Гроза над Миром - Венедикт Ли

 – Раком ставь ее, раком! – завопил Сак.

 Трей держал цепь у самого ошейника и, перехватив другой рукой голую Марину за талию, вынуждал ее согнуться, встав на колени. Его длинный член гордо торчал из расстегнутых штанов, вместе с космами темных паховых волос.

 – В попу ее! Потом я! – дрожал от возбуждения Сак.

 Он придерживал голову Марины.

 – Какой у тебя ротик, девочка… Губки алые…

 Марина, низко опустив голову, жмурилась, стараясь его не видеть. И не заметила, как тень Урсулы закрыла дверной проем.

 Вопль. Глухой мягкий удар упавшего тела.

 – Сука…о-а-а-а!!

 Хруст, как сломали доску.

 – Тетенька, не надо!… Тете…

 Шершавая ладонь прикрыла Марине лицо.

 – Правильно. Не нужно смотреть… Идем! – и Урсула вывела Марину из кубрика.

 Маленький Ян молча встретил их обеих.

 – Сидеть тихо, пока не закончу, – Урсула знала, что Ян не задаст ненужных вопросов, а Марина еще не отошла от шока, ее всю трясло. Оставив детей в бывшей каюте Кэпа, Урсула потратила какое-то время на то, чтобы отправить на дно трупы матросов. Обратила внимание, что Сак был еще совсем мальчишкой. Года на три старше Дани…

 Вернулась к Марине и Яну.

 – Ты молодец, молодец, – Урсула провела пальцем по лбу Марины. – Оденься, я принесла твое платье.

 День медлительно угасал. Крупный желток солнца начинал постепенно плющиться у туманно-сиреневого горизонта, где через два часа должны показаться огни Ганы. С помощью ручной лебедки Урсула сумела поднять квадратный, разрисованный косыми красными полосами парус и стала к рулю. Было уже темно, когда она посадила баржу на мель в ста метрах от пологого, заросшего кустарником берега. С Мариной они пошли вброд, Ян, как всегда ехал у матери на закорках.

 – Не сахарные! – шепотом прикрикнула Урсула на девочку, но руки ее не выпустила, пока они не вышли на прибрежную полосу. Из вещей Урсула сохранила только бесполезный без стрел игломет, пользуясь им вместо трости. Кроме того, в поясе при ней были сто пятьдесят три реала, добытые в каюте Кэпа и карманах убитых матросов. А стоимость орхи в трюме покинутого суденышка составляла, по нынешним ценам, один миллион четыреста тридцать восемь тысяч, если, конечно, Кэп не прихвастнул, бахвалясь величиной груза. Будучи от природы тупоумной, Урсула с цифрами управлялась ловко.

 Ловко, ловко… Что? Мысль опять упорхнула, оставив короткое ощущение готового свершиться открытия. А потом забылась совсем.

 Ночь провели на берегу, километрах в двух от места высадки. По глотку воды вместо завтрака и через полчаса они уже были в бедняцком пригороде Ганы. Там их, порядком истрепавшаяся, одежда не привлекла ничьего внимания. Поели скромно в уличной забегаловке и потом, на первой же попавшейся барахолке, Урсула прикупила обновки самую малость получше их лохмотьев. Через день она повторила тот же трюк, но на толкучке побогаче.

 Теперь они с Мариной выглядели вполне пристойно: на Урсуле было длинное закрытое платье темно-серого цвета, такой же фасон и расцветка, только с синим отливом, достались Марине.

 – Цвета грязи, – пресекла ее протесты Урсула. – В дороге удобно. Мокасины не жмут? Потопчись.

 Обувь досталась Марине изящного кроя, даром, что слегка поношенная и девочка зарделась от удовольствия. Что же до своих собственных бахил, то Урсула на красоту плевала, лишь бы ноге было хорошо.

 Оставшихся денег как раз хватило на проезд до Вагнока. Грузо-пассажирский транспорт, хлопая грязными парусами под свежим ветром, бодро ковылял по изрытому водяными валами морю. Было пасмурно, временами срывался дождь. Ян хныкал, Марина лежала на койке бледно-зеленая, поднимаясь только, чтобы сходить в туалет. Лишь Урсуле все было нипочем: что качка, что грубая пища для пассажиров третьего класса.

 Через пять дней везущее их корыто, название которого так и не запало Урсуле в память, вошло в Большую бухту – великую гавань Острова. Волнение стихло. Урсула вместе с Яном и исхудавшей до прозрачности лица Мариной поднялась на палубу. Впереди берег изгибался, огромным полукругом охватывая горизонт, и растворялся в дымчатой дали. В порту торчал лес мачт, сновали грузчики. Дальше и выше по берегу теснились во множестве белостенные дома с черепичными крышами. После тревожных недавних событий, о которых много толковали в толпе пассажиров, город постепенно оживал, жизнь налаживалась.

 Корабль приблизился к берегу настолько, что стал виден дворец на вершине утеса – Гнездо Ваги. На флагштоке трепетало черно-желтое полотнище, штандарт первого адмирала. Марина взирала на все с жадным любопытством, Урсула равнодушно.

 – Он все ж победил! – сказал кто-то.

 Ответом был издевательский смех.

 Разговор этот Урсуле казался выше разумения, и она привычно игнорировала непонятные речи. Зорко глядела за толкущимся у ее ног Яном, да и за Мариной надо смотреть – глупая она еще. В голове вновь ожила надоевшая песенка.

 …Так повелось – идя вперед,

 Домой назад ты возвратишься.

 Сколько себя помнила, Урсула никогда раньше не бывала в столице Острова. Ощутила осторожное прикосновение Марины.

 – А куда мы пойдем в Вагноке?

15. ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ

 В коридоре послышался топот множества ног и Вага поднес револьвер к виску, решив выстрелить, когда начнут ломать дверь. Шаги замерли, словно люди остановились в нерешительности, послышался ослабленный толстой дверью голос:

 – Отец, это я – Пини! Откройте мне! Вы в безопасности.

 В секунды, когда он слышал голос дочери, Вага понял, что теперь мог бы спокойно умереть. «Но я стал слабодушен». Он хотел видеть Пини. «Или – это только сон?»

 Створки двери с треском распахнулись, и вновь поднять оружие Вага не успел. Услышал пронзительный вопль Тонки. Кто-то наступил ему на руку, забрал револьвер. В зыбком, струящемся перед глазами тумане, возникло бледное, бескровное лицо. Горящие глаза, растрепанные волосы, похожие на шевелящихся темных змей.

 Видение исчезло. Вокруг топтались грубые башмаки, сапоги, мокасины. Далекий, милый голос дочери произнес:

 – Выйти всем… Дайте ему покой.

 Я вошел, окинув взглядом просторную комнату. Наоми жила здесь раньше содержанкой Ваги, а теперь превращала это место в средоточие власти. Большой стол в центре комнаты завален бумагами, бесцеремонно конфискованными из кабинета первого адмирала – множество тайн переставали быть таковыми для Наоми и для меня тоже. Я гордился ее доверием.

 Уставши, Наоми лежала навзничь на диване, грязные босые ступни свесились к полу. Грудь ее медленно поднималась в такт дыханию, сквозь тонкую ткань блузки просвечивали темные кружки сосков. На белом лбу выступила испарина. Я расстегнул Наоми пояс длинной юбки, чтобы легче дышала.