Конь бѣлый - Гелий Трофимович Рябов

возражений со стороны администрации дороги не последовало, только инспектор кадров взглянул с хитрецой: «Что же так, Леонид Петрович?» — «Марфе Сергеевне в Хайларе стало плохо, ее рвало, мы решили вернуться». — «Были у врача?» — «Нет, а зачем? Мы же увольняемся с прекрасного места, желающих — пруд пруди». — «Это верно, я так спросил… А почему вы всего за месяц — мы ведь с вами месяц не виделись? Научились так хорошо говорить по-русски? Вы были так косноязычны…» И Дебольцов понял, что никакой, даже самый большой опыт специальной работы не гарантирует от прокола. Сказал, смачно плюнув на пол: «А это вам все равно. Кому надо — тому я все объясню», — и ушел, впрочем, в очень дурном расположении духа. Бабин и Дятлов ждали дома, Надя что-то готовила на кухне, рассказал о случившемся.

— Я его не знаю. — Дятлов подошел к окну, отодвинул занавеску. — Вероятно, из нелегальной резидентуры или разведупра. Ему надо рот заткнуть.

— Разумеется, — кивнул Бабин. — Вы покажите полковнику соседнюю квартиру — для образования, — и ушел, проверив обойму браунинга.

Вышли в коридор, Дятлов открыл двери — там был очень сложный замок, и ключ напоминал хребет доисторического чудовища с картинки. Вошли, в комнате, стена которой примыкала к квартире Дебольцовых, стояли на подставке радиоприборы с наушниками, тянулись, исчезая в стене, провода.

— Во всех помещениях, включая сортир и ванную комнату, стоят микрофоны. Деев или его люди вели специальный дневник по поводу каждого вашего слова. Возьмите наушники.

Дебольцов послушно исполнил, послышался щелчок тумблера, и в наушниках отчетливо обозначился Надин голос: она напевала «На заре ты ее не буди».

— Дневник у вас есть? — Дебольцов вернул наушники на место.

— Вот он… — выдвинул ящик, протянул толстую тетрадь. Дебольцов пролистал.

— Чепуха…

— Верно. Потому вам и доверяли. А если что… Вы бы однажды утром не проснулись.

— Что с этим делать?

— Уничтожим. Вернется ваш товарищ — и мы покинем это место. У меня в городе есть квартира, о которой не знает никто. Кроме того… Запас денег в резидентуре примерно десять тысяч иен. Этого достаточно, чтобы нам исчезнуть навсегда.

— Вам исчезнуть. Мы должны работать.

— Что ж… Вы правы.

* * *

Инспектора кадров Бабин обнаружил сразу, в первый же проход по кабинетам, — слишком уж хороший портрет нарисовали Дебольцов и Надежда Дмитриевна. Дождался конца рабочего дня, когда веселая ватага служащих покинула свои конуры и разбрелась по улице — двинулся следом за «фигурантом», так обозначил по старой, жандармской привычке, объект предстоящего воздействия. Догнал в тот момент, когда на опустевшей улице инспектор решил остановить извозчика.

— Прошу прощения, — приподнял шляпу. — У меня есть к вам разговор. Месяца полтора назад вы оформили на службу двоих проводников…

— И что же? — Он был не из пугливых, Бабин сразу это понял.

— Мы сняли их с поезда в Иркутске.

— Кто это «мы» и кто вы такой?

— «Мы», товарищ, это ОГПУ. Что вы таращите глаза? Вы забыли, что КВЖД — это дорога СССР и распоряжается здесь СССР? Вы знаете, что ваши Кузьмины — на самом деле Дебольцовы и что полковник Дебольцов — сподвижник кровавого адмирала? Дебольцовы расстреляны, а с вами мы сейчас разберемся. Ты не ищи глазами, не хлопай, полиция предупреждена, тебе никто не поможет! — Схватил под руку, поволок, инспектор настолько обалдел, что даже не сопротивлялся. Зашли в подворотню, Бабин швырнул трясущегося, обмякшего к стене. — Говори, если можешь и есть — что…

— Но… Но… товарищ… Это страшная ошибка! Вас должны были предупредить! Я на связи у… Я работаю, вы понимаете? Я выполнял приказ!

— Чей? — Бабин неторопливо вытаскивал браунинг, вдруг остро всплыл в памяти мрачный двор в Казани, падающий Шейнкман и кружащиеся под перекладиной тела.

— Я не имею права назвать! Вы понимаете? Это важнейшая операция, вы совершаете ошибку!

— Я выполняю приказ, мой милый… А что у нас, у советской власти, правая рука не знает, что делает левая, — это надолго и всерьез, товарищ…

Глава 15

Выстрелил в лоб, как Малахаеву несколько дней назад. Вечером Дятлов привел на конспиративную квартиру — памятный Бабину «зубной кабинет». Здесь все осталось без изменений с того мрачного дня, только хлопья пыли покрывали пол, мебель, подоконники. Дятлов оторвал со стены календарь, под ним зеленела стенка сейфа, набрал код, открыл:

— Десять тысяч, паспорта. Можно заготовить на каждого хоть по три, компостер и печать имеются. Господа, я сделал все, что мог, более я вам не нужен. Как и говорил — возьму свои двадцать тысяч и скроюсь в Шанхае где-нибудь. А вам — Бог в помощь…

— Ощущаете себя предателем? — Бабин закурил. — Напрасно. Вы проиграли, вот и все. И повели себя достаточно разумно, это факт. Господа, предлагаю пересмотреть наше отношение к господину Дятлову… Кстати, кто у вас в СССР?

— Мать, жена, дочь. Ей пять лет.

— Если не вернетесь — родственников репрессируют.

— Верно. Но если я не вернусь — возможны варианты: вы не могли бы убедить полицию, что обнаруженные на кладбище трупы…

— Откуда вы знаете? — напрягся Бабин.

— Да вот… — Дятлов вытащил из кармана смятую газету, — я купил ее в день отъезда.

В разделе полицейской хроники сообщалось о том, что кладбищенский сторож нашел среди могил три отрезанных головы с обезображенными лицами и три обгоревших тела.

— Я понял… — Бабин вернул газету. — У вас есть паспорт, с которым вы здесь существовали?

— Вот… — снова открыл сейф, протянул.

— И еще два. Их нужно заполнить на имя Коммеля — Деева и одного из ваших бывших, простите, помощников. Я думаю, что утопленный мною автомобиль еще на месте. Кому-то из вас придется нырнуть, ночью, увы, но зато какое прекрасное приключение, господа!

— Лично я, говоря языком большевистским, не умею