Конь бѣлый - Гелий Трофимович Рябов

сдам вас на границе?» — «Вы тогда беседу нашу должны были записать. И предъявить в доказательство. Мне что… Я — француз, Клод де Шавиньи меня зовут на самом деле, у меня французский паспорт, я служащий солидной парфюмерной фирмы — разве не чувствуете амбре? Так что мимо, друг мой…» Вгляделся, улыбочка пропала, в свинцовых глазках тупое безразличие: «Переиграл я вас, поручик Малахуев. Вы — говно, а у красных какая разведка… Всех-то дел: убедить сопредельные государства, что не кровью пахнет, а подмышками Владимира Ильича. Не рыпайся, мудак, с дыркой будешь… — Дуло уперлось в лоб. — Какие будут предложения, глиста?»

Ошеломлен был собеседник. Чего там — просто убит, уничтожен, растерт по стенке без остатка. Губы прыгают, слюни на подбородок текут, руки ходят ходуном, цвет лица изменился в очень худшую сторону. Не ожидал так нарваться, никак не ожидал.

— Что ж… Конечно… Я, собственно… — лепетал, преданно, по-собачьи заглядывая в глаза. — Вы… только, значит… Это…

— Не сучи ногами. Мерзость… Всегда говорил: люди из комендантских структур контрразведки нужны, конечно, но все они мразь шизоидная.

— Я… изложу вам план нашей… То есть — большевистской операции. Замысел грандиозен… Вы озолотитесь в буквальном смысле…

— Золото Александра Васильевича спиз…л? На станции Зима?

— Знаете… — Стакан с пивом упал и разбился. — Что вы со мной сделаете, что? Вы сохраните мне жизнь? Я могу быть вам очень полезным, очень, только прикажите, я исключительно надежный человек!

Бабин нахмурился:

— Это вряд ли… Предал нас, теперь их предаешь. Не верю я тебе.

— Хорошо! В соседнем купе едет замрезидента ихней разведки Кувалдин Мирон Григорьевич. Это псевдоним. Настоящая фамилия Гаджиев Мурза. Задание…

— Как выглядит Мурза?

— Толстый блондин с черными глазами. На лацкане пиджака золотая лира. Блондин, потому что в парике. Парик приклеен. Он выбрит наголо.

— Хорошо. Сейчас мы пойдем к другим участникам операции. Представишь меня как второго замрезидента, понял? Кто эти люди?

— Вы прозорливец! Это проводники соседнего вагона Кузьмины!

— На чем вы их завербовали?

— Не… Не знаю.

— Опять врешь. Это Дебольцовы — Алексей Александрович и…

Поручик бросился, как бык на красную тряпку. На что он рассчитывал, бедный… Хлопок выстрела слился с ударом колеса по неровному стыку и — маленькая, аккуратная дырочка черного цвета посередине высокого глупого лба, кровь даже не вылилась. Бабин убрал пистолет, сказал сквозь зубы: «Ты, милай, поскучай, я за полковником схожу, там решим — куда тебя выкинуть…»

Но еще оставался «товаристч» Гаджиев, замрезидента.

…Дебольцовых нашел в соседнем вагоне, в служебном купе — встревоженных, но тем не менее вкусно пьющих крепкий чай. Увидев Бабина, Алексей сделал мрачное лицо:

— Однако вы теперь похожи на поэта Маяковского: «Эсер с монархистом шпионят бессонно — где жалят змеей, где рубят сплеча. Ты знаешь путь на завод Михельсона? Найдешь по крови из ран Ильича». Вот вам и суть текущего момента, товаристч…

— Маяковского читаете… Врага надобно знать. Особливо — дела его. Ильича упомянутого товаристчи по партии и гробанули. Под руководством Железного… Вы историю партии не изучаете? А зря… Ильич Эдмундовича в грош не ставил, Брестский мир подписал, а левые коммунисты — во главе с предчека — за измену делу ревции Ильича и подкузьмили. Ладно. У меня в купе труп господина поручика. Малахаева, так сказать. Второго в лицо не знаю и боюсь, что описание Малахаевым дано никчемное. Ваши предложения?

— Забавно… Ну, допустим, соратничка моего по контрразведке мы сейчас выкинем. Поезд идет верст под восемьдесят, он далеко укатит, вряд ли подберут…

— Ты поговори с проводником соседнего вагона, — подала голос Надя. — Может быть, помнит, кто рядом с Петром Ивановичем в купе?

— Верно… — удивленно произнес Алексей. — А ты славно мыслишь, Надежда. Я пойду?

— А мы пока чайку попьем, — улыбнулся Бабин. Проводника Дебольцов застал за уборкой. Поздоровались, закурили.

— Много у тебя? — затянулся Алексей крепкой советской папиросой.

— Да пять человек. Два купе по двое, в этим — один, — показал на двери Бабина. — Дорого, паспорта, опять же… Мало кто границу пересечь намерен. Почитай — в Хайларе все и сойдут. В Советы единицы поедут.

— Вот и я говорю: дорого и без смыслу, — поддержал Дебольцов.

— Ну почему? Наладят маршрут — многие поедут. Чем с пересадкой — от Пекина до Москвы в одном вагоне, на одном месте — восторг! Вот один такой как раз до столицы большевистской и едет, — ткнул пальцем в ту же, рядом с Бабиным, дверь. — Солидный мужчина…

— Чем это?

— Ну — костюм-тройка, цепочка часовая из золота — я толк знаю, высокий, тонкий — живота и в помине нет. И глаза: бесцветные, пронзительные, как глянул — насквозь!

— Ишь… — покачал головой Дебольцов. — Уж на что я человек равнодушный — а и то… покажи при случае.

— Ладно. А сейчас он в вагоне-ресторане, у него там как входишь — слева второй столик. Любит пожрать — я удивился! Ты заходи, у меня «Смирновской» бутылка есть.

— Ночью… — Дебольцов ушел.

* * *

В ресторан отправился Бабин, проводнику это было не с руки. Дебольцов же решил — при помощи жены — выкинуть труп из купе. «Ты уж прости… — грустно посмотрел на Надю. — Помнишь, я сказал тебе когда-то: загубил я твою жизнь». — «А я ответила, что люблю тебя. Алеша… Это грязная работа — убитого вышвырнуть вон. Да и вообще-то, на что мы с тобою согласились, — тоже грязь, — и, заметив, что Дебольцов хочет возразить, добавила тихо: — Грязь, Алеша, как ни крути. Но оправдание есть: бороться с исчадиями нравственными способами — это романтизм, наивность». — «Они считают исчадиями нас». — «Возможно. Но они воры и убийцы — не в первый раз говорим… Мы ведь только защищаем свою жизнь, свое будущее». Дебольцов горестно рассмеялся: «Парадокс в том, что Ленин выдвинул точно такой же лозунг: «Только та революция чего-нибудь стоит, которая умеет защищаться». — «Но ведь ре-во-лю-ци-я, согласись.