Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - Константин Маркович Азадовский

как он, выпускник Ленинградского пединститута, впервые обратился к М. К. в 1946 г. и получил от него ответ – «слова поддержки, одобрения и готовности помочь в моих делах»[88]. Обмен письмами повлек за собой личное знакомство и тесное общение. Приехав в Ленинград, Путилов побывал на семинарских занятиях М. К. в университете и получил возможность обсудить в Секторе народнопоэтического творчества свою первую книгу, только что изданную в Грозном («Песни гребенских казаков»). Безошибочно угадав в Путилове будущего крупного ученого, М. К. сделал все возможное, чтобы ввести его в «большую науку»: принимал у него (вместе с В. Я. Проппом) кандидатский экзамен, помогал при защите диссертации[89] и надеялся со временем видеть Путилова среди сотрудников Пушкинского Дома (это осуществится позднее – в год смерти М. К. и уже без его участия).

Во время защиты М. К. стало плохо. Путилов вспоминает:

…Марк Константинович потянулся налить себе воды, и вдруг я увидел, как тело его стало клониться в мою сторону, стакан выпал из руки, и голова странно склонилась. Я успел подхватить его. Заседание прервалось. Марка Константиновича унесли в другую комнату, затем заседание возобновилось… Когда все кончилось, я поспешил в кабинет, где на диване лежал Марк Константинович. Первое, что он сказал слабым голосом: «Я боялся, что испорчу Вам защиту. Слава Богу, все обошлось»[90].

Защита Б. Н. Путилова была последним «нормальным» научным событием в тогдашней жизни Пушкинского Дома. А затем, вспоминает Борис Николаевич, «наступила долгая черная полоса»[91].

Конец октября – начало ноября 1948 г. М. К. провел в Келломяки в писательском Доме творчества[92]. В отправленном оттуда письме к А. А. Шмакову звучат грустные нотки:

Приходится сокращаться, от многого отказываться, выполняя тот завет Гёте, который Тургенев поставил эпиграфом к своему «Фаусту»[93]. Ведь как-никак, а в этом году мне стукнет 60 лет! Это – цифра! Это надо понимать!

Свой юбилей – 60-летие и 35-летие научно-литературной и научно-педагогической деятельности – М. К. праздновал у себя дома. Официального чествования не было, однако «дирекция и общественность» Пушкинского Дома изготовили по этому поводу художественно выполненный «адрес», торжественно поднесенный юбиляру 18 декабря. В тексте подчеркивались научные заслуги М. К. (прежде всего в области фольклора) и его преподавательская деятельность:

В Вашем лице мы ценим выдающегося ученого, который всю свою жизнь посвятил изучению народного творчества. Вы первый поставили проблему истории науки о фольклоре в связи с развитием понимания народности. Одним из первых Вы обосновали также на строго-научной почве собирание и анализ произведений народного творчества и изучение творческой личности сказителя.

Во многих областях фольклористики и литературоведения Вам принадлежит новое слово, послужившее отправной точкой для работ других исследователей. <…>

Научную работу Вы плодотворно сочетаете с широкой педагогической деятельностью в Ленинградском Университете им. А. А. Жданова.

Нет сомнения, что воспитанные Вами молодые фольклористы с честью понесут вперед знамя советской фольклористики, самой передовой в мире науки о народном творчестве.

Кто именно составлял этот текст, неизвестно; скорее всего, это было коллективное творчество. Под текстом стояли подписи научных сотрудников и аспирантов Пушкинского Дома, в том числе В. Адриановой-Перец, А. Астаховой, Б. Бухштаба, Г. Бялого, Л. Гинзбург, Г. Гуковского, В. Жирмунского, И. Зильберштейна[94], Н. Пиксанова, С. Рейсера, И. Толстого, Б. Томашевского, Б. Эйхенбаума, всех пушкинодомских фольклористов и других сотрудников (всего 78 подписей)[95].

В более официозной тональности был выдержан второй адрес – от сотрудников Ленинградского университета:

Все Ваши работы – начиная с мелкой рецензии и кончая многотомной <так!> «Историей русской фольклористики» – проникнуты духом советской науки, для которой идеи советского патриотизма и народности являются определяющими. Вы никогда не признавали «чистой науки» и всегда боролись против вредного буржуазного лозунга «наука ради науки». Во имя советской, партийной науки, во имя изучения фольклора Великой Октябрьской социалистической революции предпринята была Вами большая педагогическая и редакторская работа. Вы воспитали сотни молодых советских фольклористов, с честью продолжающих заложенные Вами традиции. Вы являетесь организатором и редактором старейшего и лучшего фольклористического издания в нашей стране «Советский фольклор».

Вы являетесь одним из выдающихся советских литературоведов. Ваши прекрасные работы по изучению декабристов, Тургенева, Пушкина, Лермонтова, Языкова, Ершова, сибирской литературы и др. прочно вошли в научный оборот.

Не можем мы не отметить в день Вашего юбилея и характерных черт Вашей личности – чувства товарищества, активного желания помогать молодежи, стремления довести до полноты совершенства не только собственный труд, но и труды Ваших младших товарищей и учеников (87–3).

Под текстом стояли подписи виднейших профессоров и преподавателей ленинградского филфака: И. Айзенштока, М. Алексеева, Р. Будагова, Г. Бялого, В. Десницкого, В. Евгеньева-Максимова, И. Еремина, Н. Мордовченко, В. Проппа, Б. Реизова, М. Тронской, И. Тронского, И. Ямпольского и др. (Некоторые подписи – Г. Гуковский, В. Жирмунский, Н. Пиксанов, Б. Эйхенбаум – присутствовали и в пушкинодомском адресе.) Хочется обратить внимание на некоторые фамилии – они встретятся нам в дальнейшем: Г. Бердников, декан филологического факультета (с сентября 1948 г.); Н. Лебедев, секретарь факультетского партбюро (с октября 1948 г.); Е. Наумов, преподаватель кафедры советской литературы.

Вечером 18 декабря в квартире Азадовских собрались друзья, коллеги и ученики М. К. Поступило в этот день и несколько поздравительных телеграмм. Одна из них – от кафедры русского фольклора Московского университета, подписанная П. Г. Богатыревым и Э. В. Померанцевой. Другая, инспирированная Ю. Г. Оксманом, – от кафедры русской литературы Саратовского университета.

Остроумный Б. М. Эйхенбаум прислал телеграмму: «Приветствую дорогого современника зрелым возрастом юность позади зато впереди народная мудрость» (73–32; 1).

Звучала, разумеется, и «сибирская тема», например, в поздравлении от М. А. Сергеева:

Значительная часть Ваших неустанных трудов посвящена Сибири. Думаю поэтому, что я верно выражу чувства Ваших многочисленных сибирских друзей, товарищей, учеников, приветствуя в Вашем лице непревзойденного знатока этой страны, замечательного исследователя ее культуры, с именем которого связана блестящая глава советского сибиреведения (70–14; 5).

О том же писал и старинный друг А. Н. Турунов:

Особенно приятно мне отметить, что все долгие годы жизни Вы не порывали связи с Сибирью и много сделали хорошего для ее культуры. Вот за это особенное Вам спасибо (71–47; 18).

Пришло также поздравление из Грозного – от Б. Н. Путилова:

Я знаю, что все, кому дороги интересы нашей науки, встретят тридцатипятилетие Вашей работы в фольклористике как свой праздник.

Можно ли представить