Избранное - Лукиан

Из них же один получал необыкновенное наслаждение от мальчиков и женские ласки считал погибелью, другой, чуждый любви к мужчинам, испытывал страстное влечение к женщинам. Я был судьей в этом состязании двух боровшихся страстей и получил от него такое удовольствие, что и сказать не могу. Их слова запечатлелись у меня в ушах так, как будто они только что были сказаны. Поэтому, отбросив прочь все поводы, по которым ты можешь меня упрекнуть, я в точности перескажу все, что слышал от обоих.

Феомнест. А я встану отсюда и сяду против тебя чтобы

Ждать Эакида, пока песнопения он не окончит,425

а ты мерно повествуй о старинной славе любовного спора.

6. Ликин. Когда я задумал плыть в Италию, для меня снарядили быстроходный корабль, из тех судов с двумя рядами весел, какими, кажется, пользуются больше всего либурны — народ, что живет возле Ионийского залива. Едва получив возможность ехать, я поклонился всем отечественным богам и, призвав Зевса — Покровителя странников, чтобы он благосклонно помог мне в плавании на чужбину, выехал на паре мулов из города к морю. Обняв провожающих — а шла за мною толпа людей, которые, упорно желая учиться, постоянно бывали возле меня и теперь с большой тоскою ожидали прощания, — взошел я на корму и расположился возле кормчего. Когда вскоре усилиями гребцов отошли мы от земли и дуновения ветра стали, как пастухи, подгонять нас вперед, мы поставили посреди судна мачту и на ее вершине укрепили рею. Потом мы распустили паруса, собранные вокруг деревянных брусьев: понемногу заполнилось полотно, и мы полетели с таким, я думаю, свистом, с каким летит стрела; только волны тяжело шумели вокруг разрезавшего их носа корабля.

7. Но сейчас незачем распространяться обо всех важных или смешных происшествиях, которые случились во время плавания. Оставив за собой побережье Киликии и не без труда миновав Ласточкины острова — счастливые рубежи древней Эллады, — мы достигли Памфилийского залива и стали заходить в каждый город Ликии, наслаждаясь больше всего их преданиями: ведь там не видно ни малейшего остатка былого благоденствия. Так было до самого Родоса, посвященного Солнцу: там решили мы прервать бывшее до тех пор непрерывным плавание.

8. Гребцы, вытащив корабль на сушу, разбили близ него палатки, а я, когда мне было приготовлено пристанище против храма Диониса, стал бродить на досуге, получая необыкновенное удовольствие: ведь Родос — подлинно город Гелиоса, и красота его достойна этого бога. Проходя по портикам храма Диониса и рассматривая каждую картину, я одновременно наслаждался ими и вспоминал предания о героях, потому что тотчас бросились ко мне двое или трое людей и за небольшую плату стали рассказывать мне содержание картин; впрочем, по большей части я сам догадывался, что на них изображено.

9. Когда я вдоволь насмотрелся и уже подумывал о возвращении домой, выпала мне на долю самая приятная удача, какая может быть на чужбине: я встретил людей, с давних пор близких мне. Пожалуй, и ты их знаешь: ты мог их видеть здесь, потому что они нередко навещали меня. Один был Харикл из Коринфа, юноша и сам по себе не безобразный и не чуждавшийся заботы о своей внешности, поскольку он стремился нравиться женщинам; с ним был афинянин Калликратид, человек простого нрава, который всему предпочитал политические речи и судебное красноречие. Он закалял свое тело гимнастикой; но, кажется мне, он любил палестры лишь из-за своего влечения к мальчикам: весь он был полон страстью к ним, а женщин ненавидел так сильно, что проклинал Прометея.426 Издали увидев меня, оба радостно и весело подбежали ко мне; когда же мы, как обычно, обнялись, каждый из них стал просить меня прийти к нему. Я же, видя, что спорят они слишком горячо, сказал: «Сегодня, Калликратид и Харикл, лучше будет вам обоим прийти ко мне, чтобы еще больше не возбуждать эту ссору. А в ближайшие дни (ведь я решил провести здесь дня три-четыре) вы в свою очередь угостите меня, определив по жребию, кто будет первым».

10. Так и порешили. В тот день давал обед я, на следующий день — Калликратид, за ним — Харикл. Уже за обедом отчетливо обнаружились устремления каждого из них. Афинянин был окружен множеством молодых и красивых рабов, и почти ни у кого из них не было на лице растительности, потому что рабы оставались при нем лишь до тех пор, пока первый пушок не оттенял им лица; когда же щеки у них покрывались мягкой щетиной, он отправлял их в свои афинские имения управляющими и надсмотрщиками. А за Хариклом следовал целый хор арфисток и танцовщиц, и весь его дом был полон женщин, как в праздник Фесмофорий; мужчин же там почти не было, разве что где-нибудь попадется на глаза ребенок или дряхлый старик повар, к которым по их возрасту никакая ревность не может питать подозрений. Уже это все служило, как я сказал, достаточно ярким признаком склонностей каждого из них. К тому же часто между ними возникали на короткое время столкновения, но споры эти кончались ничем. Когда же наступил срок уезжать, я, по их желанию, взял обоих с собою в плавание, потому что они, как и я, намеревались отправиться в Италию.

