и в результате довольно серьезно ослабила мое неприятие самой идеи супружеских отношений.

Правда, я еще не капитулировала окончательно, так как не могла отделаться от ощущения, что выйти замуж на этом жизненном этапе означало бы для меня прервать ту полосу удач, которая позволила мне совершить столь длительное восхождение в эмпиреи актерской профессии.

Чувствуя мое сопротивление, клан Мдивани устроился в замке, в очередной раз всячески проявляя свой талант, которым все они были чрезмерно одарены, — талант быть очаровательными и остроумными. Они блистательно демонстрировали знание этикета и светских манер, причем в моем доме постоянно появлялись их выдающиеся друзья и знакомые, кто, по их мнению, мог бы меня развлечь. Часто приезжал великий композитор Морис Равель, известные писатели Клод Анэ и Пьер Бенуа. Появлялся и бесспорный король парижских денди, маркиз Бони де Кастелан, он невероятно забавлял меня своими уморительно ехидными историями о проделках людей его круга — аристократов. Однажды приехала великая балерина Кшесинская, и у меня сразу ожили детские воспоминания, как я танцевала в балете. С той поры она вышла замуж за одного из немногих оставшихся в живых Романовых — это был великий князь Андрей Владимирович. Они жили на Ривьере, где она очень многое сделала для создания Русского балета Монте-Карло, который впоследствии стал широко известен во всем мире. Еще приезжал в гости уже знаменитый Пабло Пикассо. Я до сих пор сожалею, что мне пришлось тогда отказаться от его предложения написать мой портрет, поскольку не знала, когда именно мне пришлось бы возвращаться в Голливуд, хотя он вдруг все больше стал казаться мне таким далеким. Именно об этом Серж и просил всех этих замечательных, вдохновлявших меня людей: надо было сделать так, чтобы Америка представлялась мне как нечто невероятно далекое, а свадьба с ним как нечто очень близкое.

Чары семьи Мдивани начали оказывать свое воздействие и на мать. Старый князь постепенно переламывал ее сопротивление, используя сочетания льстивой учтивости и обезоруживающе искренние высказывания о собственных сыновьях. Он открыто признал, что не одобряет их стиль жизни и что надеется на женитьбу как на средство, которое будет стимулировать Сержа наконец-то заняться чем-то серьезным. В то же самое время, рассуждал он, это помогло бы сгладить трагические воспоминания, до сих пор слишком сильно влиявшие на ее дочь. Тут моя мама, пусть не слишком охотно, не могла с ним не согласиться.

Больше остальных Мдивани мне нравилась сестра Сержа Руся. Эта красивая молодая женщина была известна всему Парижу своим эксцентричным поведением. Ее постоянно видели в компании двух обезьянок, наряженных в роскошные костюмы из парчи, которые сверкали бриллиантами, изумрудами и прочими драгоценностями.

Руся очень близко дружила с Хосе Мария Сертом[261] и его женой. Слава Серта как великого художника-монументалиста и скульптора главным образом сложилась в результате влиятельного положения его жены, ее звали Мися[262]. Она была немного старше его и держала в Париже свой знаменитый блистательный художественный салон, что помогло многим художникам (например, Модильяни) заявить о себе. В юности она близко дружила с Тулуз-Лотреком. Другой близкий друг Миси — величайшая французская писательница Колетт.

Но дружба Руси с супругами Серт заставляла многих недоумевать, поскольку было непонятно, как именно существовал этот ménage-à-troyes[263].

Проказы и чудачества Руси меня пленяли, а ее искреннее, теплое отношение ко мне настолько вызывали желание доверять ей, что в результате она могла оказывать на меня серьезное влияние.

Однажды Бетси Леар устроила милую вечеринку в нашу честь, это было в ее роскошном парижском доме, в поздний час, после посещения театра. Там было очень весело, и бо́льшую часть времени я провела в компании занятного молодого человека, который, казалось, не имел никаких иных побуждений, кроме того, чтобы рассказывать остроумные истории и приносить для меня из буфета различные деликатесы и напитки. Это был приятный человек, однако настолько никак не связанный с моей жизнью, что к концу вечеринки я со смущением обнаружила, что даже не знаю, как его зовут.

После вечеринки Серж, весьма хмурый и недовольный, проводил меня в отель Plaza Athénée: эту ночь я