11. По пути мы решили причалить у Книда, чтобы осмотреть его: очень хотелось нам увидеть святилище Афродиты (ведь повсюду прославляют стоящее там творение Праксителя, и в самом деле восхитительное). Потихоньку подошли мы к земле; сама богиня, я думаю, послала ясную погоду,427 сопутствовавшую нашему кораблю. Пока остальные занимались обычными приготовлениями, я обошел Книд кругом, влекомый парой поклонников искусства любви; не без смеха я смотрел на непристойность глиняных статуэток, столь уместных в городе Афродиты. Обойдя сперва портики Сострата и все остальное, что могло доставить нам удовольствие, мы направились к храму Афродиты. Мы двое — я и Харикл — шли с большой охотой, а Калликратид — неохотно, потому что предстояло нам увидеть женщину; и я думаю, он охотно поменял бы Афродиту Книдскую на Феспийского Эрота.

12. Тотчас от самого святилища нам навстречу повеяли дуновения Афродиты: ведь внутренний двор не был устлан гладкими каменными плитами, уложенными на бесплодную почву, но, как и должно быть в храме Афродиты, был весь возделан и плодоносил. Все вокруг осеняли плодовые деревья, образовавшие свод простертыми высоко в воздухе густыми кронами. Сверх всего, пышно разросся там, у своей повелительницы, обильно усыпанный плодами мирт, принесший щедрый урожай; и все остальные деревья цвели здесь во всей красоте, какая дана каждому в удел. Дряхлость старческого возраста не иссушила их, и даже в самую пору зрелости они расцветали молодыми побегами. Вперемежку с ними стояли те деревья, которые плодов не приносят, но которым красота заменяет плод: кипарисы и платаны, до неба высотою, и с ними лавр-Дафна, перебежчица в стан Афродиты, прежде убегавшая от радостей этой богини. Жадный любовник-плющ подкрадывался к каждому дереву и обнимал его. Густые виноградные лозы были увешаны частыми плодами: ведь приятнее Афродита, соединенная с Дионисом, и сладостны оба в смеси; а если они разлучены, то меньше доставляют наслаждения. Под самыми тенистыми кущами деревьев стояли веселые ложа для тех, кто желал там устроить пир. Люди образованные редко приходили туда, но простой народ из города, собираясь там, справлял праздники и подлинно занимался делом Афродиты.

13. Вдоволь налюбовавшись растениями, мы прошли внутрь храма. Сама богиня — прекрасная статуя из паросского мрамора — воздвигнута посредине; она стоит гордая, с легкой усмешкой. Вся ее красота ничем не скрыта, не окутана никакой одеждой; богиня обнажена, и только чресла слегка прикрывает она одной рукою. И так сильно искусство ее творца, что камень, неподвижный и твердый по природе, как нельзя лучше подошел для того, чтобы изваять из него каждую часть тела. Тут Харикл, словно потеряв рассудок, воскликнул: Счастливейший из богов — Арес, связанный ради нее!»428 Потом он подбежал к богине, вытянул сколько мог и поцеловал ее, прильнув губами к мрамору, А Калликратид стоял молча и дивился про себя. Храм этот имеет двери с двух сторон, и желающие могут как следует рассмотреть богиню со спины, чтобы ничто в ней не осталось скрыто для восхищенного созерцания. Поэтому без труда можно войти через другую дверь и любоваться красотой Афродиты сзади.

14. Решив осмотреть богиню целиком, мы обогнули святилище и подошли к нему сзади. И когда женщина, которой вверено хранение ключей, растворила перед нами дверь, мы замерли, пораженные зрелищем дивной красоты. Афинянин, еще совсем недавно смотревший спокойно, лишь только увидел те части, которые напомнили ему мальчиков, вдруг закричал, обезумев больше Харикла: «О Геракл! Какая соразмерная спина! Какие полные бока — как раз по ладоням, обнимающим их! Какой красивой линией изгибаются мышцы ягодиц! Они и не прилегают слишком плотно к костям из-за худобы, и не расплываются в чрезмерной полноте и тучности. А как сладостны улыбки ямочек, запечатлевшихся по обеим сторонам бедер, — и сказать нельзя! Как совершенны пропорции бедра и голени, прямая линия которой тянется до самой стопы! Таков, без сомнения, Ганимед, наливающий в небе Зевсу сладкий нектар. А от Гебы, если бы она стала мне прислуживать, я не принял бы напитка». Пока Калликратид выкрикивал все это как одержимый, Харикл почти застыл от необычайного восхищения, а глаза его от страсти подернулись томной влагой.